— Я ожидал подвоха и приказал проследить за оставленной вами в городе девушкой. И когда вы явились на мою территорию, приказал привести ее сюда. Мне не нужны конфликты с Вонголой, однако вы первые напали на меня. Потому я вынужден прибегнуть к этому козырю. Либо вы меня отпускаете, и я покидаю здание, либо мозг этой девочки украсит пол моего склада.

Медленно и плавно Хоффман вытащил из кобуры, до сих пор скрытой пиджаком, пистолет. Встал рядом с охранником за спиной Киоко. А затем снял оружие с предохранителя и приставил дуло к виску девушки.

Киоко вздрогнула и умоляюще посмотрела на Тсуну, а тому показалось, что через него пропускают заряд в двести двадцать вольт. Его поджаривали на электрическом стуле, а он не издавал ни звука и лишь смотрел в глаза девушки, которая была ему дорога. Слишком дорога. Дороже чего бы то ни было. Вот только он понял это слишком поздно. Когда в ее висок посмотрела девятимиллиметровая бездна Преисподней.

— Сейчас мы уйдем, — тихо, вкрадчиво и абсолютно спокойно сообщил Хоффман. — Комната снабжена микрокамерами слежения, выводящими происходящее в реальном времени на мой дисплей. — Он поднял левую руку и продемонстрировал хранителям часы с крупным жидкокристаллическим экраном, вместо времени показывающий всё происходящее в комнате.

Тсуна сглотнул. Гокудера сжал кулаки, Ямамото бегал взглядом по комнате, пытаясь отыскать камеры, но не замечал их.

— После того, как я покину комнату, вы должны в течении десяти минут оставаться на месте, иначе я убью эту девочку. Десяти минут мне хватит, чтобы отъехать на безопасное расстояние. После этого я ее отпущу, а вы подберете. Не преследуйте нас.

— Где гарантия, что вы ее не убьете? — едва сдерживая злость, спросил Хаято, а немец саркастично усмехнулся.

— Нигде. Но я торговец и дорожу своей репутацией. Потому сделки всегда выполняю на высшем уровне. Итак, договорились?

Повисла тишина. Все ждали решения Савады, а он пустым взглядом смотрел в глаза Киоко и не мог выдавить из себя ни слова. «Это я виноват, я виноват, я виноват…»

— Договорились? — повторил немец и несильно надавил пистолетом на висок девушки. Киоко склонила голову, и Тсуна, запинаясь, прохрипел:

— До… говорились.

Его губы беззвучно прошептали: «Прости, Киоко-чан», — и девушка предприняла слабую попытку улыбнуться. Кляп не дал ей этого сделать, но в медовых глазах застыла благодарность и желание поддержать друга, вот только Тсуна не заметил, что там промелькнуло и еще одно чувство. Куда более сильное и важное.

— Отсчет пошел, — бросил торговец и лаской скользнул за дверь, прикрывая отход связанной девушкой. Охрана покинула комнату следом за ним, и топот ног, донесшийся из коридора, сообщил оставшимся в зале хранителям, что Хоффман спешно покинул здание.

В воцарившейся тишине Ямамото посмотрел на часы и поморщился. Оставаться здесь не хотелось, но и подставлять Киоко под удар он не мог. Вот только инстинкты шептали, что надо уходить…

— Тсуна, что будем делать? — осторожно спросил он, вернувшись к осмотру комнаты, но не двигаясь с места.

— Я… простите, — прошептал Савада и опустился на колени. В карих глазах блеснули слезы, но на грязный бетон не упали. Тсуна зажмурился и шумно выдохнул. Он пытался прогнать из мыслей образ Киоко, так преданно смотревшей на него, будто он был единственным лучиком света в беспроглядной мгле. Ведь Савада понимал, что на самом деле это он принес в ее мир темноту.

— Глупый маленький мальчик, — тихо сказала Лия, и Тсуна вздрогнул. — Ты ошибся. Пошел на поводу у эмоций. Не пожелал понять, что знания бесполезны, если их не подкрепляет логика. Скажи мне, ты вынес из этого всего урок?

— Я подставил… всех… Киоко… старшего брата… дедушку Тимотео… всех…

— Точно так. Но скажи, ты хотел этого?

— Нет! — Тсуна вскинулся и посмотрел на Лию полными немого ужаса глазами. — Я не хотел, я…

— Ты сглупил, — вынесла вердикт призрак и присела на пол рядом с Хозяином. — Скажи мне, сначала надо думать или делать?

— Ду… думать…

— А эмоции надо подавлять или надо вестись у них на поводу?

— Пода… влять…

— И кому в первую очередь нельзя верить, Тсуна? Кто может подвести в любой момент, хотя кажется, что никогда не подведет?

— Я… сам?

Тихий шепот Савады прервал его тяжелый вздох. Парень шмыгнул носом и уставился в пол, а Лия едва слышно спросила:

— Вот и скажи, Тсунаёши, что важнее всего? Вера в чудо или логический расчет? Скажи, ты вынес из всего этого урок?

— Я… не подставлю друзей… больше… я буду думать… не подставлю… никогда…

— Молодец, ответ правильный, — улыбнулась призрак и осторожно обняла парня за плечи, прижав к себе.

Недоуменно Хранители смотрели на то, как их друг, прижавшись к кому-то невидимому и сжавшись в комок, кусает губы, сжимает кулаки и жмурится, отчаянно стараясь не разрыдаться. А Тсуна, прижимаясь к давно умершему человеку, впервые не чувствовал холода от ее прикосновений. Он отпускал собственную боль, найдя ту самую поддержку, которой ему не хватало во всех прошлых неприятностях. Объятия, сравнимые своим теплом и нежностью с материнскими.

— Глупый мой Тсунаёши, — прошептала Лия, аккуратно поглаживая парня по растрепанным волосам. — Тебе очень больно, но теперь ты знаешь, к чему приводит поспешное решение. Прости, я не хотела, чтобы ты грустил. Однако скоро всё станет еще хуже. И если сейчас ты не научишься быть сильным и думать на десять ходов вперед, закончишь… плачевно. Погибнешь в муках, один, сломанный… Эта судьба слишком страшна. Обойди ее. Ты слишком светлый человечек для подобного финала. Прости себя за эту глупость, исправь ее последствия и не совершай новых. Это будет твое искупление и твоя защита от новых бед.

— Но Киоко-чан…

— Она поймет и простит. Ведь ты ей очень дорог. А еще она в тебя верит.

— Я ее подвел…

— Да. Но больше не подведешь. Так ведь?

— Да! — Тсуна поднял голову и посмотрел на Лию. Она улыбалась. И осторожно стерев слезы с глаз Савады, призрак прошептала:

— Вот и молодец. Живые могут исправить свои ошибки. Потому просто продолжай жить. И не допускай новых.

Тсуна кивнул и слабо улыбнулся. Он чувствовал себя пятилетним ребенком, который поранился в песочнице, потеряв все свои игрушки, и разревелся, и которого мама, немного пожурив, утешила, подарив ему чувство абсолютной защищенности. И боль постепенно уходила, как уходили разочарования, печали и сомнения. Призрак была права: на ошибках люди учатся, и чем серьезнее ошибка, тем сильнее урок.

— Вот и молодец, — улыбнулась Страж, продолжая кончиками пальцев вытирать слезы Хозяина, не замечавшего всегда пугавших его загноившихся ран. — Давай вытрем слезы и подумаем, что нам теперь делать, да?

Савада кивнул и, уткнувшись лбом в плечо Лии, шумно выдохнул. А в следующую секунду он взял себя в руки, поднялся, шепнул Стражу: «Спасибо!» — и посмотрел на друзей.

— Надо уходить, — нервно бросил Хаято, — мне не нравится его условие. Десять минут — это слишком много.

— Уверен, это ловушка, — поддержал подрывника мечник.

— Мы не уйдем. Иначе Киоко-чан пострадает, — ответил Тсуна и зажег Пламя Предсмертной Воли. Вот только ни он сам, ни его взгляд не изменились. В нем была всё та же решимость, независящая от наличия Пламени, что загорелась в карих глазах, когда Тсуна поднялся с пола.

— Тогда что делать? — нахмурился Гокудера.

— Зажигаем Пламя, достаем оружие, — Тсуна натянул варежки, вынув их из кармана пиджака, и они тут же превратились в окутанные оранжевым пламенем перчатки Вонголы. — Если что, отбиваем атаку.

Ожерелье мечника и пояс Хаято мгновенно полыхнули Пламенем, и парни, встав в круг, приготовились отражать нападение.

— Если здесь будет…

Договорить Тсуна не успел.

Дикий грохот заглушил все звуки, и земля содрогнулась. А в следующую секунду старое здание сложилось, будто карточный домик. И взрывная волна, промчавшись по окрестностям, выбила стекла соседних домов. Огненные языки заплясали на старых деревянных балках, осколки кирпичей прокатились по почерневшему асфальту, серая пыль темным облаком взметнулась в воздух.