— А еще, когда дона Скуало якобы съела акула, — добавил Фукс, — он подумал, что умереть так — это правильно. Согласись, достойные мысли, хоть и не вяжутся с привычным тебе образом Ямамото Такеши. Не так ли, герр Савада?

«Вот этого не стоило говорить», — мысленно возмутился Тсуна, а Фукс рассмеялся и, облокотившись на спинку дивана, которой для него не существовало, ответил:

— Но я очень хотел тебе об этом рассказать. Потому как из всех твоих Хранителей этот самый надежный. Нет, конечно, Гокудера-сан и Сасагава-кун тоже безумно верные друзья, — поспешил уточнить Страж, заметив раздражение Хозяина, — но господин Хаято слишком вспыльчив, а мсье Рёхей «без царя в голове», то есть не слишком рассудителен, мягко говоря. А вот мечник умеет думать и анализировать, не склонен к резкости, обладает отличными инстинктами и верен тебе. Так что его советы, полагаю, будут наиболее конструктивны. Именно эту мысль я хотел до тебя донести, и потому рассказал о том случае. Ведь вряд ли ты бы мне поверил, если бы продолжал воспринимать Ямамото-доно как обычного весельчака, неспособного на глубокие размышления.

«Я… не…» — мысли путались в голове Савады, плутая между его собственными ощущениями, воспоминаниями и сомнениями, а попытка проанализировать поведение друга ни к чему не привела: слишком редко Тсуна задумывался о том, каковы его друзья в душе, и потому слишком редко обращал он внимание на их поведение, сосредоточившись на собственных проблемах. И Фукс в который раз за вечер победно усмехнулся. Ведь показать Саваде, что он слишком мало знает об окружающих его людях, было частью плана барона.

— Теперь моя очередь, — прервал затянувшееся молчание Гокудера. — А вопрос в том, как я про себя называл Бьянки, когда она кормила меня своими «шедеврами кулинарии» перед концертами.

Курильщик слегка побледнел, вспомнив о сестре и ее отравленной кулинарии, которой она потчевала его в детстве. А вот Тсуна приободрился и решил все размышления оставить «на потом», передав Стражу запрос и попросив не добавлять ничего лишнего. Вольфрам развел руками и ответил, что и так не собирался ничего добавлять, а прозвище для Бьянки Хаято придумал «забавное» — «розовый Калигула», в честь знаменитого отравителя. Тсуна прыснул, а озвучив ответ, спросил у друга, почему именно «розовый», на что получил логичный ответ:

— Она с детства волосы в розовый красила, а я не понимал, зачем. Глупо же! Вот и придумал такое прозвище.

Все, кроме Мукуро, рассмеялись, и даже Хром прыснула в кулачок, а вот иллюзионисту было не до смеха. Ему нужно было задать провокационный вопрос, однако он уже понял, что Страж не так прост, как думает Савада, и потому решил не затрагивать тем, связанных с семьей Эстранео. Он решил пойти иным путем…

— Хорошо, что вам всем весело, но мы собрались не ради вечера воспоминаний и шуток, — протянул он и смех разом затих, а Гокудера закатил глаза, раздраженно фыркнув. — Мой вопрос будет посложнее. Я прошел все Шесть Путей, а потому собираюсь задать вопрос, не касающийся знаний этого мира.

Все напряглись, а Фукс улыбнулся. Беспечно и совершенно не фальшиво.

— Ад Великого Жара. Расскажи, какие слова я чаще всего повторял грешникам, нанося им удары?

Тсуна вздрогнул и растерянно посмотрел на Мукуро. Тот ехидно улыбался, но даже Саваде было ясно, что это лишь маска. Ведь глаза, такие разные, но всё же абсолютно одинаковые, горели ненавистью.

Фукс поправил манжеты камзола и, дождавшись, когда Хозяин сделает запрос, обратился к нему:

— Знаешь, дон Савада, у меня для тебя всё же есть пояснение.

«Не надо!» — чуть ли не взвыл Тсуна, но Фукс покачал головой и тихо сказал:

— Ты не поймешь, почему сэр Мукуро так ненавидит этот Ад, пока я не поясню, что это такое. Потому я должен рассказать.

«Это нечестно по отношению к Мукуро!»

— Отнюдь. Ведь он сам задал этот вопрос. И понимает, что Гокудера-сан уже в курсе того, где он побывал.

«Гокудера знает?»

— И ты мог бы узнать, если бы достаточно подробно изучал буддизм и строение восточных Адов.

«Тогда ладно», — Савада сдался, а Фукс кивнул и начал рассказ:

— Понимаешь ли, тот Ад, где трудился пан Мукуро в обличье служителя Владыки Мертвых, был Адом Великого Жара. Там грешников прижигают раскаленным копьем, пока пламя не пойдет изо рта и из носа, а вдобавок безжалостно терзают трезубцами. Собственно, именно за трезубец и отвечал Мукуро-кун. Любопытно что именно его он выбрал в качестве оружия, не правда ли? Символично…

Тсуна сглотнул, а Вольф предпочел промолчать о том, что Мукуро выбрал трезубец не только из-за его символичности, но и потому, что, обретя воспоминания о службе Владыке Мертвых, вспомнил и как обращаться с этим оружием. И знания, накопленные за долгие, очень долгие годы в Аду, где единственной его работой было нанесение ударов трезубцем, прочно отложились в его голове. И потому он прекрасно владел этим оружием — лучше, чем каким-либо еще…

— И вот, нанося самые страшные удары трезубцем, сэр Мукуро любил повторять: «Это твоя кара. За что ты получил ее? Впрочем, мне всё равно. Плати».

Тяжелый вздох. По позвоночнику Десятого босса Вонголы промаршировал стройный ряд мурашек. Он зябко поежился и встряхнулся, а затем тихо спросил:

— Мукуро, мне это при всех повторить?

— А что в этом такого? — с усмешкой ответил иллюзионист. — Не считаю нужным это скрывать: те слова были верны.

— «Это твоя кара. За что ты получил ее? Впрочем, мне всё равно. Плати», — практически прошептал Тсуна, и Мукуро хищно ухмыльнулся, вглядываясь в его глаза.

— Всегда приходится платить, запомни, Савада. За всё. И за зло, и за добро. Ведь те грешники совершали и хорошие поступки. Но всё равно не увидели в Аду ничего приятного.

— Мукуро, а почему ты сражаешься трезубцем? — еще тише, хотя это было практически невозможно, спросил Савада и буквально заставил себя оторвать взгляд от пола и посмотреть в глаза иллюзиониста. Но на его лице застыла маска абсолютного презрения.

— Склонен думать, что Страж просветил тебя обо всех деталях моей работы, не так ли? — всё тем же саркастичным тоном спросил он, и Фукс нахмурился. — Ты бы вряд ли сам догадался, что я наносил удары именно трезубцем, не так ли?

— Слушай меня, — быстро затараторил Фукс, склонившись к уху Хозяина, и тот чуть не подпрыгнул, почувствовав на щеке холод, хотя у призрака отсутствовало дыхание. Просто мороз пробежал вдруг по коже…

— Что такое, он хочет сбить тебя с мысли, Савада? — вклинился Мукуро, но не предпринял попытку подняться. На это сил у него уже не было. — Хочет рассказать еще одну мою тайну?

— Плевать на тайны, — Фукус быстро просматривал мысли иллюзиониста, но тот, как недавно с Лией, пытался их запутать. Вот только получалось плохо, ведь сейчас ему надо было не просто решить, нанести удар или нет, но и продумать план того, как обойти Стража артефакта всезнания.

— Он хочет заставить тебя не верить нам, как твоя Лия?

— У меня всего одна просьба, герр Савада. Спроси его: «Как ты думаешь, почему Наги всё еще верит в чудо и в тебя?» Просто скажи ему, что я прошу дать ответ.

— Зачем?! — воскликнул Тсуна, вскакивая с дивана.

— Потому что я очень хочу дать Рокудо Мукуро ответ на этот вопрос, — ответил Вольф.

Савада смотрел в глаза Стража и думал, стоит ли выполнять его просьбу, а Вольф считывал его мысли и молчал, опершись ладонями о спинку дивана и ничем не выдавая своего презрения к иллюзионисту. Он был спокоен, как и всегда, и даже в глазах не читалось ни тени тревоги. Впрочем, Страж на самом деле ее не испытывал…

— Что такое, Савада? Тебя пытаются настроить против меня? — рассмеялся фокусник.

— Нет… — голос Десятого снова перешел на шепот, а его взгляд опять устремился в пол.

— Джудайме, что сказал этот тип? — нахмурившись и тоже поднявшись, спросил Хаято. Глаза цвета потускневшего серебра бегали по темной комнате, пытаясь отыскать невидимого призрака.

— Он попросил передать кое-что Мукуро… спросить у него…