Барон улыбнулся. Широко и открыто. А затем его ладони легли на плечи Савады, сидевшего прямо перед ним.

— Знаешь, герр Савада, у твоего Тумана очень любопытные мысли. Не стану их озвучивать, но дам совет. Прислушайся к господину Хаято. Его идеи намного менее опасны. Да и семья Эстранео целее будет.

Тсуна вздрогнул, а Мукуро впился в него немигающим взглядом. Вот только никого, кроме босса ненавистной мафии, не увидел.

— Давайте выслушаем все предложения, и только потом решим, что делать. Все вместе, — осторожно попросил Тсуна, обращаясь сразу и к Вольфу, и к Мукуро, и Страж усмехнулся. Это была победа. Ведь повлиять на всех, как на Саваду, Мукуро не смог бы. Но он бы наверняка попытался…

========== 20) Когда озвучивают правду ==========

Разговор затянулся. Хранители сидели в старом зале Коуё-Ленда, активно предлагая различные способы проверки верности Стражи и правдивости Книги, и Мукуро постепенно становился всё бледнее. «Случайные» слова Фукса о том, что время ужина давно прошло, заставило Саваду всполошиться и предложить друзьям сбегать за провизией, а затем продолжить обсуждение, в результате чего Рёхей вызвался в одиночку сбегать в магазин, мотивировав это тем, что пробежка полезна для здоровья. На самом же деле ему несколько надоела дискуссия, в которой иллюзионист постоянно пытался подколоть коллег, Гокудера скрипел зубами и порой срывался, а Ямамото и Тсуна усердно играли роль миротворческого контингента, в то время как Хром старательно сливалась с диваном и делала вид, будто ее в комнате вообще нет. В результате друзья выдали боксеру заказы и деньги на них, иллюзионист отказался от помощи Сасагавы, сказав, что в Кокуё много рамена, и он с товарищами поужинает после ухода незваных гостей, а Тсуна отозвал боксера в сторонку и выдал довольно много денег, попросив купить на всех готовый мисо-суп и онигири. На вопрос Сасагавы, зачем это нужно, Тсуна уклончиво ответил, что такая еда полезнее для желудка, чем заказанные парнями чипсы, и боксер умчался, похвалив Саваду за сообразительность и заботу о здоровье друзей. Истина же крылась в том, что недавно Тсуна прочел в интернете о питании в больницах и о том, что тяжелую пищу ослабленному организму принимать нельзя, а рамен явно к «легкой» пище не относился. Причиной же подобного любопытства ленивого парня стало то, что после выписки он серьезно призадумался, как бы выкручивался, окажись тогда на берегу реки без Лии и без знаний об оказании первой помощи, а потому постарался прочитать то, что смог понять, о последствиях комы, уходе за больными и правилах первой помощи. И вот сейчас Тсуна просто решил хоть немного позаботиться об иллюзионистах, и так ослабленных болезнями, да еще и живших в ужасных условиях.

Но где же ты был раньше, Савада Тсунаёши? И почему не замечал, как жили твои друзья? А может, ты просто не хотел этого замечать?..

Возвращение Рёхея ознаменовал небольшой скандал, а точнее, попытка Мукуро выяснить, с чего вдруг Савада решил потратить столько денег, но Гокудера ответил, что если босс заботится о своих людях, значит, это хороший босс, и нечего из-за этого устраивать сцены. Собственно, Мукуро как обычно ответил, что Тсуне он не подчиняется, и началась словесная перепалка, но Ямамото остановил ее, вернув друзей к реальности напоминанием о том, что собрались они здесь не для обсуждения характера Тсуны. «И его кошелька», — добавил Вольф, но его, конечно же, не услышал никто, кроме предмета обсуждения. Тот же лишь пожал плечами и, наивно посмотрев на Мукуро, в который раз сказал то, что пришло на ум и попало прямо в цель:

— Мукуро, ты, наверное, не привык в шумной компании есть, но раз уж мы, похоже, засидимся допоздна, то почему бы не поужинать всем вместе? Потому что еда на мои деньги куплена? Так она для всех.

Иллюзионист с удовольствием бы возразил человеку, которого порой хотел убить на месте, но не мог потерять, однако тут Савада добавил нечто странное — нечто, чего и сам от себя не ожидал:

— Да и Хром же явно проголодалась. Зачем ей ждать еще непонятно сколько?

Мукуро покосился на девушку, которая тут же поправила юбку, расправив складки, и пробормотала, глядя в пол:

— Мукуро-сама, я подожду, если надо, Вы же знаете…

— Глупости. Можешь ужинать сейчас, к чему ждать, если наш обожаемый «босс», — в это слово было вложено столько яда, что Тсуна невольно поежился, — решил занять всё наше свободное время собственными проблемами?

— А Вы? — осторожно спросила Хром, и иллюзионист усмехнулся.

— Я, пожалуй, тоже перекушу, но потом верну Саваде деньги. Обязательства перед мафией мне не нужны, даже столь ничтожные.

— Ладно, — почесав кончик носа, ответил Тсуна, — только я не знаю, сколько это всё стоило.

— А я не помню, — пожал плечами Рёхей. Никто не заметил, что боксер слукавил, ведь прозвучала его реплика крайне естественно.

Мукуро фыркнул и приступил к трапезе, решив вернуть долг после того, как уточнит в круглосуточном супермаркете стоимость своего ужина и ужина своей помощницы. Тсуна же мысленно ликовал, раздумывая, как бы потом отказаться от возврата денег под благовидным предлогом. А разговор снова вернулся к изначальной теме, и около десяти вечера был составлен план, одобренный всеми Хранителями. Разве что Мукуро был недоволен, поскольку многие его идеи зарубил на корню Хаято, да и сам подрывник разозлился на иллюзиониста за некоторые его идеи, которые могли поставить в опасность Тсуну и людей, не имевших отношения к Книге. Тсуна же был всем доволен, равно как и Фукс, несколько раз отвергавший невыгодные ему предложения Мукуро, делая пространные замечания, трактовавшиеся Савадой так, как нужно было Стражу. Ведь Книга Всезнания — и впрямь страшное оружие, намного страшнее водородной бомбы. Оно не убивает — оно проникает в сознание, давая тому иллюзию абсолютной власти и даруя удивительные знания. Но лишь Стражи, прожившие с абсолютным знанием бок о бок не один десяток лет, умели пользоваться им. Ведь на их стороне был опыт многих поколений, а еще они знали и принимали саму суть демонического артефакта. Его беспощадность, окутанную безразличием.

Первым пунктом было решено проверить, на самом ли деле Книга знает всё на свете, и потому каждый из присутствовавших задал по одному вопросу, касавшемуся их прошлого. Ответ мог знать лишь сам спрашивающий, и потому вмешательство кого-то постороннего было исключено. На вопрос Рёхея о том, как он в детстве про себя называл сестру, Книга ответила: «Маленький рисовый шарик», — и Рёхей громко расхохотался, заявив: «Давненько не вспоминал я об этом прозвище, забавные деньки были! У Киоко щечки такие пухлые были, что я вечно так ее про себя называл, но вслух не решался — девочки обидчивые!» «Киоко-тян была пухленькой?» — опешил Тсуна мысленно. «Все дети пухленькие, посмотри на Ламбо и Реборна», — было ему ответом Стража. А вот Гокудера поспешил съязвить о том, что только недалекого ума человек мог сравнить ребенка с онигири… но скандал всё же не начался. От него всех спас Такеши, задав второй вопрос:

— О чем я подумал, когда понял, что стиль Шигуре Соен Рю, стиль моего отца, на самом деле не был побежден Скуало?

Передав запрос Книге, Тсуна думал, что получит ответ в стиле: «Значит, этот стиль на самом деле непревзойден», — или нечто оптимистичное, «в духе Такеши». Вот только прозвучавшие слова его поразили.

— «Если тот человек, которого победил этот мечник, и правда владел стилем Шигуре Соен Рю, значит, я знаю, в чем секрет этой техники. Я смогу победить. И я это сделаю. Потому что не имею права подвести старика. Не имею права оставить его одного».

— Верно, — ответил Ямамото, когда Тсуна озвучил эти слова, и почесал затылок, смущенно рассмеявшись. А вот Гокудера и Савада переглянулись, никак не ожидав от друга подобного хода мыслей. И только Мукуро ничуть не удивился, ведь он не только понимал, что характер мечника куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, но и никогда не доверял ему, а потому видел в его улыбках исключительно фальшь. Хотя фальшью они не были — лишь привычкой, превратившейся во вторую натуру ребенка, слишком рано лишившегося матери и испугавшегося потерять отца. А он не мог его потерять. И потому улыбался в любой ситуации, лишь бы не добавлять окружающему миру темных красок. И ему понравилось дарить миру радость. Но это не значило, что он не видел мрака, царившего вокруг, или не понимал, что его порождает.