— Наслаждаешься видом? — раздался за его спиной тихий, вкрадчивый, но отнюдь не заинтересованный в ответе женский голос.
— Именно так, — ответил мужчина и улыбнулся.
Словно спазм расчертил приятное, возможно даже красивое лицо, которое портил лишь тонкий белый шрам на левой щеке.
— Когда мы уезжаем отсюда? — Изящные ладони легли на плечи мужчины. Тонкие пальцы с короткими ухоженными ногтями сжались, и мужчина довольно усмехнулся. Снова.
— Ты мастер массажа, — протянул он и всё же ответил на вопрос: — Здесь нам больше делать нечего, а вот Египет кажется мне заманчивым вариантом. То и дело повстанцы поднимают голову и жаждут продолжить сражения. Надо бы связаться с командующими обеих сторон, возможно, мы сумеем снова разыграть крупную партию.
— Обожаю эту черту в тебе, — прошептали пухлые ненакрашенные губы, почти касаясь уха мужчины.
— Мы похожи, потому тебя и привлекает моя скромная персона, — ответил мужчина. Серые глаза безразлично скользнули по залитому рассветным кармином небу и застыли на видневшейся вдалеке мечети.
— Война — это Ад, — промурлыкала женщина, продолжая сеанс массажа.
— Но даже Ад может быть полезен, если у тебя есть пути отступления, — дополнил наслаждавшийся ее прикосновениями человек.
Где-то далеко, на горизонте, взметнулось в воздух облако пепла. Дрожь прошла по земле, пошатнув тянувшиеся к небу высотки. Приглушенный грохот проник сквозь толстый стеклопакет в залитую мягким бежевым светом комнату.
— Пора, вертолет нас уже ждет, — скомандовал мужчина и, развернувшись на каблуках, быстрым шагом направился к двери. На ходу он приглаживал идеально уложенные светлые волосы, а в серых глазах не было и тени беспокойства — лишь холодный расчет.
— Прощай, очередная бомба, — пухлые губы женщины искривились в усмешке, а карие глаза скользнули безразличным взглядом по облаку пепла. — И прощай, город!
Женщина поспешила следом за напарником, и вскоре комната погрузилась в тишину. Рассеянный тусклый свет из теплого превратился в отрешенный, окно слепо взирало вниз, на туман. Зашумели на крыше лопасти винтов, приняло небо очередную машину, созданную людьми, решившими, будто участь Икара их никогда не постигнет. А где-то там, возле оседавшей на землю пыли, раздался новый взрыв — боевая ракета, лишняя в безоблачном сером небе, рухнула вниз. На дома, превратившиеся за секунду в склепы.
========== 15) Приходя в движение ==========
Комментарий к 15) Приходя в движение
«Ямато надешико» — термин, обозначающий патриархальный идеал женщины в Японии. С давних времен и до наших дней этот образ не изменился: ямато надешико обязаны быть женственными, верными, мудрыми, к тому же они не имеют права идти наперекор мужчине. Этот образ подразумевает, что женщина не будет прекословить, всегда поддержит своего мужа, не станет предъявлять ему претензий или требований, а также не скажет напрямик, что он не прав — она мягко и ненавязчиво должна подтолкнуть мужчину к верному решению, если считает его выбор ошибочным, но если не удастся, примет его решение с покорностью. Она всегда поддержит и подбодрит мужчину, какой бы сложной и тяжелой ни была ситуация, всегда будет на его стороне. И несмотря на то, что вымышленные образы «цундере», «яндере» и прочие вытеснили образ ямато надешико с пьедестала в литературе, в жизни он все так же ценится, и женщин, соответствующих ему, очень уважают. А теперь вопрос: вам это никого не напоминает, дорогие Читатели? Если присмотреться к героям «Реборна», становится ясно, что характеры Наны и Киоко базируются именно на этом образе. То же можно сказать и о Хром, однако чуть в меньшей степени. Пишу это я для того, чтобы не возникло вопросов об ООС, ведь в дальнейшем я попытаюсь раскрыть образы этих леди. Надеюсь на ваше понимание, если с чем-то будете не согласны, Автор всегда готов к дискуссии) Всем добра!
Дни поползли вязкой серой туманной дымкой, монотонной и бесконечной, как дорога, уходящая за горизонт. Тсуна просыпался, безразлично смотрел на ставшие родными трещины, рассекавшие потолок на неровные серые островки, и снова закрывал глаза. С каждым днем он всё чаще притворялся спящим, чтобы как можно меньше подвергаться расспросам соседей по палате, и каждый раз, как падала на его мир черная пелена век, начинался диалог. Мысли сплетались со звучавшими лишь для Савады ответами призрака далекого прошлого, его смех перекликался с улыбками закутавшегося в одеяло с головой паренька, а порой звучавшие заветные слова, обращенные к Книге, вызывали у будущего босса Вонголы всё меньше отторжения. Вольф ворчал, говоря, что «этот глупый пароль лишь притормаживает беседу», Савада согласно кивал, постепенно забывая о том, как боялся произносить эту фразу. Ведь если грех поощряют, он перестает казаться опасным.
Лия не появлялась, и на расспросы Савады Вольф отвечал, что она отправилась проводить воспитательную беседу с «младшенькой» — с Ребеккой, которая, по мнению коллег, оплошала, не сумев поддержать Хозяина в трудной ситуации. И целую неделю от Первого Стража не было ни слуху ни духу, а Второй говорил, что с Ребеккой вообще сложно о чем-то говорить. Тсуна понимающе вздыхал, вспоминая перепуганную насмерть окровавленную девушку, а Вольф безмятежно улыбался, глядя в серый унылый потолок. Окно ему было неинтересно, как и небо за ним. Как и облака, стройной шеренгой пушистых клубов сладкой ваты пересекавшие его под командованием ветра. Призраку был важен лишь унылый потолок и Хозяин, за неделю настолько привязавшийся к Стражу, что называл его другом и не мог представить монотонного нахождения в больнице без диалогов с ним. А где-то неподалеку приходили в себя его живые друзья.
Первым потребовал выписки Сасагава, и врачи, сочтя его состояние вполне стабильным, отправили боксера долечиваться дома. Вторым это сделал Ямамото, сказавший, что в больнице ему лежать скучно, но получивший категорический отказ. Временами он навещал Саваду, а Савада навещал его, но стоило лишь медсестрам заметить больных, которым был прописан постельный режим, в чужой палате, как им начинали угрожать болезненными уколами и переводом «куда подальше», а потому такие вылазки совершались парнями нечасто. Гокудера же в себя пришел довольно быстро, но сил у него не хватало даже на то, чтобы подняться с кровати, а потому, навещая «Правую руку» и рассказывая ему о том, как проходит лечение остальных, Тсуна мысленно корил себя за состояние друга. Вольфрам же лишь подливал масла в огонь, поясняя, что благодаря отвару из трав парни еще «легко отделались», и это спокойствия Саваде не добавляло. Мукуро же навестить возможности не было вовсе, поскольку после четырех дней в реанимации его перевели в одиночную палату, куда допускался лишь медперсонал. Да и сам Тсуна отлично понимал, что иллюзионист его видеть не захочет, а потому в дальнее крыло отделения прокрасться не пытался.
Монотонный поток будней прерывали порой яркие блики солнечных зайчиков, вспыхивавшие каждый вечер в часы посещений. Мать навещала Тсуну в сопровождении шестилетних детей, уже давно узнавших, что такое оружие. Детей, цеплявшихся за детство, которого их пытались лишить, выдав гранаты вместо волчков. Ламбо, Хранитель Грозы семьи Вонгола, одетый в пижаму коровьей расцветки, пугал медсестер, выуживая из своего «афро» огромные предметы, непонятно каким чудом помещавшиеся в кудряшках. И-пин, щурясь, вглядывалась в размытый мир и, найдя в нем в очередной раз набедокурившего друга, устраивала тому выволочку, спасая медсестер от очередного шока. Очки И-пин носить не могла, мир казался ей смазанным акварельным пятном, на которое недовольный художник выплеснул графин воды, но четкие, точные, мощные удары девочки всегда достигали цели, даже если наносить их приходилось по лучшему другу, постоянно нарывавшемуся на скандал, драку или просто выволочку. И эта суматошная беготня, когда-то раздражавшая Тсуну, сейчас всё так же вызывала у него тяжкие вздохи и стоны: «Сколько же можно?!» — но несмотря на это где-то в подсознании проскальзывала мысль: «Хорошо, когда жизнь такая яркая. Не спутаешь с могилой». И тогда Вольфрам смеялся, отвечая: «Жизнь от смерти отличить просто: живой еще может что-то изменить».
