— Дыши через нос, это тяжело, но постарайся, — затараторил Савада. — Не верь мне, не надо, можешь даже ненавидеть, но сейчас сделай так, как она говорит: она знает всё о том, как тебе помочь, поэтому сделай это, Мукуро…
Хранитель Тумана, судорожно пытавшийся сделать вдох, но неизбежно начинавший кашлять, закрыл глаза. Он знал, что надо дышать носом, но это было слишком тяжело, и когда такие приступы случались (к счастью, всё реже), он порой терял сознание, потому что не мог остановить кашель. Потому что не мог сделать вдох носом… Но ведь он не имел права быть слабым перед Савадой Тсунаёши, будущим боссом ненавистной ему мафии, разве не так?..
— Подтяни колени к животу, обхвати их руками, полностью расслабься и старайся дышать носом. Главное не давись. Только не давись, а если в горле першит, держись: пусть будет неприятно, но не кашляй. И тебе надо срочно согреться, но для этого надо пройти к пещере неподалеку. Сейчас согреть тебя могу только я, но сначала тебе надо хоть немного успокоить дыхание. Давай, Мукуро, дыши через нос; ты сможешь, это же ты.
«Это же ты». Самые жестокие слова, которые Савада мог сказать сейчас иллюзионисту. Рокудо Мукуро не мог показать ему свою слабость, ведь… «это же он». А потому фокусник подтянул колени к груди, обхватил их и попытался расслабиться — получалось плохо, грудь и живот сводили спазмы, а горло словно рвало крупной наждачкой. Тсуна же скинул рубашку, скрутил ее аккуратным кульком и подпихнул под щеку товарища. Трахея была хоть немного выпрямлена, спазм мышц горла на одну сотую долю спал.
— Теперь просто расслабься, рот должен быть приоткрыт, чтобы слюна стекала: лучше не сглатывать, не напрягать шею. И прости, Лия говорит, что если тебе будет холодно, станет только хуже. Так что извини, я тут рядом лягу… Блин, короче, просто не бей меня, ладно? Я просто буду… грелкой, вот.
Лия ухмыльнулась. Очень вовремя она сказала: «Побудь живой грелкой», — Тсуна тут же использовал слово по назначению. Мукуро не ответил боссу ненавистной мафии — он продолжал кашлять, всеми силами стараясь дышать носом. Тсуна же лег у него за спиной и прижал иллюзиониста к себе, а затем затараторил:
— Так, Лия говорит, что ты слишком стараешься не закашляться и этим напрягаешь горло. Сконцентрируйся на том, чтобы сделать вдох носом, забудь о горле, словно его и нет. Я как-то не очень понял, но… она говорит, попробуй дышать, словно ты на аппарате, словно дыхание не твое. Делай вдох сам, но полностью расслабься, пусть воздух проникает в легкие без напряжения. И главное, не препятствуй вздоху через рот, а то это приводит к новым спазмам. Если совсем немного кислорода попадет через рот, это не страшно. Главное основной вдох делать носом.
«Об этом врачи никогда не говорили», — промелькнуло в голове иллюзиониста, и память услужливо подкинула воспоминания о том, как его легкие наполнял кислород из баллона. Аппарат искусственного дыхания медленно расширял их, наполняя живительным газом, а затем заставлял опадать, и эти мерзкие, страшные, отвратительные воспоминания почему-то вдруг не вызвали отторжения. Ведь тогда ему и правда было легко дышать…
Мукуро расслабился и позволил кислороду течь свободно, как ему заблагорассудится. Он перестал пытаться не дышать через рот, как советовали врачи, и делать вдох исключительно носом. Закрыв глаза и ощущая, как по замерзшему телу со спины разливается живительное тепло, он медленно и очень осторожно потянул носом воздух. Спазм сдавил горло, но Савада надавил на живот иллюзиониста, и воздух с тихим свистом покинул легкие, а мерное бормотание над ухом о том, что надо дышать очень осторожно и неглубоко, почему-то помогало расслабиться и преодолеть спазмы. Медленно, но верно дыхание Мукуро выравнивалось, всё реже спазмы переходили в кровавый хриплый кашель, всё ровнее билось его сердце и всё тяжелее становились веки. Наконец, он сумел окончательно справиться с не на шутку разошедшимся организмом и отрешенно подумал, что такого дикого приступа давно уже не было. После тюрьмы его легкие стали крайне слабыми, от сильного кашля могло начаться небольшое кровотечение, а остановить спазмы у него никогда не получалось, и они проходили сами собой, но сначала выматывали его до полного изнеможения, а то и до обморока. И только медикаменты могли исправить ситуацию, заставив легкие работать нормально. А вот сейчас, в один из сильнейших приступов, ему удалось справиться самому. И как? Благодаря помощи лидера ненавистной иллюзионисту мафии! Человека, из-за которого он пересмотрел свои взгляды на жизнь, но который буквально несколько часов назад показал, что абсолютно не доверяет своему Туману — ни на йоту. И это било по самолюбию, ведь несмотря ни на что, даже на собственные слова, Мукуро и впрямь ни разу не попытался навредить Вонголе. И от недоверия, выраженного так открыто и так безразлично, ему становилось… немного больно. Самую малость. И это раздражало, так же, как раздражал тот факт, что вся помощь иллюзиониста была забыта, но зато были припомнены старые грехи.
Нет, Рокудо Мукуро не хотел, чтобы Савада Тсунаёши ему поверил. Он просто хотел, чтобы человек, однажды показавший ему, что значит настоящая забота о друге, не смотрел на него как на абсолютного врага. Ведь Мукуро никогда не признался бы себе, что совсем немного, самую малость, хотел быть похожим на Саваду, потому и стал его Хранителем ради того, чтобы Вонгола защитила его друзей, Кена и Чикусу… Он просто больше не хотел быть один. Ведь одиночество иногда убивает сильнее ножа. Но Мукуро бы в этом никогда не признался, поскольку мафию он на самом деле ненавидел. Вот только ненавидеть Саваду не получалось: слишком он был не похож на мафиози. Слишком он был добр. А еще он оказался первым человеком, который показал иллюзионисту, что в жизни есть не только принцип: «Убей, или убьют тебя». Он пожалел своего врага. И это не давало Мукуро ненавидеть его, не давало захватить его тело и уничтожить мафию изнутри. И потому видеть в глазах человека, которого он всё же немного, самую малость ценил, то самое выражение неверия, как во времена битвы в Кокуё-Ленд, иллюзионисту было крайне неприятно. Это раздражало. Злило. А еще ему было немного больно…
Отдышавшись, Мукуро попытался встать, но Тсуна его не отпустил. Прижав иллюзиониста к себе, он быстро, но очень четко заговорил:
— Лия говорит, здесь неподалеку пещера. Ты отдышался, но если сейчас нагрузишь организм, приступ может повториться. Она говорит, тут два варианта. Первый: я тебя дотащу до пещеры, второй: ты создашь реальную иллюзию чего-то подвижного. Тебе просто нельзя сейчас идти. Я никому не скажу о том, что произошло, обещаю. Лия говорит, ты из-за этого переживаешь, но не надо. Я, может, и не особо умный, но если надо что-то сохранить в секрете, смогу не проболтаться. Так что это только между нами, ладно? Главное сейчас добраться до пещеры охотников, развести огонь и отогреться, а то заболеем окончательно. Ну что? Наверное, решишь Пламя использовать?
Мукуро молчал. Зажги он Пламя Предсмертной Воли, и все старания полетели бы к чертям — он бы не получил от Реборна столь нужную ему информацию и не сумел бы отомстить. Но и позволить Саваде себя нести… На это Мукуро никогда бы не пошел. А потому, сглотнув и пару раз вздохнув поглубже, парень мысленно кивнул самому себе и прохрипел:
— Я пойду сам. Ты поддержишь. Никакого Пламени.
— Лия, как так? — в голосе Савады сквозило искреннее непонимание, и Мукуро поморщился. «С кем он вообще говорит?! И почему заявляет, что вся эта чертова ситуация останется между нами, если тут есть еще кто-то?!»
— Ладно, Лия говорит, что если идти очень медленно, с привалами, всё должно получиться, но она не ручается за последствия. Рискнем?
Иллюзионист криво усмехнулся и медленно начал подъем. Спине вдруг стало ужасно холодно, а мокрая рубашка, прилипшая к коже, мгновенно превратилась из теплой в ледяную — ливень беспощадно уничтожал тепло, словно ненавидел его больше всего на свете. Тсуна тем временем надел собственную рубашку, встал и напряженным взглядом воззрился на сидевшего на земле бледного иллюзиониста, чьи губы были синюшного оттенка и дрожали, а тонкие пальцы судорожно цеплялись за траву. И только глаза его, как и всегда, оставались решительными, ехидными и слегка надменными. «Горбатого могила исправит» — очень точное выражение в данном случае. А впрочем, Мукуро ведь познал все Шесть Путей Ада, значит, рассчитывать не приходилось даже на радикальные меры.
