Полицейская сирена приблизилась, парнишки в похоронных костюмах переглянулись в который раз, невысокий шатен, потерев виски, что-то шепнул, и они мгновенно смешались с толпой. Словно и не было этого дивного видения из прошлого, вернувшего боцмана к берегам островов Восходящего Солнца.

«Эх, было времечко, — посетовал он мясу в кульке. — А теперь что? Ни тебе японочек, ни тебе моря, ни уважения, карамба! А я ведь боцманом был! Меня весь корабль слушался! Матросы по струнке ходили, да честь отдавали! Куда всё ушло? Неужели осталось там, на дальних берегах, куда мне уже не попасть?..» Ветер играл редкими светлыми волосами, выжженными солнцем, изъеденными морской солью. Разносил он по городу пыль и бетонную крошку, оставляя мутно-серые разводы на идеально-чистом черном пальто. Синьор Марино промокнул лицо наконец пригодившимся белым платком и раздраженно выдохнул. Его лицо медленно багровело. «Я ведь не тряпка какая! Я боцман! Я ходил в плавания, когда вся эта мелочь еще на свет не родилась! Я пугал чертей морских, так неужто какой-то глупой бабы испугаюсь?!» И он со всех ног помчался домой.

Пот заливал складки на лице, словно машинное масло, проникающее в каждый изгиб детали. Ветер снова, как в прошлом, хлестал по щекам и заставлял прибавить ход. «Полный вперед!» Трубка могла бы выдуть огромный клуб дыма, если бы пароход дал гудок, но он, стиснув зубы, лишь хрипло дышал. Полностью вернуть прошлое не давали прокуренные легкие, трудовой жирок и пять лет сидячего образа жизни на шее у работающей еще жены.

Ворвавшись в квартиру, синьор Марино закричал:

— Матильда, поди сюда, якорь тебе в глотку!

Из кухни медленно показалась высокая сильная женщина с ножом в руке. Ветер стих, как и шум в голове. Жар бега остудил ледяной взгляд карих глаз. А килограммы, сбившие дыхание, напомнили о последних безработных годах с бутылкой пива в обнимку.

— Ну и где ты шлялся? — процедила женщина ледяным тоном. Тихо. Как пума перед броском.

— Я там это… — бывший боцман замялся. Супруга, в конце концов, столько для него сделала, да и любил он ее все эти годы безмерно! Что это ему в голову недавно стукнуло? Видимо, последствия шока от взрыва! — А я тебе лучшего мяса купил, пампушечка моя, — проворковал он.

— Ах ты ж крыса сухопутная! Живо тащи на кухню!

Скинув башмаки, но не пальто, мужчина шмыгнул в крохотную старую кухоньку, а вслед ему неслось зычное, боцманское:

— Разрази меня гром! Я готовлю, жду, а он там прохлаждается! Санта Мария, за что мне такой муж достался?! Я же ни черта не успею к приходу Клариссы: она явится на полчаса раньше остальных, чтобы мне досадить!

— Я тебе помогу, пампушечка, — ласково предложил, выгружая мясо на стол, никогда прежде не помогавший жене боцман.

— Как же! Иди уже, пришвартуйся у своего телевизора, не мешайся под ногами! Отрастил усы, а разума не прибавил. О, Санта Мария и все Святые! Сгинь уже с глаз долой, зелень подкильная! И так тошно!

— Так Клариссе-то теперь мясо по дороге брать тоже негде, — развел руками синьор Марино, уплывая прочь из кухни.

— Да ты что! — ахнула его супруга. — Не врешь?

— Чтоб мне медузу проглотить!

— Ну ладно, рассказывай тогда, пока я мясо отбивать буду, черная ж ты кошка!* — Матильда задорно, как в юности, вильнула бедрами и прошествовала к плите. Конфорка заупрямилась и подарила крохотной кухне тепло лишь с четвертого раза. Посыпая ее морскими ругательствами за старость и прося у Всевышнего новую сковороду и прибавку к зарплате, женщина занялась готовкой.

Синьор Марино улыбался, как морж, и думал, что не нужны ему никакие тихие японки: только его жена умеет так ловко сплетать в одной фразе и морские проклятия, и молитвы…

***

— Что будем делать, Тсуна? — озадаченно спросил Ямамото, когда парни отошли от разрушенного торгового центра на безопасное расстояние.

— Ждать, — хмуро ответил Савада. — Всё равно пока выбора нет. Он уже в Италии, этот взрыв — угроза. Он явно понимает, что мы не собираемся сдаваться, несмотря на мой звонок и обещание уехать домой после переговоров с глазу на глаз.

— Он не идиот, — бросил Мукуро, призвавший трезубец и теперь разминавший руки перед возможным боем, вращая ненавистное оружие перед собой. Прохожие удивленно на него косились, но иллюзионисту на подобные мелочи было плевать.

— Но мы этого и добивались, — пожал плечами Гокудера. — Только не думали, что он начнет запугивания так. Зачем было взрывать магазин? Это уже не просто угроза уничтожить самого Джудайме…

— А ты думал, пока мы под него копаем, он будет спокойно смотреть на это? — фыркнул Мукуро и в очередной раз крутанул трезубец. — Он выяснил о нас всё, что мог, потому и решил надавить на больное место нашего пацифистичного «Джудайме».

— Пока никто не погиб, — вмешался Савада, спрятав руки в карманы и напряженным взглядом сверля асфальт. — Но это только пока. В полдень мы должны созвониться и решить, где встретимся. В этом городе много укромных мест, и CEDEF внимательно следили, чтобы никто в них не поставил ловушек. Но на объекты, не подходящие для встреч, у нас не хватило людей, так что сейчас большая часть города — его заложники, и он нам это только что продемонстрировал. Однако время до полудня еще есть, отец уже выслал специалистов, да и в полицию мы позвонили, предупредили о возможности новых терактов. Только вот если он заложит бомбы в других городах, тут мы ничего поделать не сможем…

— Это война, Савада, — развел руками иллюзионист, спокойно шагая по зимнему асфальту. — А на войне погибают и мирные жители.

— Так не должно быть.

— Но так всегда будет.

— Значит, надо не допустить новых войн.

— Ты сначала в этой победи, «мсье Бонапарт».

Гокудера проворчал что-то, но никто не обратил на него внимания: все были поглощены невеселыми мыслями о предстоящей встрече. Город бурлил, словно улей, растормошенный нерадивым пасечником, и шестеро странных парней, неспешно прогуливавшихся по узким улочкам, вызывали множество подозрений у местных жителей. Правда, их все оставляли при себе, поскольку спешили поглазеть на руины новенького магазина.

В полдень Савада позвонил врагу, и в его уши влился поток ядовитого елея. Тсуна сумел договориться о честной жеребьевке для выбора места встречи, и враги крутанули в виртуальном казино рулетку, числа которой предварительно связали с пустующими зданиями. Выбор пал на склады за городом, принадлежавшие небольшой строительной фирме, но ныне пустующие благодаря ее банкротству, и такой вариант более чем устроил обоих игроков.

Серые низкие постройки встретили Саваду недружелюбно. Они искоса поглядывали на него железными дверьми, уставшими от дождей, и темными потеками на стенах жаловались на свою судьбу. Тсуна остался к их жалобам глух: у него было куда более важное занятие, чем осознание возраста зданий, что, возможно, скоро разделят участь нового супермаркета. Солнце выжигало остатки давно поблекшей краски, ветер выцарапывал из стен песчинки, перепады температур и дождь расширяли щели. Склады жаловались всеми миру, но мир оставался безразличен, разве что крупная птица, как старый стервятник, кружила под облаками. А впрочем, ей тоже было плевать на домишки, равно как и всему остальному миру, включая Саваду.

Зайдя в одно из зданий с плоской ржавой крышей, парень осмотрелся. Тусклый свет единственной лампы под самым потолком был ни к чему, но всё же он был, словно Клаус Хоффман ни в коем случае не хотел остаться в темноте. Распахнутая настежь дверь пустым провалом смотрела прямо на огромные ворота, разинувшие пасть напротив нее. Дневной свет заливал помещение и не нуждался в подмоге электричества, а потому Тсуна щелкнул выключателем.

— Если Вы не против, — улыбнулся он. — А то по глазам бьет.

— Ничуть, — пожал плечами сидевший у ворот на раскладном походном стульчике немец. Он был таким же, как и в прошлый раз: идеально опрятным, вычурно вежливым и излишне пафосным. Однако его взгляд говорил о том, что акула перестала играть с добычей и готова к броску. Только вот ненависти в синих глазах не было — лишь деловой интерес и желание раздавить надоедливого таракана.