— Диана, я буду смеяться как ты? — тихо спросил Клаус.

— Да, дорогой.

— И тогда я смогу отправиться в Мексику, — он усмехнулся. В два шага преодолев расстояние до девушки, немец сжал ее горло и, заглянув в невеселые, полные мрачного фатализма глаза, прошептал: — Я стану призраком и отправлюсь смеяться на Дне Мертвых. Если же нет, я буду смеяться в Аду. Вечность. И Мексика придет ко мне туда. Мексиканские католики ведь наверняка попадают в один котел с немецкими. Мы будем вечно праздновать наш день. Смехом.

— Я знаю, дорогой, я знаю. Потому что ты никогда не сдаешься, — она ласково провела ладонью по его волосам — неидеальным, растрепанным, неправильным — и улыбнулась.

— Мы никогда не сдаемся, — рассмеялся Хоффман и подошел к зеркалу. Камин весело потрескивал, стремясь соответствовать людям, всегда смеющимся рядом со смертью. Зубья изящного гребня прокладывали тонкие дорожки между мягкими соломенными волосами. Разравнивая, приглаживая, укладывая паутинку к паутинке, зубцы скалились, выжидая момент, когда можно будет вонзить клыки в незащищенную плоть. Но Клаус Хоффман всегда был настороже. И его руки не допускали ошибок.

В дверь негромко постучали. На вопрос, кто там, заданный без отрыва от зеркала, пригревшегося в тепле камина, был получен ожидаемый ответ: пришел один из помощников, состоявший в «ближнем кругу», и бывший почти доверенным лицом. По-настоящему доверял немец только Диане.

Дверь плавно распахнулась, женщина не сдвинулась с места. Черное дерево, словно нож в масло, проникло в белое платье. Вспороло щиколотку, голень, бедро и запястье, вошло в брюшную полость, пересчитало все зубы. Диана улыбалась, как мексиканский сахарный черепок.

— Шеф, Девятый босс Вонголы спрашивал, возможно ли как-то замять шумиху вокруг наследника. Вы не давали ему прямого ответа, так что он всё еще надеется купить опровержение слухам. Поговорите с ним в следующий раз?

— Конечно, — бросил Хоффман, проведя кончиками пальцев по идеально приглаженным вискам. Гребень лег на камин, и мужчина, холодно усмехнувшись, дал неожиданный для помощника ответ: — Я поговорю с ним, но от сделки откажусь. Его деньги против уничтожения мальчишки? Выбор очевиден. Этот Савада мне мешает. Он слишком много копает. Ему надо заткнуть рот. Поэтому свяжи-ка меня с Девятым, а затем с Десятым. Хватит с меня хождения вокруг да около. Савада не понимает намеков. Пора бы бросить ему открытый вызов.

— Шеф, Вы уверены? Девятый предлагает огромные деньги! — Брови помощника, казалось, готовы были взлететь к потолку, а глаза так и норовили вылезти из орбит. От прибыли Клаус Хоффман прежде никогда не отказывался. Даже если возникала угроза его жизни.

— Ты собираешься спорить? — Всё та же усмешка, всё тот же довольный прической взгляд, обращенный на зеркало. И ледяной голос, вызывающий мурашки даже на спинах бывалых солдат.

— Нет, сейчас свяжу Вас с ними… Разрешите идти?

— Конечно, — и снова елей, патока и масло. Ни грамма холода. Сплошной обман.

С легким поклоном мужчина покинул гостиную загородного дома хозяина и бегом кинулся выполнять поручение. Он слишком хорошо знал, что скрывается за доброжелательным тоном босса. А еще он знал, что Хоффман не любит пачкать руки, и потому всегда придумывает изящные, беспощадные способы избавиться от неугодных людей, не вмешиваясь лично. Почти.

— Оу, так ты решил уничтожить малыша Саваду? А я думала, тебе важнее прибыль, — подколола женщина напарника.

— Дорогая моя Диана, он начал рыть в верном направлении. Так что ты отлично понимаешь: нам нужно заткнуть его.

— Безусловно, но тебе ведь необходима срочная операция…

— Это подождет, — Хоффман усмехнулся, и зашедшая ему за спину женщина, не отразившаяся в зеркале, начала неспешно массировать напряженные плечи. — Нам сейчас нужно избавиться от этого парнишки. Точнее, у меня есть к нему дело, способное принести огромную выгоду нам обоим, и я надеюсь с ним договориться. Но если он откажется сотрудничать, ты знаешь, что будет. Придется продумывать очередной многоходовый план по стиранию неугодных с лица земли, однако я уже сейчас могу пообещать тебе интересное зрелище.

— О, я люблю твои Дни Мертвых, дорогой! — с нескрываемым восторгом ответила Диана, всё сильнее сжимая цепкие, как лапки паука, пальцы. — Они даже ярче мексиканских!

— Потому что на них идут настоящие похороны, а не парады в честь давно ушедших, — рассмеялся Хоффман и обернулся.

Ее пальцы легли ему на шею. Его — с силой сдавили давно мертвое горло. Она рассмеялась. Ей нравилось переживать собственную смерть снова и снова, особенно от рук человека, как никто другой понимавшего ее. Понимавшего девочку, в десять лет переворачивавшую изувеченные трупы, чтобы вытащить из-под них целебную траву. Девочка тогда не обращала внимания на кровь, ей было всё равно. А позже, умерев от рук спартанских воинов, пришедших в ее деревню, девушка полюбила алый. Полюбила наблюдать за тем, как капля за каплей рубиновый дождь вычерчивает одно имя за другим на надгробиях. Она ненавидела людей. Как Лия, Ребекка и Вольфрам. Но, в отличие от них, она любила причинять людям боль.

Ее возлюбленный сдал ее на растерзание солдатам, чтобы спастись самому, и сбежал. Его настиг меч не пожелавшего отпустить трусливого мужчину спартанца. А ее… что ж, она боролась до конца и умерла, но не проиграла. Просто возненавидела весь род людской. А гнев и ненависть, испепелившие некогда безразличную ко всему душу, доказали создателю артефакта, что лучшей кандидатуры для духа Меча Раздора не найти. Ее пленили навечно. И она была этому рада.

— Viva el Día de los Muertos! — рассмеялась мертвая женщина.

— Viva! — ответил ей еще живой мужчина.

Камин забывал запах чернил. Пепел со страшным диагнозом смешался с прахом дерева. Операции по резекции желудка Клаус Хоффман предпочел очередную войну. Он знал, что попадет в Ад навечно, и не стремился туда, но победы для него всё же были намного важнее жизни. А впрочем, он отлично знал, что Савада мог обнаружить в Египте, и потому должен был уничтожить врага первым. Ведь лучшее средство защиты — это нападение. Только вот сначала Хоффман хотел попробовать договориться с мальчишкой об очень выгодной для них обоих сделке, и ради нее он готов был рискнуть многим. Не потому, что немец ненавидел упускать свою выгоду — потому, что в этот раз выигрыш мог дать ему слишком важную и желанную возможность… Но если сделка сорвется, всегда можно будет свернуть диалог и уничтожить оппонента. Нанять киллера, подослать отравителя, устроить взрыв… вариантов масса. Только сначала надо всё же рискнуть и попробовать совершить сделку. Что будет дальше — жизнь или смерть — решит исход этой игры с крайне высокой ставкой.

Немец поднял телефонную трубку и загадочно улыбнулся. На том конце провода замирало дыхание Девятого Вонголы. Партия началась.

========== 40) All’armi! ==========

Комментарий к 40) All’armi!

*Раскрылись могилы, и мертвые встали —

Все братья, что в муках за родину пали:

С мечами в руках, в ореоле лавровом

‎И с огненным словом: «Отчизна» — в сердцах.

*Вперед! Развернитесь, ряды молодые!

Вперед! Загремите, доспехи стальные!

Вперед! Развевайся, победное знамя!

Италии пламя — в сердцах и в очах!

*К оружию! К оружию!

*Уйди, чужеземец! Дни ига прошли!

Уйди, чужеземец, Из нашей земли!

(Строки из «Гимна Гарибальдийцев» в переводе Андрея Павловича Колтоновского)

Затхлый воздух, пропитанный пылью и тишиной, заполняло напряжение. Будто из электрических розеток вмиг выплеснулся в атмосферу весь скрытый в их черных недрах ток. Воздух гудел и потрескивал, а кедровый гроб с сотнями шестеренок, маятником и гирями отсчитывал напряжение секунд. В комнату заползали ароматы озона, что, просочившись в щели рамы, приносили вести от грозовых облаков. А может, и не грозовых вовсе? Сахарные драже рассыпались по дорожкам усадьбы, будто мексиканские сладкие черепки. Отдельные градины могли бы пробить в голове незадачливого пешехода знатную дыру! И счастливцы, укрывшиеся в теплых комнатах, удовлетворенно прислушивались к биению алмазных слез о крыши, радуясь своей удаче. Только в библиотеке радости не было. В ней царило электричество весенних гроз, перепутавшее время года.