— Но если это артефакт, — предпринял вялую попытку возразить Тсунаёши, — почему мы не слышали никаких легенд о конфликтах?

Комитетчик смерил напарника подозрительным взглядом и хмыкнул:

— Тебе голову напекло, Савада?

— Уже давно, — пожаловался Тсуна, ничуть не оскорбившись.

— Мы искали легенды, связанные с храмом и этой местностью! — сделав скидку на жару, решил поделиться выводами Хибари. — Если артефакт был спрятан приезжим, мы не найдем нужных сведений в истории древнего Асуана. К тому же, если его использовали как сейчас, никому и в голову не пришло бы слагать мифы о чуде внезапных ссор. Ссорятся все. Ничего необычного в этом нет.

— То есть, если артефакт использовали нечасто и не в глобальных масштабах, он не оставил бы следа в истории? — совсем сник Тсунаёши.

— Нет событий, не оставляющих след в истории, — нахмурился прирожденный разведчик. — Надо только уметь их находить.

И Саваде стало очевидно, что с завтрашнего утра дни в пустыне сменятся на дни в библиотеке. Вот только после египетской революции в местных музеях царила неразбериха, которую сложно было исправить. Уничтоженные вандалами мумии и украденные мародерами древние реликвии были лишь малой частью потерь, понесенных музеями в этом конфликте. А впрочем, не только музеями.

— Еще раз осмотрим ту «комнату» и прилегающие помещения, а завтра перебираемся в библиотеки, — подтвердил опасения босса поправивший клетчатый платок Хибари.

— Тогда я еще позвоню отцу, попрошу CEDEF осторожненько подключиться, — кивнул Тсуна. — Если спрятавший здесь артефакт человек жил не в Египте, мы в подшивках местных газет ничего не найдем.

— Надо понять, в какой период времени артефакт здесь оставили. Тогда вести поиски будет легче.

— Ну, не позже того дня, когда Хоффман оказался у руин, — блеснул логикой Савада. — А вот ранний срок… Надо посмотреть, когда последняя экспедиция была.

— За пять лет до этого случая, — отозвался человек с куда более развитой памятью.

— Пять лет — это многовато, — пригорюнился Тсуна.

— Поэтому я и сказал, что надо определить временные рамки. Владелец артефакта мог «засветиться» в местных газетах, когда приехал его прятать.

— Имеете ввиду, что даже если он осознал, что у него в руках ужасная штука, которую надо спрятать, всё равно не мог напоследок не воспользоваться ею?

— Люди склонны пользоваться властью, узнав ее вкус.

— В принципе, да, но зачем он тогда отказался от артефакта?

— Кто сказал? — Хибари хмыкнул и бросил на Тсуну насмешливый взгляд. — Ты тоже закопал Книгу, но это не значит, что ты не можешь ее использовать.

Длинные монотонные дни в библиотеке обещали Саваде долгие часы общения с переводчиком, что будет читать ему вслух местную прессу. А Хибари, отлично знавшего английский, ждали горы англоязычных газет на просторах интернета…

***

Мукуро пнул мягкий пуфик, только что принявший на себя вес его куртки. Комната иллюзиониста, как и две с половиной недели назад, была залита мерным лунным светом, а сова, жившая в лесу, окружавшем усадьбу, привычно ухала в ночи. Всё было почти как тогда, точно так же, как и каждую ночь после, но чего-то не хватало… с каждым днем всё больше и больше.

Мукуро не хотел признавать, что отсутствие в ночной комнате одного элемента портило ему настроение.

Еще раз с силой пнув пуфик, отлетевший к окну, мафиози рухнул на кровать и уставился в потолок. Опершись ладонями о матрас за спиной, он попытался сосредоточиться на деле, а не на мыслях о пропаже, слишком необходимой, чтобы ее не замечать.

— Невозможно воздействовать на людей на расстоянии, — тихо сказал он, стараясь собрать мысли воедино. — А эта тварь не встречалась с боссами лично. Он не экстрасенс. Савада не зря отправился в Египет.

Кивнув собственным мыслям, наконец-то настроившимся на нужный лад, Мукуро начал распутывать резинку, надежно удерживавшую волосы в форме ананаса без помощи лака. «Будь Хоффман гипнотизером, ему понадобился бы зрительный контакт. Гипноз через телефон или видеоконференцию невозможен. Значит, он не гипнотизер, — иллюзионист начал мысленно систематизировать данные. — Экстрасенсы высочайшего уровня умеют воздействовать на эмоции человека, но для этого им чаще всего необходимы какие-то обряды или хотя бы тактильный, визуальный, речевой контакт. Хоффман говорил по телефону с несколькими боссами, подвергшимися воздействию, но с большей частью говорили его помощники. Они просто „рекламировали” своего начальника, который в это время уже готовил оружие для жертвы. И как только Хоффман оказывался в городе потенциального покупателя, а иногда чуть раньше, начинался конфликт. Боссы бежали к нему за оружием, вспомнив „рекламу”. Чаще всего лично он пересекался с жертвами уже после начала сражений. Он не экстрасенс. Тогда как он влияет на окружающих? Если преданная болонка Савады и правда метнула динамит из-за Хоффмана, в его поведении должно было быть что-то необычное. Он не гипнотизер, не экстрасенс, значит, пользуется какими-то магическими артефактами. Но в руках у него ничего не было… Савада. Савада всегда обращается к своей книженции мысленно, но у него при этом всегда отрешенный или озабоченный вид. По лицу видно, что он думает о чем-то важном и ушел в себя, но ни он, ни эти бесполезные Хранители не помнят ничего странного в поведении немца. На записи ничего не видно, потому как Хоффман прислал данные с камеры, стоявшей у него за спиной. На ней не видно лица — только руки. Это явно сделано для того, чтобы показать: он не представлял угрозы, оружия у него в руках не было; и одновременно с тем не дать прочитать по губам провокационные слова. А может, что-то еще? То, что проглядели эти три слепых идиота! И почему Савада такой непроходимый тупица? Почему не может сохранять здравомыслие даже в чрезвычайной ситуации? Впрочем, не важно. Его здравомыслие можно улучшить. А сейчас передо мной вполне конкретная задача: узнать, что в поведении Хоффмана было необычного. И, кажется, я знаю, что для этого нужно сделать. Пожалуй, я всё же не зря изучал влияние гипнотизеров на человеческую память…»

В дверь тихо постучали. Мукуро встрепенулся и покосился на зеркало, висевшее напротив кровати. Привычная прическа была безвозвратно утеряна, и волосы неровными ступенями рассыпались по плечам.

— Кто там? — неохотно спросил иллюзионист, быстро собирая волосы в «хвост».

— Это Наги, — послышалось из коридора. — Можно войти?

Тонкие пальцы отпустили иссиня-черную паутину и замерли в воздухе. Комната обретала потерянный элемент. Слишком важный, слишком нужный, за последние дни ставший почти жизненно необходимым.

Но Мукуро не хотел ни от кого зависеть.

Глубоко вздохнув, он подумал, что если Наги всего лишь скажет, зачем пришла, и уйдет, это не сильно на него повлияет. А еще решил, что наверняка справится с собой и сумеет заглушить эти бесполезные эмоции. Всю эту никчемную благодарность. Весь этот бесполезный оптимизм, появлявшийся в душе при приближении иллюзионистки. И опасное желание довериться постороннему тоже. Весь, весь, весь этот бесполезный набор положительных чувств!

— Заходи. — Одно чувство отказывалось получать наименование и потому не могло быть уничтожено. Иллюзионист поверил, что сможет выставить Наги в любой момент, но это чувство ехидно смеялось, понимая, как он ошибается. Он уже был зависим.

Дверь тихо отворилась, и Наги быстро подошла к иллюзионисту, успевшему принять привычную позу: локти на колени, пальцы в замок и прижать их к подбородку, на губы натянуть усмешку и заставить воздух вокруг наполниться атмосферой таинственности. Только вот ни перчаток, ни куртки, ни трезубца, ни даже неотъемлемого атрибута — похожей на иглы дикобраза прически не было. Что-то в Мукуро было неправильно. Не так, как всегда. И с каждым днем становилось только хуже.

— Мукуро-са… — девушка осеклась на полуслове, заметив раздражение в глазах Рокудо, но тут же перешла к делу. — Звонил босс, хотел поговорить с Вами. Я ответила, что Вы уехали на консультацию с известным эзотериком, и он попросил передать, чтобы Вы ему с утра перезвонили. Он будет в библиотеке, а не в пустыне, так что мобильный должен принять сигнал.