Вечер наступил внезапно и поразил Тсуну бесполезностью всех его стараний. Ничего нового обнаружено не было, и единственной хорошей новостью стало то, что Девятый одобрил его инициативу помочь семье, правда, лишь после беседы с Ёмицу, и Тсуне оставалось только гадать, как много отец сообщил боссу. К счастью, дон Тимотео поверил в нежелание наследника нападать на Хоффмана и пообещал уладить разногласия с ним, но всё же велел больше не светиться и не попадаться немцу на глаза, а вмешательство в его дела сделать максимально прозрачным. И это несколько связало Хранителям руки, впрочем, не слишком сильно… как им казалось.

Вот только упав на кровать и замотавшись в одеяло с головой, Тсуна вдруг отчетливо подумал: «Неправильно. Что-то не так. Что-то неверно. Хоффман не лиса. Он не строит планов на миллион ходов вперед. Он просто всегда готов к нападению с любой стороны и моментально отвечает десятью ударами на один. Но… тогда кто провернул всю эту штуку с боссами?..»

Часы крохотными дятлами долбились в разум, пробивая барабанные перепонки. Но их размеренный отсчет секунд не мог достучаться до уже погрузившегося в мир грез разума. Савада так и не успел найти ответ на очень важный вопрос…

***

Он сидел на диване с бокалом виски в ладонях и смотрел в окно. Темнота пыталась поглотить его, но в серых глазах мрака было куда больше, чем в черном небе за стеклом, освещенном бледным диском луны. Ее ладони скользили по его плечам, и коралловые губы неспешно шептали какие-то слова. Странные. Непонятные. Но такие умиротворяющие.

— Я люблю этот язык, — наконец подал голос мужчина и откинул голову на спинку дивана. — Почти не знаю его, хотя знаю очень многие наречия, но он мне нравится.

— Он расслабляет, — рассмеялась Диана, и ее ладони скользнули по белому воротничку его рубашки. Накрахмаленному. Идеальному. Плотно застегнутому.

— Скажи, охотница, сколько еще ты будешь ненавидеть всех вокруг?

— Столько же, сколько и ты, а затем еще бесконечность! — рассмеялась в ответ женщина и снова принялась за расслабляющий массаж.

— Оптимистично, — усмехнулся он и поставил бокал с так и нетронутым виски на журнальный столик. — Расскажи мне. Расскажи одну из своих историй.

Светлые волосы вновь разметались по спинке дивана, идеальная прическа, уничтоженная домашней уютной атмосферой, сейчас не волновала Клауса Хоффмана. Впрочем, она волновала его лишь в те моменты, когда он смотрелся в зеркало, стараясь уложить волосы один к одному — всё остальное время он не следил за прической. Просто знал, что она идеальна.

— Однажды, холодным вечером, девочка отправилась собирать травы, — послушно начала рассказ Диана, массируя предплечья закрывшего глаза мужчины. — Целебные травы для больной матери. Днем стояла жара, и испарения мешали дышать, как и отдаленные раскаты грома, но вечером она побежала к полю. Прежде на нем росло много трав. Сейчас все они были вытоптаны. Девочка бродила по полю всю ночь, выискивая оставшиеся в живых былинки, и вернулась домой лишь под утро. Мать ударила ее и спросила: «Ты хочешь моей смерти? Зачем ты принесла мне могильную траву?! Верни ее обратно!» Девочка не вернулась на поле. Она пошла к реке, вымыла каждую травинку, вытерла их подолом юбки и под вечер вернулась к матери. Мать поблагодарила ее и выпила настой из «свежесобранных» трав. Она поправилась. Потому что девочка каждый день собирала и мыла в реке травы, в этот год проросшие лишь на том поле. А река уносила к морю красные блики. И селяне день за днем неспешно жгли тела погибших на поле воинов…

Хоффман рассмеялся. Он любил эту историю больше других. Диана улыбнулась в ответ. И безжизненная улыбка отразила пустоту невеселого смеха.

— Люди склонны верить предрассудкам, и скажи девочка матери после излечения, что трава всё та же, с поля боя, мать не простила бы ее. Решила, что та хотела ее отравить, и заболела бы вновь. Люди очень часто страдают от собственной мнительности и заболевают лишь из-за нервов, ожидания болезни или веры в проклятия.

— Глупо, — ответила Диана немцу, не прекращая своего очень важного занятия. — Не важно, сколько крови пролилось на траву. Главное, она целебна. А кровь, кстати, тоже обладает целебными свойствами. Потому выбор был оптимален.

— Ты всегда была и будешь на удивление прагматична, — усмехнулся Клаус и распахнул глаза.

Луна безучастно скользнула по его лицу призрачным светом, и в темноте серые глаза показались женщине бездной. Но она спокойно в них заглянула.

— Точно так же, как и ты, — с усмешкой ответила Диана.

Две бездны смотрели друг на друга, не вглядываясь. Они знали, что скрыто в этой темноте.

***

День сменяла ночь, вечер превращался в утро, Сансара неспешно и монотонно двигалась по кругу. Усадьба Вонголы была восстановлена, контракт с Хоффманом заключен, новое обмундирование доставлено в штаб, а у Хранителей наметился небольшой прогресс. Где бы ни вспыхивал военный конфликт, Хоффман всегда предлагал свои услуги первым. Вот уже десять лет как он руководил бизнесом почившего отца и торговал оружием по всему миру, заключая сделки с любым, кто готов был заплатить, и зачастую поставляя боеприпасы обеим сторонам конфликта. Но самым странным было то, что он будто всегда точно знал, где в скором времени начнутся боевые действия, и оказывался первым, кто предлагал свои услуги по поставкам оружия. И Хранители, знавшие, что нужно искать, обнаружили интересную закономерность: стоило лишь одному конфликту угаснуть, как разгорался новый, и Хоффман каким-то чудом оказывался в том районе с уже готовым к продаже товаром, словно знал не только когда люди возьмутся за оружие, но и какие товары понадобятся противоборствующим сторонам. Гокудера даже назвал его Аресом — греческим Богом Войны, развязывающим распри на Земле, но кличка не прижилась. Однако ситуация в мире и впрямь на удивление напоминала ситуацию с боссами мафии: Хоффман успел заключить договора почти со всеми, кто участвовал в войне кланов, и самым богатым семьям свои услуги предлагал первым, зачастую прибывая на их территорию еще до начала активных боевых действий. И это пугало.

Хоффман либо точно знал, кто и когда начнет войну, либо сам развязывал ее. Но как?

Вопросов стало лишь больше, и ответа на них Хранители найти не могли. Они тщетно обращались к Верде, ученому-аркобалено, гению, буквально живущему научными открытиями, но он прежде не занимался вопросами, связанными с влиянием на эмоции при помощи химикатов. Однако он поделился именами ученых, занимавшихся исследованиями в этой области, и Гокудера переговорил с каждым из них, но толку от этого было мало. В прошлом подобные разработки велись многими мафиозными семьями, но были запрещены, ученые же, не относящиеся к мафии, разрабатывали биологическое оружие, а также химикаты для усиления физических параметров благодаря выбросу адреналина, и даже добились определенного успеха, однако ни один из препаратов еще не был доработан, и использование его часто приводило к печальным последствиям. Единственным, кто мог обладать уже готовым препаратом, был ученый семьи Эстранео, первым взявшийся за реализацию подобной идеи, однако от Мукуро, отправившегося на его поиски, вестей пока не было.

Однако на других фронтах всё было не настолько плохо. Ямамото сумел раскопать довольно интересную информацию: Хоффман на самом деле заминировал здание сразу по прибытии в город. Сам он остановился в отеле, но на территории аварийного здания начались подозрительные работы. Жители близлежащих домов полагали, что дом просто готовят к сносу, однако слишком уж вяло шли работы, да и строителей, сносивших стены внутри здания, порой навещали люди в строгих офисных костюмах. А главное, в самый первый день, когда строители лишь начали осматривать здание, эти самые люди в костюмах долго бродили вокруг дома и что-то делали с внешними стенами, чуть ли не ползая вокруг них на коленях. Осмотрев место взрыва вместе с Колонелло, Ямамото сделал единственно возможный вывод — охрана Хоффмана установила взрывчатку рядом с несущими стенами по всему дому, потому он и сложился как карточная башня. Причем заряды были довольно небольшими, а значит, он и правда стремился защититься не от какой-то конкретной, а от любой возможной опасности.