В тот же момент вспыхнул яркий свет, и двери лифта распахнулись.

Она вылетела из него, испуганно озираясь.

Третий этаж.

Лучше оставшиеся этажи пройти ногами, решила она, поглядывая на сверкающую внутренность лифта.

Поднявшись на один пролет, она увидела, как прямо на нее, прыгая через ступеньки, катится синий светящийся каучуковый ёжик. После каждого удара об пол игрушка ярко вспыхивала, и становилась похожа на маленькую звезду, сорвавшуюся с небосвода. Когда ёжик подкатился к ногам женщины, его свечение заметно ослабло, а когда та взяла его в руки, погасло вовсе.

Податливые шипы прогнулись под пальцами. Ощущение показалось безумно знакомым. Была ли у Макса в детстве подобная игрушка? Она не могла ответить с полной определенностью. В голове крутились только странные смутные образы.

Приклеенные, сведённые в кучу, глаза удивлено разглядывали узор линий на ее ладони. Еж хиромант был шокирован поворотами линий судьбы и жизни?

– Вот даже этот ёж обалдел от увиденного, – сказала она себе, подбрасывая его на руке. – Обалдевший ёжик.

При этих словах у неё перехватило дыхание. Катя уже переживала это. Она уже держала в руках резинового светящегося ежа и называла его обалдевшим. Но когда? При каких обстоятельствах?

Они собрались на прогулку. Максим, которому совсем недавно исполнилось три года, одетый в теплую меховую куртку, и похожий на маленького медвежонка, вошел в лифт первым. Из руки в руку он перекладывал синего резинового ежика, который при этом ярко светился.

Максим взял игрушку за длинную резинку, приставил ее к носу и, смеясь, объявил.

– Ма, смотри, – сопелька… Сопелька-фонарик…

Катя улыбнулась в ответ и, уже заходя за ним следом, вспомнила, что оставила включенным утюг.

– О, боже, рыбка, – обратилась она к сыну, – Подожди, мама сейчас…

Чуть ли не бегом вернувшись в квартиру, женщина выключила прибор из розетки и проверила газ на кухне.

Когда она вновь стояла в дверях, намереваясь закрыть замок ее, перехватил звонок мобильного.

Это была Анастасия, подруга юности, звонившая чтобы, рыдая, объявить, о том, что от нее ушел парень, с которым она встречалась с переменным успехом на протяжении последних двух лет.

Катя пребывала в уверенности, что разговор у них состоялся до неприличия короткий. Событие, конечно, было неприятным, но явно не из тех, на которые можно тратить свое бесценное время. На что рассчитывала её подруга, она не особо понимала, – с самого начала было ясно, что этот Павлик при первой же возможности скинет Настю как ненужный балласт, несмотря на все её занятия фитнесом и грудь третьего размера.

Быстро попрощавшись с подругой, пообещав перезвонить той, как только появится возможность, она, не торопясь, закрыла входную дверь.

– Ну, пойдем, – сообщила она Максу, оборачиваясь и убирая ключи в карман.

Но улыбка, адресованная сыну, медленно исчезла с её лица. Лестничная площадка была пуста. Макса за её спиной не было. Она решила, что он, не став дожидаться своей матери-копуши, пошел на прогулку самостоятельно.

Первоначальное изумление сменилось страхом за него.

Но когда перед ней разошлись двери лифта, страх в свою очередь оказался вытеснен ужасом.

Она увидела прижавшегося к стене и держащего в руках светящегося ежика Максима. Осознание произошедшего чуть не лишило её чувств. Она прижала сына к себе, вытерла несколько слезинок с его щек.

– Ты как, дурачок? – прошептала женщина, поцеловав его. – Ты что же не вышел?

Естественно, Максим не мог ответить на эти вопросы, вместо этого он просто объявил.

– Так страшно было… Я прям обалдел… Если б не ёжик я бы помер…

– Ёжик тоже обалдевший, мышь, – Катя опять обняла сына. Затем щелкнула по носу сначала игрушку потом Макса. – Вон как глаза свои выпучил.

– Обалдевший ёжик, – улыбнулся Максим.

– Именно. И если он спас тебя от темноты и обитающих в ней чудовищ я разрешаю тебе сегодня спать с ним.

Не желая расставаться с резиновым ёжиком, она убрала его в сумочку. У нее возникла убежденность, находясь рядом с ней, игрушка своим присутствием не позволит ей больше оставить сына в лифте и после забыть об этом, вычеркнуть из памяти, так будто ничего не было. И, кроме того, она просто не могла взять и выбросить ее. Как не смогла выкинуть бумажный флажок, найденный в песочнице.

Поднимаясь по лестнице, она не могла пройти мимо «стены поэзии». Так она называла участок между пятым и шестым этажами, где, вместо привычного сейчас в спальных районах доморощенного граффити, можно было обнаружить тексты песен популярных среди подростков рок-групп и дворовый фольклор, в меру приправленный словами, которые в книгах обычно принято заменять многоточием.

Но эта стена поэзии, оставаясь, по сути, тем, чем ей и надлежало быть, изменилась по содержанию. На ней больше не было песен и стихов о любви подростков, о несчастной собаке, не было и изображения сердца пробитого стрелой амура. Катя очень хорошо помнила его – искусно нарисованное, оно выглядело объемным, будто выпирающим из стены.

Все это заменили грубые порнографические рисунки и никогда не слышанные ей раньше стихи.

Рисунки были подробными, вульгарными, и отнюдь не детскими. Их скорее бы нарисовал престарелый озабоченный импотент, чем подросток. Подростки с их гиперсексуальностью даже представить не могли всей изображенной тут гадости. Такие рисунки могли бы принадлежать кисти Сальвадора Дали, если бы он принялся иллюстрировать Playboy.

Ее взгляд пробежал по кривым строчкам.

Я – кукла-вуду

Плакать не буду

И запомни

Я ничего не забуду

Она не слышала раньше такой песни и не замечала этого текста на «стене поэзии». Было в нем что-то зловещее, перекликающееся с ее ощущениями. Правее текста была нарисована голова вороны, скрытая капюшоном. Рисунок напоминал изображение чумного доктора со средневековых гравюр. Только клюв был длиннее и не загнут к низу.

Ниже было еще несколько десятков строк. Она прочитала окончание.

Как только отойдут

красные воды,

найдутся всем куклы Вуду

и кукловоды.

Сеанс иглотерапии

идёт покуда

есть в зеркале кукловод или

кукла Вуду.

У неё появилось огромное искушение связать между собой природный феномен, свидетелем которого она стала, и текст никогда не слышанной ранее песни. Будто все происходило не просто так, а по сценарию загадочного кукловода. Любое событие, любое слово или ощущение несло в себе смысл и увязывалось с придуманным им сюжетом. Ее сознание, как и сознание любого человека, стремясь найти закономерность в совпадениях, обнаруживало скрытый смысл там, где его не было и верило, что всякое ружье, рукой сценариста повешенное на стену, к финалу обязательно отыщет свою жертву.

Упомянутые в стихах «красные воды» и кровавый дождь и были той самой скрытой закономерностью, теми самыми ружьем и жертвой. Ей показалось, этот текст появился на стене не просто так. Это было тайное послание от Максима или его ангела-хранителя. А может от добрых серых человечков. Кто-то из них оставил его, потому что знал, что ей предстоит попасть под кровавый дождь и значит она, в отличие от «них» – похитителей, агентов ФСБ, демонов или сонма чужих – поймет скрывающийся в нем смысл.

Забравшись на седьмой этаж и переводя дыхание, она подошла к дверям своей квартиры. Это была единственная дверь с высокой степенью взломостойкости, сделанная из легированной стали толщиной шесть миллиметров, с укреплённым замком, выдерживающим прямое попадание из огнестрельного оружия. На нее был наклеен номерок с пальмой.

Трясущимися руками Катя попыталась вставить ключ в замочную скважину, но у неё ничего не вышло. Выдохнув, попробовала ещё раз, но ключ, входя на половину, каждый раз во что-то упирался.