– Гермина, что это значит? – с негодованием вскрикнула Ольга. – Эта женщина уверяет, что видела меня, что говорила со мной вчера вечером, когда я была на сцене… Кто же был здесь и осмелился назваться моим именем?
Привратник счел нужным вступить в разговор.
– Простите, сударыня, если жена моя в чем-либо ошиблась. А только я и сам видел, как вы изволили пройти мимо нас и как стали отворять входную дверь своим ключом и изволили ответить на вопрос: «К кому, мол, идете, сударыня?» – «К профессору Гроссе».
– И вы видели лицо этой ночной посетительницы и узнали в ней мою подругу? – спросила Гермина.
Привратник и привратница принялись вглядываться в Ольгу.
– Извините, сударыня… Может и ошибка вышла… Оно на первый взгляд точно… И платье белое, и шляпка, и волосы золотистые… А только, все-таки дело было вечером, и барышня, можно сказать, проскочила мимо нас и притом еще лицо вуалью красной закрыто было. Как тут поручиться? Да вот, как изволили вы заговорить, так голос, будто бы, и совсем не такой. У вчерашней барышни он был сиповатый… еще муж посмеялся, говорит: «Простудилась, видно, барышня, по ночам бегавши»… А белое платье и шляпка… и волосы…
– Довольно… – перебила Ольга. – Пойдем, Гермина.
– Подожди, Оленька, – проговорила актриса. – Прежде я все же хотела бы узнать, дома ли профессор Гроссе? Быть может, мы сейчас же разъясним эту странную историю.
Привратница уже совсем робко переглянулась с мужем.
– Извините, сударыня, а только я не сумею ответить вам… Насчет прошлого вечера точно знаю, что профессор Гроссе был дома, когда к нему пришла барышня эта. Он сам сказал мне «добрый вечер», проходя мимо меня часу… этак в седьмом примерно. Должно быть после обеда возвращался. Всегда он тут недалеко в ресторане обедает. И вчера же я сразу заметила, будто у него особенно довольный вид. Теперь-то я понимаю, чего он радовался, как увидала его красавицу-невесту.
– А только насчет того, провожал ли он посетительницу и в каком часу, – вмешался привратник, – я не могу знать, так как не видал, когда она вышла.
– Да неужели вы не видали его сегодня, когда он выходил из дома? – спросила Гермина.
Привратница ответила:
– Вот видите ли, сударыня, профессор Гроссе живет у нас более шести лет… И не было у нас квартирантов скромнее господина доктора. Гости к нему почти не приходят. Разве когда отец его, либо из университета кто… Да вот иногда студенты ходили, насчет же дамского пола не замечали. Оттого мы и удивились, увидев, что к нему, да еще поздно вечером, дамочка явилась…
Ольга сделала нетерпеливое движение и привратница заторопилась:
– Потому мы и заметили эту дамочку и сообразили про себя, что неспроста, видно, господин доктор побранился со своим старым камердинером, который был у него, можно сказать, на все руки и смотрел за доктором, как за малым дитятей. А тут вдруг разбранился Бог весть из-за чего и прогнал старика. И прогнал его как раз перед приходом барышни.
– Старик чуть не плакал, когда уезжал, – прибавил привратник.
– Это, говорит, его до добра не доведет, что он обидел старого слугу.
– Но это еще не объясняет, почему вы не видели профессора сегодня утром, – перебила Гермина.
– Думаю, либо профессор не выходил еще из квартиры, либо вышел ночью вместе с барышней. Потому утром рано почтальон звонил и газетчик тоже. Да и я наверх ходил, тоже звонил, и никому не отворили. Отчего я и подумал уж, не уехал ли господин доктор в Гамбург с ночным поездом. Потому телеграфист вчера вечером приносил ему депешу, и я слышал, как господин профессор крикнул: «это от отца». Вот и мы думаем: наверно старик к себе сына вытребовал.
– Очень может быть! – произнесла Гермина. – Благодарю вас, друзья мои… А когда профессор вернется, то передайте ему…
– Ничего не передавайте. Это лишнее, – перебила Ольга таким тоном, что Гермина не возражала и молча последовала за подругой, быстро вышедшей из каморки привратника.
Ловушка
– Ну, что ты скажешь? – нервно кусая губы спросила Гермину Ольга, сидя в экипаже, быстро несшемся по улицам к Тиргартену.
– Быть может, тебе лучше заехать домой, отдохнуть немного? – вместо ответа робко проговорила подруга.
– Почему? Я не устала. Если же ты воображаешь, что я расстроена этим сюрпризом, то ошибаешься. Я давно знаю, как относятся мужчины к женщинам и на верность совсем не рассчитывала. Хотя, признаюсь, бесцеремонность этого господина меня все же немного удивляет… Я считала его благовоспитанным человеком.
– Ольга, не будь несправедлива, – серьезно сказала Гермина. – Не осуждай, не узнав правды. Я понимаю, что ты оскорблена, но, как знать, что за смысл в этой загадочной истории.
– Смысл совершенно понятен, – горько смеясь, заметила Ольга.
– Господин профессор охотится за двумя зайцами, и чуть было не поймал обоих.
– И ты считаешь это посещение доказательством неверности Рудольфа?
– А чем же иным можешь считать его ты? Любопытно было бы знать.
Гермина взглянула на подругу.
– Мне странно, Оленька, что ты, такая сдержанная, умная и справедливая, в данном случае судишь так быстро, несправедливо. Ведь это посещение белой дамы может быть связано с невинными причинами. Представь себе, что эта дама в белом направлялась вовсе не к профессору, а назвала его имя только для того, чтобы не назвать настоящее… Ведь ты же слышала, что у каждого квартиранта свой ключ. А квартирантов в этом четырехэтажном доме не мало.
Лицо Ольги просветлело.
– Как узнать правду? – спросила она.
– Очень просто. Надо спросить Рудольфа.
– Но ведь он куда-то уехал.
– Тогда он пришлет тебе письмо. Я убеждена, что не позже суток ты получишь известие от твоего Рудольфа.
Ольга крепко пожала руку подруги.
– Какая ты добрая… Спасибо тебе. Но, право, я не знаю, что со мной делается. Как я ни стараюсь успокоиться, а все же не могу освободиться от какого-то смутного предчувствия… Мне все кажется, что страшное несчастье грозит мне.
Гермина покачала головой.
– Уж не встретила ли ты своих фатальных англичан? – понизив голос, спросила она. Ольга вздрогнула.
– Нет… Благодарю Бога: они исчезли. Потому я и не беспокоюсь о том, что мой контракт с императорским театром до сих пор еще не подписан.
– Как не подписан? Да ведь ты же играешь чуть ли не десятый раз…
– Как гастролерша. Разве ты не заметила этого на афише?
– Конечно, заметила и объяснила это желанием использовать успех новой звезды в мае месяце, когда театры обыкновенно пустуют. Благо ты делаешь полные сборы.
– Очень может быть, что ты и угадала настоящую причину этих гастролей. Мне намекал наш обер-режиссер, что господин интендант не желает обманывать публику, выдавая ангажированную актрису за гастролершу.
– И обижать своих старушенций, выставляя «новенькую» в красную строку? – смеясь добавила Гермина.
– Да, и это может быть. А так как мне платят за гастроли по цене дебютов, т. е. ровно втрое больше, чем я буду получать по контракту, то я и молчу и не беспокоюсь, именно, потому, что не вижу англичан, приносивших мне несчастье.
– И я их не вижу больше недели, – с невольной грустью подтвердила Гермина. – Они очевидно уехали.
– И слава богу… Когда они здесь, я точно задыхаюсь. И вот теперь, представь себе, со вчерашнего вечера, и только что у дверей Рудольфа, меня преследует это мучительное чувство… Так и кажется, что на мне тяготеет ужасный взгляд лорда Джевида Моора.
Гермина вздохнула.
– А я бы Бог знает что дала, чтобы только увидеть его приятеля!
Целый вечер провела Ольга с Герминой, принцем Арнульфом и двумя его обычными спутниками, гвардейскими офицерами, в зоологическом саду.
Возвращаясь домой на извозчике (Ольга отклонила слишком любезные предложения кавалеров проводить ее до дома), через опустелый и полутемный Тиргартен, она снова ощутила гнетущее чувство: мрачное предчувствие несчастья опять овладело ею.