– Такую дуэль никто не в силах запретить! Когда глава рода взывает к Магии, запретами Министерства можно подтереть задницу! – Фрэнк явно был напуган не на шутку.

– Но ты же не принял вызов? – Альбус все еще не мог решить, как ему поступить, чтобы заткнуть рты Фрэнку и Алисе. Оказаться замешанным в скандале он не желал. Конечно, его не сумеют обвинить – не он посылал в Беллатрису Круциатус, но сейчас любой громкий конфликт был весьма некстати. Магический мир Британии взирал на Дамблдора как на мессию, принесшего в их дома мир и спокойствие. Терять свои позиции из-за прокола Лонгботтома Альбус не собирался.

– Не принял, потому что не успел. Крауч заметил в проеме двери Алису, отправлявшую тебе сообщение, и сразу начал ее пытать у меня на глазах, чтобы я быстрее дал согласие на дуэль. Я сцепился с ним. А потом Родольфус, поняв, что скоро к нам придет помощь, скомандовал своим отход. Но он пообещал вернуться и сказал, что тогда мне ничего не помешает отдаться на суд Магии и принять вызов на дуэль родов! – Фрэнк снова перешел на крик: – Это Беллатриса виновата! Нечего было молчать! Что она за мать, раз решила пожертвовать ребенком?! И ты! – он опять указал на Альбуса. – Какая теперь разница, когда Темный Лорд уже пал?! Но тебе мало, ты хочешь всех поймать и засадить в Азкабан. А мне теперь расплачиваться?! Родом?!

– Ты куда? – Дамблдор уставился жестким взглядом на попытавшуюся уйти из комнаты Алису.

– Скоро Невилл вернется, нужно приготовить ему кушать.

– Сядь! – Альбус наставил на Алису волшебную палочку. Он понял, что выбор у него небогатый: либо стать фигурантом большого скандала, либо пожертвовать Лонгботтомами.

– Что ты себе позволяешь?! – взвился и без того нервный Фрэнк.

Обездвижить обоих Дамблдор смог за доли секунды – ему ли не знать, насколько прекрасно справлялась с подобным его особенная волшебная палочка.

– Мне жаль, но другого выхода я не вижу. Алиса, не смотри на меня так испуганно – я не монстр и не стану вас убивать. Я только лишу вас некоторых воспоминаний, – Альбус на миг задумался, а затем кивнул своим мыслям. – Вы вообще забудете о том, что когда-то числились в Ордене Феникса. Фрэнк, согласись, это отличная новость. Наконец-то Августа перестанет тебя пилить за то, что ты мало внимания уделяешь семейным делам. Но необходимо, чтобы все выглядело правдоподобно… Силенцио! Нам ведь не нужны ваши крики… Простите, но так надо. Нельзя, чтобы наше дело потерпело крах сейчас, когда мы практически добились победы. Круцио! – тело Алисы выгнулось от неимоверной боли пыточного заклятия, а рот раскрылся в беззвучном крике. «Вот теперь мне будет легче добраться до ее старых воспоминаний», – подумал Дамблдор и уверенно произнес: – Обливиэйт! – он не жалел магической силы, надеясь выжечь в памяти Алисы Лонгботтом все, имевшее хоть малейшее отношение к нему – к Альбусу.

Обездвиженный Фрэнк в ужасе смотрел на своего наставника, за которым шел несколько лет, подчиняясь его приказам и выполняя любые поручения, вплоть до истребления неугодных ему ортодоксов. «Все из-за Беллатрисы! Это ее месть!» – пронеслось в голове Фрэнка перед тем, как и его накрыло волной немыслимой боли. А затем он потерял сознание, так же, как и его жена, а вместе с тем и память практически обо всем, что произошло с ним после поступления в Хогвартс, где он познакомился с директором Дамблдором.

Альбус печально поглядел на дело своих рук – не то чтобы ему было слишком жаль Фрэнка и Алису, но они были полезны для него. «Что ж, Лестрейнджи за это ответят», – подумал он и услышал шаги в коридоре – Августа с внуком вернулись с прогулки.

***

После своеобразного экскурса в прошлое Дамблдор пришел к выводу, что все складывается как нельзя лучше. «Даже если Лестрейнджи под Веритасерумом заявят, что не использовали Обливиэйт, то они не смогут утверждать, что этого не делал Барти. То, что они ничего подобного не видели, не доказывает его непричастности к стиранию памяти Лонгботтомам. Барти считают мертвым, так что с него больше никакого спросу. Вот на него все и спишут», – подумал Альбус и воспрянул духом, мысленно расхваливая себя за удачливость и умение принимать правильные решения. Пока он блуждал в своих воспоминаниях, Визенгамот успел рассмотреть все имевшиеся доказательства невиновности Беллатрисы. Ее защитник на суде выглядел очень уверенным в своей победе на этом слушании. Да и было отчего – из неснятых обвинений оставалось лишь наличие метки на руке. Однако и с этим пунктом быстро разобрались, когда Беллатриса под действием сыворотки правды заявила, что никогда не пользовалась свойствами знака. Уточнять, что буквально через пару недель после его появления на ее руке она забеременела, и это послужило препятствием для аппарации по сигналу метки, Беллатриса не стала – о чем не спрашивали, о том и умолчала.

В заключение коротко выступили некоторые судьи, преимущественно из тех, кто присутствовал на том заседании, когда миссис Лестрейндж осудили на двадцать лет Азкабана. Одни – с возмущениями в адрес авроров и следователей, ранее предоставивших неполные материалы, вводя суд в заблуждение, другие – с замечаниями по поводу якобы незаконных экспертиз менталиста, ссылаясь на нынешние законы магической Британии. Но их слова ничего не меняли в отношении рассматриваемого дела. Председатель объявил голосование. Ввиду того, что не все обвинения были полностью сняты, суд принял решение ограничить наказание отбытым сроком в Азкабане и освободил Беллатрису Лестрейндж прямо в зале суда. Ей предложили бесплатную реабилитацию в больнице Святого Мунго, однако она предпочла последовать совету родственников, собиравшихся в частном порядке позаботиться о ее здоровье.

***

Хотя Дамблдор прекрасно осознавал, что освобождение Беллатрисы неизбежно, его все же потряхивало от гнева – ни один из судей не осмелился выступить против постановления, предложенного защитой узницы. Лишь с десяток человек вместе с ним воздержались от полного согласия, пытаясь сберечь лицо – ведь в прошлом именно они осудили миссис Лестрейндж, так что вроде как негоже резко менять свое мнение, даже несмотря на предоставленные доказательства ее невиновности.

Вот в таком не самом хорошем настроении Альбус решил наведаться в Аврорат и разыскать там Грюма, если тот не отправился в какое-нибудь захолустье ловить преступников. Ему повезло – Аластор сидел в своем кабинете, изучая целый ворох рапортов и донесений.

– Проходи, Альбус. Чем обязан? – казалось, Грюм с большой неохотой оторвался от своей работы.

– Я с заседания Визенгамота, – поставил в известность Дамблдор таким тоном, словно подобное заявление полностью объясняло цель его визита.

– Полагаю, Лестрейндж на свободе, – даже не потрудившись придать своей фразе форму вопроса, констатировал Грюм, основательно опираясь локтями о столешницу, словно таким нехитрым способом старался обеспечить себе надежную опору перед беседой с Дамблдором. – И что ты хотел рассказать мне по этому поводу?

– Тебе мало того, что Упивающуюся отпустили из Азкабана? Да они чуть ли не извинялись перед ней! – Альбус бросил выразительный взгляд в сторону двери, и Грюм, лениво, будто нехотя, достав волшебную палочку, запечатал ее, заодно активировав чары от подслушивания. – Ты же понимаешь, что они попытаются вытащить из тюрьмы всех своих? Сегодня было заявлено о пересмотре дел Родольфуса и Рабастана. А еще собираются заняться материалами обвинения Крауча-младшего – но там вряд ли что-то смогут накопать. Он ведь уже давно умер, – Дамблдор помолчал несколько секунд, видимо, ожидая реакции Аластора, но тот не спешил делиться собственным мнением. – Эти Упивающиеся серьезно взялись за защиту. Даже вызвали специалистов из-за рубежа. Им денег, заработанных на крови простых волшебников, не жалко. Говорил же я – нужно было огромные штрафы наложить на тех, кто открутился от тюрьмы, тогда у них сейчас не имелось бы финансов для подобной акции.

– Думаешь, и остальных Лестрейнджей им удастся выгородить? А как же Лонгботтомы? – Грюм не имел представления, что там раскопали адвокаты Беллатрисы, потому что расследованием по пересмотру дел заключенных занималась специально созданная комиссия.