– Нам говорили, что от Круцио можно умереть, сойти с ума… Но потерять память? – Сириус покачал головой. – Даже если предположить, что они не вынесли боли, то почему они впали в детство? Ладно… Так что там по поводу Беллатрисы? За что она в Азкабан попала? Из-за наличия метки? Разве этого не маловато для того, чтобы получить двадцать лет? И в газете писали, что она тоже пытала Лонгботтомов.

– Не было ее там. Когда их пытали, она в больнице лежала. Ты вообще представляешь, в каком состоянии находится ведьма, если ребенка потеряет? – поинтересовался Грюм. – Да еще после… Фрэнк к ней Круцио применил. Это тебе не маггла, здесь магия замешана. Она чудом выжила. У нее была ужасная депрессия и даже, я бы сказал, тихое помешательство. На суде она молчала и улыбалась – печально… Как больная на голову. А Фрэнк поначалу часто лепетал что-то о том, что ему отомстила Беллатрисса Блэк. Вот ей и приписали, что она также участвовала в пытках.

– И никто даже не задумался, как это могло произойти, если она потеряла ребенка и находилась в больнице? – Сириус прекрасно знал, насколько легко осудить невиновного – он сам через подобное прошел. Но как можно не обращать внимания на такие основательные факты – он был не в состоянии понять.

– А на слушании в Визенгамоте об этом никто и не говорил. Заключение колдомедиков просто изъяли из ее дела, а на его место положили липовое обвинение в нападении на Фрэнка и Алису. Альбус тогда сказал, что кто-то ведь должен за пытки ответить, а братья Лестрейнджи попались нам только через пару месяцев после суда над Беллатрисой, – Грюм попытался придать себе уверенный вид, но проигрывал в борьбе с остатками собственной совести. Дело миссис Лестрейндж всегда вызывало у него двойственные чувства. С одной стороны – она являлась Упивающейся Смертью, достойной заточения в Азкабан. А с другой – матерью, потерявшей своего нерожденного ребенка, которую было по-человечески жаль.

– Ясно. Альбус жаждет заручиться твоим словом, что ты не выдашь его. С Веритасерумом тебя никто опрашивать не станет, значит, все на твоей совести, – сделал вывод Сириус. – Кто документы подтасовывал? Ты?

– Нет. Я не врал перед судом, а лишь промолчал о том, что мне известно, – Грюм поднялся с места. – Все выяснил, что хотел?

– Ты отправил меня в Азкабан, зная правду о том, кто убил Поттеров. Но здесь я еще тебя понимаю – в ином случае тебе пришлось бы самому обживать тюремную камеру. Потому что это ты убил Лили! Но почему ты так поступил с Беллатрисой? А если бы это была твоя жена? Или твоя сестра? Неужели в тебе не осталось ничего человечного? Мы называли себя «светлыми», а творили самые непроглядно-темные дела, прикрываясь пустыми лозунгами, – язвительно бросил Сириус. – После встречи с Альбусом жду от тебя доклада. Потом решим, как тебе поступить на суде, – заметив страх во взгляде Грюма, Сириус презрительно цыкнул. – Не желаешь в Азкабан? Верю. Я на своей шкуре испытал все его радости. Иди – выясни наверняка, что нужно Альбусу, пока у тебя якобы обеденный перерыв. Потом поговорим.

Блэк собрался срочно связаться с Люциусом и Нарциссой и посоветоваться с ними.

***

Само собой, Дамблдор не планировал разговаривать с Грюмом в общем зале паба «Кабанья голова» – для беседы с глазу на глаз он нанял комнату на втором этаже этого заведения, хозяином которого являлся его брат Аберфорт. Нет, они не поддерживали теплых родственных отношений, но и не находились в ссоре – просто они были разными, и каждый шел по жизни своим путем.

– Я ненадолго, – с порога объявил Грюм, входя в замызганную комнатенку с продавленной кроватью, парой шатких стульев и немытым от пролитого эля столом. – Меня ждут в Аврорате, – он молча проследил, как Дамблдор запечатал колдовством дверь за его спиной, а затем опутал комнату нитями серьезных чар от подслушивания и тому подобного.

– Как ваши успехи? Что-нибудь новое узнали об Упивающихся? – Дамблдор, не решившийся присесть, стоял у заросшего паутиной окна. Привести комнату в порядок можно было парой взмахов волшебной палочки, но Альбус не собирался вмешиваться в дела хозяина паба – если тот считал, что его комнаты должны выглядеть, словно в них сто лет не прибирались – пусть так и будет.

– Есть немного зацепок. И все они заставляют нас активизировать свои поиски. Похоже, наши враги наращивают силы. Удивительно, что раньше – до исчезновения Волдеморта – среди них не было таких непроходимых идиотов и глупцов, какие нам попадаются в последнее время. Обычные преступники, вовсе не похожие на ученых, – Аластор недовольно хмыкнул. Проверив стул на крепость, он предпочел устроиться сидя – нога на протезе требовала внимательного к себе отношения. – Измельчали Упивающиеся Смертью. Измельчали или набирают армию из отбросов общества. Хотя есть и третья версия – это совсем не Упивающиеся, а кто-то, пытающийся под их видом добраться до власти или решивший на крайний случай поживиться разбоем и грабежами. Вот такие новости. Но ты ведь меня не за этим позвал?

– Ты прав, – подтвердил Альбус, свысока глядя на Грюма. – Но и отчеты в последнее время я от тебя стал получать все реже. Но об этом в другой раз. Сейчас меня волнует возобновившийся процесс над Лестрейндж. Что ты знаешь о нем?

– Ничего. Пересмотр дела не в компетенции Аврората, – Грюм удовлетворенно вздохнул – он угадал причину интереса Дамблдора. – Для этого создана отдельная комиссия из специалистов. Они имеют право обращаться за помощью к любым службам Министерства, но, насколько мне известно, по этому делу вопросов не было. Значит, справились сами. На днях его передадут в Визенгамот – начнутся слушания.

– Не на днях, а уже завтра. Я собираюсь присутствовать на всех заседаниях. Вероятнее всего, тебя тоже вызовут в качестве свидетеля. Поэтому я хочу быть уверенным, что ты помнишь о том, как нужно отвечать на вопросы. Постараюсь сделать все возможное, чтобы лишнего у тебя не спрашивали, – Альбус говорил жестко и только по существу.

– Не все в твоей воле. Еще неизвестно, позволят ли тебе занять кресло председателя, – Аластор заметил, как судорога недовольства исказила лицо Дамблдора, но тот ничего не сказал, понимая, что предположение очень правдоподобно. – У Лестрейндж будет адвокат, не то что во время ее суда в прошлый раз – я уверен. Тут и к гадалке не ходи. А если этот умник прямо спросит насчет ее состояния? Насчет беременности и прочего? – Грюм вопросительно посмотрел на Дамблдора. – Ведь подобное легко проверить.

– В таком случае молчи, откажись отвечать. Это твое право, – безапелляционно заявил Альбус.

– Это как минимум приведет к служебному расследованию. А учитывая обстоятельства – к моему отстранению от работы и заведению на меня следственного дела. Видишь ли, я не первый год в Аврорате, я знаю, как это делается, – Грюм вспылил – Дамблдор предлагал ему подставиться под удар. – Если я признаюсь, то получу максимум выговор за то, что не вызвал сразу к Лестрейндж колдомедика, а то и вовсе меня просто пожурят за оплошность. В Визенгамоте во время прошлого рассмотрения ее дела я отвечал на все заданные вопросы – так что никто мне и слова не скажет за то, что я по личной инициативе не упомянул о состоянии подсудимой.

– Ты понимаешь, что ее не просто выпустят, если ты озвучишь правду? В таком случае начнут выяснять, откуда появилось обвинение в пытках Лонгботтомов! Конечно, вряд ли они доберутся до тех, кто уже лет десять в могиле, но могут накопать много лишнего и опасного для нас. Мы должны придерживаться прежней линии, – Дамблдор рассердился не на шутку.

– Значит, мою голову можно в петлю совать, а твою нет? Так не пойдет, Альбус. Ты Верховный чародей и почетный председатель Визенгамота – вот и выкручивайся так, чтобы мне не задали неудобных вопросов. – Аластор уже устал «плясать на горячих углях» – ему хватало брачных уз, заставлявших думать над каждым своим словом, чтобы не получить болезненное напоминание.

– А ты не забыл, кто убил Поттеров? – Альбус злобно оскалился – уж на Грюма у него имелся беспроигрышный компромат.