Селек сначала замирает, потом отвечает. Неуверенно, будто опыта нет…

Или нет?

Джим отрывается от его губ.

– Первый поцелуй? – спрашивает негромко, не отпуская коммандера.

– Да, – отвечает он честно, и чувствуется, что за этим едва не ляпает «сэр». – С этим возникнут проблемы.

– Ты преувеличиваешь.

Мягко прижаться к его губам, напоследок, и Джим перестаёт удерживать объятие.

Спок с подоконника смотрит так, будто не происходит ничего особенного.

Кирк оправляет куртку, прочищая горло. Достаёт коммуникатор.

– Я пошёл звонить Боунсу, – машет им над головой и оборачивается к двери. Набирает код открытия. – Вам лучше не слышать, какие слова он будет произносить.

От Спока сейчас лучше далеко не отходить – он тяжело переносит их разделение, поэтому Джим останавливается в нескольких шагах от двери (коридор длинный, диванчики, настенные голографии, до жути непривычная декоративность) и набирает Боунса.

– Док? – спрашивает осторожно, но трубка, в подтверждение, взрывается возмущением.

– Нет, блять, ты в цветочный магазин попал. Чего надо?

– Короче… – Джим даже не знает, как сформулировать-то нормально, – замуж я собираюсь.

– Что? – переспрашивает комм как-то особенно тихо и ласково. – Джимми, лапонька, ты там головой повредился? Он помрёт через неделю!

– А я не за Спока.

Молчание.

– Так, жди меня там, я спускаюсь. Не сходи с места, понял?!

– Выпить захвати, будь другом, – успевает ещё Джим, пока с той стороны не вырубилась связь.

Он бухали уже часа два, в тех самых апартаментах, которые отвели капитану на планете (Спок, понятно, сидел тут же). И всё это время доктор то с той, то с другой стороны старался его отговорить.

– Ладно, я понял, – Боунс впервые за два часа отодвинул стакан, не дав налить ещё и этим как бы подводя жирную черту в разговоре. – Без уз этих ты опять будешь загибаться как раньше. Ладно. Но вот если ты щас… сделаешь новые, а мальчишка этот месяца через два – того?.. С его-то прытью.

– Значит, у меня будут два месяца нормальной жизни, – отрезал Джим. Доктор скорчил рожу, будто стакан лимонного сока заглотил. Свежевыжатого.

– Ну смотри, – Кирк склонился над столом, глядя ему в глаза, – я впервые за полтора года чувствую, что живу. И я не хочу возвращаться обратно в инерциальное существование, никто бы не захотел.

– Начинаю задумываться, что дохлым ты был лучше. Спокойней как-то…

– Да ну, – Джим фыркнул, расслабляясь, плеснул себе ещё. В голове уже была лёгкость – не та, после которой начинают стены плясать и пол ходить волнами, а такая… умиротворяющая. – Ты так не думаешь, Боунс, ох как не думаешь.

– Не думаю. – Доктор помрачнел ещё больше. – А должен по логике вещей.

– О вещах, а тем более их логике, надо было рассуждать один час и три стакана назад, – Джим стукнул свой полный стакан об его пустой. – За рассудительность и логичность, друг мой.

Боунс пить не стал и за бутылём не потянулся. Вместо этого он молчал с минуту, глядя на свой стакан.

– А старая шельма знает? – Так он называл Прайма. За глаза, разумеется.

Джим повертел свой опустевший стакан в руке.

– Если не знает и не догадывается, то скоро будет. Это его отличительная черта, как твоя – ворчать и ненавидеть всё сущее.

МакКой задумался о чём-то. Джим его не торопил. Доктор медленно принимал всё новое, но если уж принимал…

– Осмотреть надо его до этой вашей «свадьбы», – буркнул, наконец. – А то мало ли.

Утром Селека разбудил звонок на коммуникатор. Оказалось, доктор. Сказал спуститься в холл для подъёма на корабль и что с капитаном это согласовано.

Коммандер, недоумевая, за семь и три десятых минуты привёл себя в порядок и спустился на первый этаж, где старший офицер медицины ждал его с недовольным выражением лица.

– Я всё знаю, – выдал сразу же, не дав пожелать формального «доброго утра». – Не кипишуй, работа у меня такая – всё знать и молчать. Поднимемся на корабль, я тебя осмотрю полностью, а потом хоть в сене катайтесь, хоть жертвы богам пустыни приносите, это меня касаться не будет.

– У вас болит голова? – осведомился Селек, пока они шли через длинный холл на улицу.

– Ну какой же ты догадливый, а, диагностировать головную боль у человека с похмелья. Гений прям.

Доктор толкнул дверь, и яркий солнечный свет после приятного полумрака гостиничного холла ударил по глазам. Он выругался, доставая коммуникатор.

– МакКой – «Энтерпрайз». Поднимайте двоих.

Когда они уже на корабле вышли из транспортаторной, Селек сказал:

– Я задал этот вопрос, потому что могу убрать боль. Всего пара манипуляций с биополем в области головы.

– Обойдусь, – отрезал МакКой резко. Селек не совсем понимал, почему доктор на него злится, с другой стороны, причиной могло быть всё то же похмелье.

День тянулся невыносимо долго. Медосмотр оказался ещё более тщательным, чем перед отлётом – казалось, не было органа или какой-либо жидкости в его организме, которая осталась бы непроверенной. Сначала такое пристальное внимание казалось неприятным. Но потом коммандер понял, что для МакКоя, облачённого в белоснежный шуршащий халат и вооружённого то очередным датчиком, то шприцем, он сейчас не более чем образец для исследования – без какого-либо личного отношения.

– Вирусов, патологий, текущих заболеваний нет, – объявил доктор в конце дня, сидя за компьютером и, очевидно, заполняя карту – пальцы быстро бегали по проекции клавиатуры. – Ничто, что может из тебя вылиться, аллергии у капитана не вызовет. Да, кстати, если ты не знал: он страшенный аллергик. Ничем экзотическим не кормить, даже если это входит в ваши ритуальные брачные ухаживания. Любую фруктину согласовывать со мной.

Селек осторожно отсоединил от себя серию датчиков и принял сидячее положение – до этого лежал на биокровати, вытянувшись во всю длину.

– Ритуал свадьбы у вулканцев не включает в себя…

– Не волнует, – отрезал доктор. – Моё дело предупредить. И следи, чтобы он сам чего необычного не жевал, потому что… бывали случаи. Я за всем уследить не могу.

Он оттолкнулся от пола ногой, выкатываясь на стуле из-за стола. Скрестил руки на груди. Селек, только что натянувший форму, ощутил на себе его пристальный, почти рентгеновский взгляд, прошедшийся сверху вниз и обратно.

– По поводу тебя лично: больше отдыхай. Миссия у нас так и так провальная, устрой себе каникулы, прогуляйся по городу, медитируй, или что там вы, зеленоухие, делаете. Это приказ, потому что мне не нравится коэффициент твоих реакций, на один и восемь ниже, чем в прошлый осмотр. Сам понимаешь, цифра для второго лица на корабле серьёзная. – Доктор неожиданно потеплел взглядом. Улыбки на хмуром лице не появилось, но ощущение от него изменилось. Он замахал на Селека рукой. – Всё, всё, коммандер, можете быть свободны и выходить замуж, сколько вашей душе угодно. Шасть с глаз моих.

В дверях медотсека на коммандера налетел Чехов. Навигатор был взбудоражен, а сияющая улыбка не успела быстро исчезнуть с его лица, когда он встретился взглядом с поймавшим его Селеком.

– П… простите, коммандер! Я извиняюсь! – отрапортовал Павел, выпрямляясь.

– Лейтенант, советую больше времени уделять дисциплине поведения. Количество ваших обращений в медотсек за последние полмесяца значительно увеличилось. Полагаю, статистически можно выявить прямую зависимость этого числа от привычки носиться по коридорам.

– Да… конечно, коммандер. Есть. Я учту на будущее.

Чехов, одёргивающий задравшуюся (во время бега по коридору) форменку, пытался быть серьёзным, но стало заметно, что после последней фразы он едва сдерживает смех.

– Доброго вечера, лейтенант.

Селек, выходя в коридор, подумал, что даже ромуланской его половине зачастую непонятна нелогичность представителей людской расы.