– Люси, поздравляю! – воскликнул ты.

Я задрожала. Все эти месяцы, стоило мне представить, как твоя рука касается моей, меня бросало в дрожь. Но я все-таки ухитрилась ответить:

– И я тебя.

– Что собираешься делать? Остаешься в городе?

Я кивнула:

– Устроилась на работу в новую телекомпанию, буду разрабатывать детские программы и передачи.

Я не удержалась и усмехнулась. Целых два месяца я молилась кому только можно, чтобы заполучить это место. Именно о такой работе я мечтала с того самого времени, как рухнули башни-близнецы, после того, как поняла, что хочу нечто большее, чем работу в рекламе. Я хотела, чтобы результаты моего труда перешли к грядущему поколению и повлияли на будущее наших детей.

– Детские передачи? – переспросил ты, и улыбка заиграла на твоих губах. – Типа «Элвин и бурундуки», да? Где такие дурацкие голоса?

– Не совсем, – засмеялась я; мне очень хотелось признаться, что именно наш с тобой разговор привел меня к этой мысли, что время, проведенное с тобой на кухне, очень много значило для меня в жизни. – Ну а ты куда?

– В «Маккинси». Консалтинг. Бурундучки не для меня.

Я очень удивилась. Такого я не ожидала. И это после нашего тогдашнего разговора, после того, как я слушала твой анализ произведений Шекспира на семинарах Крамера. Но я только сказала:

– Здорово! Поздравляю с работой. Может, как-нибудь пересечемся в городе.

– Было бы неплохо, – ответил ты.

И я вернулась за стол к своим.

– Кто это? – донесся голос.

Я подняла голову. Рядом с тобой сидела девушка, волосы цвета спелой пшеницы спускались чуть ли не до попы; рука лежала у тебя на колене. Едва ли она заметила, что я гляжу на тебя во все глаза.

– Просто знакомая девушка, Стефани, мы с ней ходили на один семинар, – услышала я.

Что ж, ты не соврал. Но все равно ответ меня больно ужалил.

Нью-Йорк – странный город. Можно провести в нем много лет и ни разу не столкнуться с соседом по квартире, а потом вдруг наткнуться на лучшего друга, заскакивая в вагон метро по дороге на работу. Рок против свободной воли. Хотя, кто его знает, может, и то и другое.

Стоял март, прошел почти год после нашего выпуска, и Нью-Йорк поглотил нас. Я жила вместе с Кейт в Верхнем Ист-Сайде в огромной квартире, которая когда-то принадлежала ее дедушке с бабушкой. Об этом мы мечтали еще с тех пор, как учились в школе. И – надо же – детские мечты стали реальностью.

У меня за спиной остался мимолетный полугодовой роман с коллегой по работе, парочка случайных связей на одну ночь да несколько свиданий с мужчинами, которые не показались мне ни достаточно умными, ни достаточно привлекательными или интересными, хотя, оглядываясь в прошлое, могу сказать, что все они были вполне нормальными мужиками. И если честно, познакомься я тогда с Дарреном, и о нем судила бы точно так же.

Когда мне ничто не напоминало о прошлом – о занятиях на факультете, об общежитии в Восточном кампусе, – я вообще не вспоминала о тебе, разве что иногда. Мы не виделись около года. Но однажды – мы с боссом просматривали раскадровку и еще раз обсуждали отдельные серии передачи, посвященные проблемам выражения одобрения и уважения, – я вспомнила о тебе. Вспомнила твою кухню, и мне стало хорошо на душе: я поняла, что приняла правильное решение.

Приближался четверг двадцатого марта, мне должно было исполниться двадцать три года. Я планировала устроить вечеринку на выходных, но мои самые близкие подруги и коллеги, Алексис из сценарного отдела и Джулия из художественного – ты их так и называл потом, – уговорили меня выбраться куда-нибудь и выпить именно в день рождения.

В ту зиму мы все трое повадились ходить в ресторан «Лица и имена» – он нам до безумия нравился камином и диванчиками. Температура тогда зависла на отметке около сорока, и мы надеялись, что нам включат камин, если очень попросим. Последние несколько месяцев мы часто туда захаживали, и бармен нас любил.

В честь дня рождения Джулия соорудила мне корону из бумаги и чуть ли не насильно заставила надеть, а Алексис заказала яблочный мартини на всех. Мы уселись на диванчик напротив камина и перед тем, как отпить, состязались в придумывании тостов.

– За дни рождения! – начала Алексис.

– За Люси! – продолжила Джулия.

– За дружбу! – добавила я.

Дальше – больше.

– За ксерокс, работавший сегодня без единого замятия!

– За начальников, которые умеют вовремя заболеть!

– За халявные обеды после дурацких собраний!

– За бары с каминами!

– За яблочный мартини!

В эту минуту к нам подошла официантка с подносом, на котором стояло три полных бокала с мартини.

– Но мы этого не заказывали, – сказала Джулия.

Официантка улыбнулась.

– У вас, девочки, появился тайный обожатель, – кивнула она в сторону барной стойки.

А там сидел ты.

На мгновение мне показалось, что у меня галлюцинация.

Ты небрежно помахал нам рукой.

– Он попросил поздравить Люси с днем рождения.

У Алексис челюсть отвисла.

– Ты его знаешь? Аппетитный красавчик!

Она взяла бокал со свежим мартини – официантка уже успела расставить напитки перед нами.

– За клевых парней в барах, которые знают, как тебя зовут, и посылают халявное мартини! – А когда мы отпили, добавила: – Чего сидишь? Иди поблагодари его, именинница!

Я поставила бокал, но потом передумала и, слегка покачиваясь на высоких каблуках, направилась к тебе, прихватив мартини с собой.

– Спасибо, – сказала я, забравшись на табурет слева.

– С днем рождения. Миленькая корона.

Я засмеялась и сняла ее:

– На твоей макушке, пожалуй, смотрелась бы лучше. Хочешь примерить?

Ты не отказался, водрузил «символ власти», примяв кудри бумагой.

– Потрясно! – сказала я.

Ты улыбнулся, снял корону и поставил на стойку:

– Я тебя едва узнал. Прическа совсем другая.

– Подстриглась. – Я поправила волосы сзади.

Ты смотрел на меня пристально, как когда-то у себя на кухне, разглядывая под разными углами.

– Стриженая или нет, все равно красавица.

Слова ты произносил не совсем отчетливо, и я догадалась, что ты еще пьянее меня. Интересно, пришла мне в голову мысль, почему ты здесь один, в четверг, в семь часов вечера и пьяный?

– Как поживаешь? – спросила я. – Все в порядке?

Ты поставил локоть на стойку и подпер щеку ладонью:

– Сам не знаю. Мы со Стефани снова разбежались. Работу я ненавижу. И Соединенные Штаты вторглись в Ирак. Всякий раз, как я вижу тебя, мир распадается на части.

Я не знала, что отвечать, как реагировать на новость про Стефани или на утверждение, что мир распадается на части. Пришлось молча глотнуть мартини.

А ты между тем продолжил:

– Может, на небесах догадались, что мне позарез нужно отыскать тебя сегодня. Ты для меня как… Пегас.

– Крылатая лошадь из «Илиады», что ли? Жеребец с крыльями?

– Ну нет, – сказал ты. – Ты уж точно не жеребец. – (Я улыбнулась.) – Но без Пегаса Беллерофонт ни за что бы не справился с Химерой, – продолжал рассуждать ты. – Пегас очень ему помог. Беллерофонт летал на нем где хотел, несмотря на боль, несмотря на раны. И стал великим героем.

Я этот миф понимала несколько иначе. Для меня это была история, в которой говорится о важности совместной работы с товарищами, о сотрудничестве и партнерстве. Мне всегда нравился эпизод, где Пегас позволил Беллерофонту сесть на него верхом. Но я поняла, что твоя трактовка важна для тебя.

– Надеюсь, это комплимент, так что спасибо. Хотя я бы предпочла, чтобы меня сравнивали с Афиной. Или с Герой. Даже с горгоной Медузой.

Уголки твоих губ вздернулись.

– Не-ет, только не с горгоной Медузой. Не вижу у тебя на голове змей.

Я тронула свою прическу:

– Ты не видел, как я выгляжу по утрам.

Ты посмотрел на меня с таким видом, будто тебе очень захотелось увидеть меня утром.