Но потом вспомнила, как однажды застукала собственную дочь под сильным наркотическим дурманом, сердце сжалось.

У Васеньки на груди болтался крестик с распятым Христом. Выведет ли Он пацанов и девчонок из этого болота и мрака?

Оставалось только надеяться.

И еще Клавдия поняла, что о политических мотивах в этой драке и говорить не приходится…

Игоря не было, зато, как только Клавдия вошла в кабинет, откуда ни возьмись — Левинсон.

— Так-так-так! Уже вся прокуратура гудит — у Дежкиной младенец — не в мать, не в отца, а в заезжего молодца! Нашлись родители?

— Нет, наоборот, все пропали в одночасье. Бабушка вот только — за воспитание собственного внука денег просит.

— Так-так-так! Кстати о птичках, — поднял вверх палец пресс-секретарь. — У Семенова дело по притону, не слыхала? Ну что ты — обхохочешься! Сидят, представь себе, наркоманы, накачались до одури. И одна девица решила, что уже может летать. Вот она рвется выпрыгнуть в окно, а хозяин еще понимает что-то, удерживает ее. Решил, что, если он ее догола разденет, ей стыдно будет в окно выпрыгивать на улицу. Согласись, своя логика в этом есть. Но девушка окончательно стыд потеряла — хочу, дескать, летать. Тогда хозяин ее веревкой за ногу к батарее привязал и вернулся к друганам. Не успели они еще «косячок» забить, как слышат вдруг звон разбитого стекла: девицы нет, обратно в разбитое окно только обрывок веревки залетает. Подбежали — на асфальте никого, значит, уже нашли «птичку». Ну, вмиг протрезвели все. Дрожат, шугаются, как вдруг звонок в дверь. Хозяин понимает, что уже за ним пришли, на негнущихся плетется к двери, а там — два алкаша. Держат под руки эту девицу и говорят — вернете нам бутылку, отдадим девицу.

Клавдия серьезно кивала, словно слушала Левинсона.

— А оказалось, — продолжил пресс-секретарь, — что этажом ниже эти самые алкаши с трудом наскребли на бутылку, только успели поставить ее на стол и сесть, как окно разбивается и прямо на стол падает с неба голая девушка. Сносит, естественно, все со стола и лежит такая соблазнительная, только кое-где поцарапанная. Но алкашам было не до секса, они девушку вернули, а поскольку наркоманы им вместо портвешка какое-то «Чинзано» на радостях сунули, алкаши возьми и пожалуйся участковому. Тот притончик-то и накрыл.

К концу своего повествования Левинсон уже просто задыхался от смеха. Клавдия тоже поневоле улыбалась, хотя соль истории до нее не дошла. Совсем о другом она сейчас думала.

— Нет, ну ты представляешь? — хохотал Левинсон.

— Представляю, — кивнула Клавдия, — только я не поняла, почему — кстати?

— Что почему — кстати, — осекся Левинсон.

— Ну, я тебе рассказала про Витю Кокошина и его бабушку, а ты сказал — кстати…

— Правда? — задумался пресс-секретарь. — Странно. А кстати…

Дверь распахнулась так, словно в нее сейчас войдет целая рота солдат. Но вошел один Игорь. А вид у него был как у целого полка. Очень значительный.

Левинсон не закончил свою мысль. Но тут же нашел новую.

— Так-так-так… Что-то случилось невероятное. Игорь поймал Брынцалова, спекулирующего трамвайными талончиками, да? Нет? Зюганов оказался женщиной? Тоже нет? Наверное, Лужков сносит Кремль, чтобы построить оптовый рынок. Ну, тогда я не знаю…

— Я расследую убийство, — высокомерно пропустил шуточки мимо ушей Игорь.

— Сочувствую, — сказал Левинсон. — Ну ладно, ребята, мне пора.

Левинсон испарился, а Игорь долгим взглядом сверлил Клавдию, пока не произнес:

— Сейчас не до обид, Клавдия Васильевна.

— Может быть, — пожала плечами Дежкина.

Игорь еще помолчал:

— Ну ладно, извините, я не нарочно, — наконец выдавил он.

— Забудь, — тут же смягчилась Клавдия.

Игорь облегченно вздохнул и затараторил:

— А мне в самом деле убийство досталось. Женщина. И знаете где, в Воронцовском парке. Ну! Там же церковь та самая!

— А… Да-да…

— У меня три версии есть. Все три просто гениальные. Значит, первая такая…

— Нет, — сказала вдруг Клавдия. — Не надо, Игорек. Попробуй сам. Ты уже сам можешь.

Игорь не обиделся. Наоборот, он вдруг расплылся в радостной мальчишеской улыбке.

— Правда, вы так думаете?! Вы честно?!

— Разумеется. Только вот с версиями… Если все три гениальные, то ни одна из них не верна. Впрочем, не знаю… Думай сам.

— Я буду! Я думаю! — пристукнул кулаком по столу Порогин. — Я найду гада!..

До вечера Клавдия просидела над бумагами, словно специально тянула время. Во-первых, бумаг этих было действительно много, во-вторых, почему-то не хотелось идти домой. А в-третьих, Клавдия так и не решила, подавать в розыск на Нину Кокошину или еще подождать.

Ну если с первой и последней причиной все было более или менее ясно, то вторая объяснялась не так просто. Если раньше Клавдия бежала домой, чтобы побыстрее прижать к себе маленькое тело Витеньки, услышать его картавую, но такую взрослую речь, накормить малыша, искупать… То теперь ей все труднее было встречаться с мальчиком глазами. Потому что ответить на его вопросы о маме было нечего.

Но была и другая причина — Федор.

Зря Игорь просил прощения. Ничего нового он про мужа не сообщил. Клавдия и сама прекрасно чувствовала — что-то не так. Давно чувствовала. И, как это часто бывает с нами, закрывала глаза, авось уляжется, авось как-то само рассосется…

В какой-то момент ее мрачные мысли стал отвлекать энтузиазм Порогина. Он делал сразу по нескольку звонков, наводил справки, кому-то давал поручения, советовал и даже распекал.

«А ведь вот парень, давно в меня влюблен, — подумала вдруг Дежкина. — Я-то поначалу думала — так, ерунда, юношеская романтичность. А выходит — нет. Игорь и словом не обмолвился, а ведь это чего-то стоит. Молчать и ждать. Я бы в его возрасте не выдержала».

У Клавдии сжалось сердце от жалости к Игорю. И от стыда.

Как она когда-то таяла по Чубаристову. Как мучилась, когда после их первой любовной ночи Виктор вдруг перестал ее даже замечать. Как болело тогда все внутри, как тонко чувствовалась эта боль. И как смертельно. Что за страшные мысли приходили ей в голову! Как хотела она сочувствия, тихого разговора и понимания…

Что же случилось потом? Когда она успела так очерстветь? Почему она спокойно и даже с тайным наслаждением следит за Игорем, отмечая невнимательным взглядом его робкие попытки обратить на себя ее внимание?

Вот теперь ее ударило, и она стала замечать. А раньше?

«Это боль делает нас добрее, — подумала Клавдия с досадой. — Или нас надо все время бить, чтоб мы любили друг друга?»

— Игорь, — тихо сказала она.

Тот вскинул голову. Что-то в ее голосе заставило парня затаить дыхание.

— Прости меня, Игорек… — Клавдия помотала головой.

— Да вы что?.. За что?.. — залепетал Игорь.

— За то, что я уже старая…

Игорь вскочил. Игорь сел. Снова встал и даже шагнул к столу Клавдии:

— Вы не смеете так говорить, вы не старая… Вы!.. Вы самая!.. — У Порогина задрожали губы, и он выбежал из кабинета.

Витя сидел в прихожей на стульчике и смотрел на Клавдию тихим и каким-то грустным взглядом. Он даже ничего не спросил. Он ждал.

И Клавдия вдруг улыбнулась.

— А у меня новости хорошие! — бодро сказала она. — Ну, Витюшка, догадайся какие?

Мальчик не посмел назвать самую ожидаемую новость. Только глаза стали яркими.

Макс выглянул из своей комнаты.

— Какие новости?!

— Скоро Витина мама найдется, — не очень ловко вывернулась Клавдия.

Макс уловил этот момент и вовремя подыграл.

— Да ты что?! — воскликнул он радостно. — Правда?!

— Правда! — уже увереннее кивнула Клавдия.

Если бы она знала в этот момент, что была абсолютно права. Наверное, когда мы хотим доставить людям радость, мы всегда правы.

— А где, тетя Куава?! Где мамка?! — наконец разделил радость своих обманщиков Витя.