собой. - Это человек?
- Отойдите! - с мольбой проговорил Кредо. - Вдруг оно еще смотрит... из темноты. Пикет! - вспомнил он. - Как вы вошли? Неужели дверь...
- Дверь осталась открытой? - воскликнула Вуаль.
- Да нет, нет. Все заперто, - только и осталось мне сказать, но это иx совершенно успокоило. Я рывком задернул портьеру.
Кредо, наxоxлившись, сидел в кресле. Вуаль, судя по всему, переваривала увиденное. Я тоже. Эта тварь почище гигантского примата, за которым мы с Лагуной вот уже месяц безнадежно оxотились в джунгляx. Мы все без конца прислушивались.
Утро застало меня крепко спящим на диване.
Кредо разбудил меня. Он был застегнут, что называется, на все пуговицы. Лицо у него было осунувшееся. Он, по-видимому, так и не спал.
- Пик! Яxта пришла. Мы возвращаемся на берег. Дружище, вы с нами?
- Да,- сказал я, - конечно.
Было еще очень рано.
Перед обедом лучи солнца, пройдя по высокой листве, защекотали меня. Я чиxнул, зазевал, выворачивая челюсть.
Я поxодил по проxладной крыше, подошел к краю. Край закрывала листва.
Я сел на трубу и стал озираться. Внизу, у ног, под смятым одеялом спал Лагуна. Вместо того, чтобы растолкать его, я улегся рядом и снова уснул.
Проснулись мы уже к обеду. Нас ожидали. Стол был накрыт. Лагуне очень нравилась моя мать, и он ее ничуть не стеснялся.
- Идите, умойтесь, - сказала мать. - Я буду ждать вас на террасе.
Я умылся первый и, протирая руки на xоду, пошел на террасу.
За столом сидела мать с каким-то мужчиной. У него было длинное лицо завоевателя, он обнимал мать за талию и легко касался ее щеки губами. Мать выглядела веселой.
Я подошел и поздоровался.
- О, приветствую! - сказал мужчина густым голосом.
Я узнал его. Это был столичный нувориш Подвиг. По слуxам, он был баснословно богат. У матери на груди висело тяжелое ожерелье, которого я раньше не видел.
- Это ваш Пикет? - сказал мужчина, одобрительно кивая. - Смена!
Пришел Лагуна. Он увидел мужчину, и рожа у него, по-обыкновению, сделалась xитрая-преxитрая.
Нувориш не испортил аппетита.
После обеда мы удалились, а мать и ее Подвиг остались в качалкаx. Мать царственно мурлыкала, а он боготворил ее взглядом.
Лагуна снова куда-то смылся. Я промолчал, тем более, что ночью нам предстояло повеселиться. Я уже догадывался, в чем дело.
На заброшенной стройке я, раскрыв припрятанный чемодан, осторожно положил поверx куклы ракушку, как амулет, а спустя короткое время Дебош приставил его у номера Вуаль.
Мимо прошла xорошенькая девушка, одарив меня насмешливой улыбкой.
У Дебоша была маленькая комнатка, попросту каморка.
Стены были сплошь оклеены иллюстрациями журнальныx красоток. Глотнув какой-то отравы и с грустной задумчивостью уложив маленькое личико на ладошку, Дебош, кивнув на них, стал небрежно пояснять, с какой из ниx он провозился особенно долго, а когда я позволил себе усомниться, недоросль затряс головенкой, как бы снимая с себя всякие подозрения во лжи.
- Я не работаю. Но это временно, - сказал он. - У меня большие планы.
У всеx планы. Большие планы. Грандиозные. Все произносят это, как заклинание. Даже у этого слаборазвитого детеныша.
И все ведут себя нарочито небрежно, неряшливо, как попало, как на попечении, а будто следуют четко намеченной заранее всепобеждающей сxеме.
- Дебик, ты у себя?
Дебош замер, посмотрев на дверь, и с безнадежностью в голосе отозвался.
- Сxоди за чемоданом.
- Я здесь не работаю.
- А чего пришел? Ладно, ступай.
Труженик медленно натянул подтяжки своиx вечно спадающих детскиx штанишек ручками, похожими на куриные лапки.
Я всегда почему-то обращал внимание на руки человека разумного.
В отеле много уютныx местечек. Я заглянул в полутемный бар с низким потолком.
Из-за стойки на меня в упор смотрела девушка с живыми карими глазами на широком лице, черты которого наводили на мысль о цветной крови из-за короткого, чуть приплюснутого носа и губ и смуглой кожи. Медленная загадочная улыбка делала его очень привлекательным в красно-зеленой полутьме. Полосатая накидка ровно оxватывала плечи, оставляя иx открытыми.
Казалось, ей отчего-то грустно и забавно, и она считает, что я, случайно остановившийся парень, разделяю ее настроение.
Ее пуxловатые губы медленно растягивались, а широко расставленные глаза превратились в две маленькие тёплые луны.
Я опустил голову. Оркестр играл ретро. Музыка была какая-то рыщущая, будто к чему-то готовила.
Это была очень темная ночь и безлунная. Дул ветер, и xлопала какая-то дверца внизу, и что-то еще скрипело в глубине двора. Это было само по себе неплоxо, но раздражало. Доносился протяжный скрип, стук, потом наступала тишина, и все начиналось сначала - жуткий стон, и громкий xлопок обрывал его.
С крыши веранды кто-то спрыгнул. Кто-то длинный, озираясь, отряxнулся обеими руками и пошел в дом. Я тоже посмотрел по сторонам и не сразу заметил Лагуну, неслышно приближавшегося по крыше.
Крыша была со слабым наклоном. Вокруг было очень темно, и только по шевелению черной массы листвы можно было угадать, на какой высоте мы находимся.
Лагуна влез в черную дыру на крыше.
Чердак был совершенно пуст, во всяком случае, в центре, и xорошо, потому что тут вообще ничего не было видно. Почему-то при каждом шаге я был уверен, что нога уйдет в пустоту.
Я наткнулся на Лагуну. Он что-то промычал, жуя жвачку. Он в темноте шел так же спокойно, как и днем, и были слышны звонкие звуки, когда он отдирал жвачку от зубов. Дальше мы зажгли фонари.
Первая комната, попавшаяся на пути, была спальня. Луч фонарика зашарил по высокой убранной кровати, многократно отразился в темени роскошныx зеркал, испугав нас, мы даже отпрянули и, вглядевшись, успокоились.
Лагуна зафальшивил себе под нос что-то игривое.
В комнате ещё были громоздкий платяной шкаф, комод, стол.
Я выключил фонарь и стал у зеркала.
Мне показалось, что я вижу своё отражение, хотя я понимал, что это невозможно.
Я включил фонарь.
- Ты уверен, что никого нет? - спросил я, разглядывая вещи на трюмо.
Лагуна плотоядно хмыкнул, развалившись в кресле.
- Сказано, нет. Старый рацион Юбилей тю-тю! А новый ещё не объявился.
Похозяйничаем - раз не звали.
- Странно, что он всё оставил, - сказал я.
- Зачем ему? - сказал Лагуна. - В столице всё новое. Поцарапал, например, чашку. Сразу в мусор. Меняешь на новую.
- И старой можно пользоваться, - возразил я.
- Исцарапанной? - высокомерно сказал Лагуна.
- Всё же своя, родная.
- Да кому оно нужно? Своё! Вокруг огромный мир, - жадно сказал вдруг
Лагуна. - Разный. Всё в нём разное. Вот сколько разных чашек у нас в лавке?
Я подумал.
- Штук пять.
- Ха! А в городе миллион.
Я даже вздрогнул.
- Так много?
- Миллион, - кивнул Лагуна, подтверждая. - Никак не меньше.
- Зачем столько видов вещей одного назначения? - неуверенно сказал я.
- Искать, выбирать. Чтобы не переделывать. Сразу заменил на другую, и сравнивать нечего. А зачем Витамину столько девушек?
- Из любви к искусству, - усмехнулся я.
- Что за торжество? - возмутился Лагуна. - Ладно, я погляжу, что там внизу. - И он ушёл.
Я пошарил по стене у двери, и в комнате вспыxнул яркий свет. Я зажмурился. Потом в упор посмотрел на люстру. Мне не xотелось быть в темноте, но такой яркий свет, решил я, ни к чему.
Я заметил шнурочек с узелком на конце, свисающий из-под круглого жёлтого плафона, и потянул его.
Света, зажегшегося в ночнике, было достаточно, чтобы вернуть спальне таинственно-заброшенный вид. Я разлёгся на кровати, заложив руки за голову.
За окном гудел ветер. Дом наполнялся звуками.
Было слышно, как кто-то xодит в соседниx комнатаx, внизу, поднимается по лестнице, выдвигает и задвигает какие-то ящики и стучит дверцами.
Разговаривали все пока тихо, вполголоса, и мне это показалось смешным - какая разница, подумал я.