- Кто это? - спросил я.
- Не знаю. - Она помедлила, глядя на меня, потом взяла трубку. - Здравствуйте. Да... да... хорошо. - Она удивленно посмотрела на меня. - Это тебя, - сказала она.
- Меня? Кто? - Я не особенно спешил. Я был уверен, что никто не знает, где я, и взял трубку. Там молчали. Ни звука. Ждали, пока я заговорю.
- Да, слушаю, - сказал я осторожно.
- Наконец-то! - сказал голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. Голос был мощным, как извержение. - Это я, Шедевр. Слушай меня внимательно.
- Откуда ты взялся, Шед?
- Не перебивай меня. Хорошо, что я тебя нашел.
- А как ты...
- Я же сказал, не перебивай. У меня мало времени. Срочно подъезжай к бульвару Банкрота - трассе Фиаско. Все в сторону. Ты меня слышишь?
Я молчал. Уют внимательно смотрела на меня, потом отвернулась.
- Ты слышишь меня? - рявкнул голос. - Все.
- Да, я все понял, Шед, - сказал я, но связь уже оборвалась.
- Ты уходишь? - спросила Уют.
- Да, - сказал я, - нужно идти. Это... срочно.
- Ну вот, - улыбнулась она слабой улыбкой. Если она и огорчилась, то не показала этого. - А ты - ничем не занимаюсь.
Я тоже криво улыбнулся.
- Что за торжество...
Я подошёл к Уют, поцеловал в щеку. Потом она отошла к окну, глядя на улицу. Я вышел на лестничную площадку.
Стояла редкая тишина.
Я доехал до бульвара, где высились монументальные фигуры калек, героев спорта и изящного вкуса.
Из подъезда, озираясь, кто-то вышел и быстрым шагом направился ко мне. Дверь распахнулась, и в кабину ввалился не кто иной, как Дебош, мелкий, щуплый, невзрачный, как пыльное чучело. Он озабоченно кивнул мне, сунул свою лапку и сразу закурил, дымя вовсю. Я осторожно отнял у него безе.
- Отдай! - сказал он. - Ну, отдай!
- Да ладно тебе. Возьми. - Мне вдруг стало очень жалко его. Он так серьёзно относится ко всему. - Не хнычь. Что же ты?
- Вот что, Пик, - сбивчиво зачастил он, продолжая выглядеть чрезвычайно озабоченным. - Нужно вывезти на наше старое строительство какой-то груз из столицы и спрятать там. В надёжное место. - Дебош судорожно сморгнул.
- Зачем? - Я хорошо знал о пристрастии никчемного Дебоша ко всякого рода намёкам.
- Шедевр просил. Его разве поймёшь? У него свои дела. Говорят, он ворочает такими делами... Величина! - надулся, напыжился малютка. - Поехали.
- А как он узнал, где я?
- Не знаю. Меня он сразу нашёл.
- Ясно...
- Побыстрее, пожалуйста. Шедевр просил побыстрее.
Я удивился, но вскоре разогнался так, что Дебош только сглатывал. Но молчал, указывая дорогу.
Грузовик нёсся с тугим гудением, как реактивный снаряд.
Огромный двор окружали здания умопомрачительной высоты. В глубине двора суетились люди.
Нас ждали. Горел свет. Из одного бункера санитарами выносились большие продолговатые ящики, похожие на коконы.
Я решил не выходить. Издали я видел, что работой руководит женщина. Та самая, что была у Кредо. К ней и подошёл Дебош.
Они переговорили, и два санитара заскочили в кузов. Всё протекало быстро, даже спешно. Вскоре весь кузов был забит до отказа. Все смотрели, как мы отъезжаем, а один из этой артели стал закрывать бункер. На лице Дебоша от беготни туда-сюда поблескивали мелкие капли пота. Он утёрся рукавом.
Мы выехали из города. Я пригнулся к лобовому стеклу и посмотрел на небо. Вышла луна из-за редких облаков.
- А что в этих гробах?
- Не знаю, - прошлёпал губами косноязычный Дебош. - Какое наше дело?
Я замолчал. Дебош солидно покачивался на сидении.
- Ты помнишь изъян? - подал голос Дебош. - Я думаю, самое подходящее место. Лучше ведь не найти, а? Хорошо, что дождя нет. - Он тоже приник к лобовому стеклу, зорко вытаращив глазёнки.
По небу стелились тонкие прозрачные облака.
Наш заповедник мы объехали по верхней дороге. Хорошо был виден отель, весь в огнях, стоящий как свеча. Огни медленно проплывали мимо. Трассу окружили трущобы.
Мы заехали на заброшенную стройку. Она совсем не изменилась с тех пор, как мы были ребятами.
Всё осело, покрылось пылью, заросло. Тёмные недостроенные здания с провалами окон, с зияющими подвалами образовывали целые улицы. По сути, это был целый город. Жутковатое это место, особенно ночью. Мы долго ехали по тряским ямам.
Машину бросало из стороны в сторону. Мне почудилось, что что-то мелькнуло за
крылом упавшего самолета, но в это время грузовик накренился. Мы боком проехали по крутой палубе затонувшего корабля.
Колёса пробуксовывали в песке, я с усилием выворачивал баранку, но мы крутились на месте, из-под колёс струями летел песок.
Мотор взревел ужасным рёвом, словно собираясь взорваться, и грузовик вдруг рванул с места, как ошпаренный, я еле-еле успел направить его в чёрный проём лифта.
Мы провалились в темноту под старой лестницей. Но ненадолго.
Показалась большая пустошь среди построек, вся будто облитая лунным светом. Высунувшись из кабины, я подвёл машину к подвалу самого большого и мрачного министерства.
Это и был изъян. Глушь здесь была страшная. Сразу со всех сторон навалилась ватная тишина. В ушах зазвенело. Я прошёлся, разминая ноги, оглядываясь и всматриваясь.
Под ногами похрустывало стекло. Везде толстым слоем лежала песочная пыль. Ни одной ровной поверхности. Все так искривлено, перекошено, вывернуто, будто кто-то хотел все украсить, пытался в бессилии избавиться от всех прямых линий, а какое вышло уродство.
Тут до меня дошло, что нам самим придётся выгружать эти ящички.
Я поделился этим соображением с Дебошем, а альтруист в ответ дисциплинированно показал пачку новеньких купюр и сказал:
- Кто-то не пожалел монет. А нам-то что? Нам наплевать. А завтра сходим, кутнём. Я больше не отдыхаю. Бросил. Не могу больше таскать чемоданы, - горестно сказал кроха. - Устал. Надоело быть другим. Буду делать то, что по душе. Всё, что угодно. Вот она - жизнь. Лишь бы без обмана. Как Шедевр.
Мы осмотрели подвал. Лунный свет просачивался слабо, растворяясь серым пещерным полумраком. С голых стен редкими блестящими струйками стекала тёмная вода.
Дневное солнце было бессильно перед этой сыростью, защищённой толстыми стенами.
Это было подходящее место. Разглядывая пятнистый потолок, я чуть было не наступил на доску со ржавыми гвоздями.
Пока Дебош звучно мочился в углу, я попытался оторвать от стенки старый светильник, который вдруг отделился, будто сам собой, и я чуть не упал.
Он был хорошо сработан, хоть и перекручен весь, изящно так, и я, надумав его прихватить с собой, выбросил наружу.
Мы взялись за дело. Таская ящики, я пятился спиной, а Дебош ретиво подпирал свой край животиком, мы перешагивали через невысокий порог, спускались вниз и в сыром подвале стараниями Дебоша заботливо как попало укладывали их.
Потом мы подустали, начали спотыкаться.
Полуживой Дебош всё время недосчитывался одной ступеньки. Он предельно осторожно осваивал последние метры, но вскоре снова терял бдительность.
Я цеплялся за какие-то провода. Раньше их не было.
Кузов был урожайно полон, и мы здорово устали, пока все перетащили. Будто всю столицу переместили.
Легковерный Дебош отсутствующе сидел на одном гробе, обессиленно свесив дрожащие ручки. Он достал из своей курточки плоскую бутылку, и мы по очереди приложились.
Потом Дебош подошёл к стене, поднял с земли какую-то железку, постучал по поверхности, что-то выбивая, но в глаз ему тут же попала крошка, он выронил железку и сел, протирая глаз на вытянувшейся мордашке. Я протянул ему бутылочку, и Дебош без лишних слов прикончил остатки, отбросил посуду и громко икнул напоследок.
- Хорошо, шоу не встретили.
Я вздрогнул. Крупная капля, сорвавшись откуда-то сверху, разлетелась о плоскую гладкую серую поверхность ящика рядом со мной.
Все ящики были, как литые, - без швов и зазоров.
Мы въезжали в город под утро.