Бешеный рев боли огласил пещеру. Топор вошел в плоть по самую рукоять — я услышал, как хрустнула кость.
Сломанный Клык схватился за рукоять моего топора, одним рывком выдернул его из огромной раны и замахнулся на меня.
Я выхватил свой длинный изогнутый кинжал и с маху всадил ему в брюхо, дернул, вспарывая, и осклизлые сизые кишки забугрились, выпирая из раны. Ноздри обожгло острой вонью.
Он заревел и обрушил топор. Я едва успел присесть и лезвие просвистело у меня над головой. А позади меня уже оглушил рев второго тролля, и тяжеленная туша навалилась на меня со спины.
Извернувшись, я встретил его грудь в грудь, мы сшиблись, и покатились, терзая друг друга клыками и когтями.
Тролль молотил меня своими каменными кулаками, и я едва успевал закрываться. В свою очередь я лупил его по роже изо всех сил, вколачивая зубы ему в глотку и пытался добраться до его шеи.
Мне удалось распахать когтями его шкуру, но потом эта тварь перехватила мою руку и начала медленно выламывать.
Тролль обладал просто чудовищной силой — я чувствовал, что он сейчас сломает меня пополам. Кости трещали, выворачиваясь из суставов, а вторая его ручища, словно молотом, бухала мне по ребрам, по боку и по бедру.
У меня перед глазами все мутилось от боли, а рот был полон крови. Я заревел от напряжения, и навалился на его руку всем весом.
Он чуть поддался, и мне этого хватило, чтобы, вывернув собственную руку, запустить клыки в его жирную шею.
Обвисшие складки дряблой кожи защищали ее, но я располосовал их клыками и вгрызся глубже. Тролль ревел от боли и кашлял кровью, а я выдирал клыками куски мяса из его живой плоти, пока, наконец, мне в лицо не ударил фонтан кровищи — я перекусил ему артерию.
Тролль жалобно замычал, задергался в конвульсиях и обмяк подо мной. Я выплюнул шматок мяса, и с трудом поднялся на ноги.
Перед глазами все плыло. Я был с ног до головы залит кровью — его и своей. Правый глаз не открывался — туда он успел удачно вломить мне кулаком. Из носа у меня хлестала кровь, сломанные ребра ходили ходуном — я едва мог дышать. Руку дергало рваной болью.
Я обернулся и увидел, что Ннар стоит с моим топором в руках над телом Сломанного Клыка. Он смотрел на меня горящими глазами. А потом бросился ко мне.
— Ты как?
— Хуже некуда, — хрипло признался я. — Второго ты завалил?
— Нет, он сам умер, — затряс головой Ннар. — Когда он твой топор из раны выдернул, то только и успел, что два шага сделать, и завалился. Ты ему плечо до груди разрубил.
Я устало пошатнулся, и Ннар подставил мне плечо. Иначе я бы рухнул.
— Ты не сбежал, — заметил я, глядя в лицо, которое оказалось так близко.
В светлых больших глазах Ннара отразилось изумление и горечь.
— Ты думаешь, я бы бросил тебя здесь?
— Ничего я не думаю, — отмахнулся я. — Пошли отсюда, эти скоты так ревели, что сейчас тут будут все тролли подгорных глубин.
— Разве? — оглянулся на коридор, из которого мы пришли, Ннар. — Далеко же.
— Не настолько, чтобы быть уверенным в безопасности, — пробормотал я.
Мне становилось все хуже, я едва на ногах стоял.
Опираясь на Ннара, я заковылял в проход, ведущий к Черной Погибели.
Кругом царила зловещая тишина. Сюда особо никто не ходил.
Черная Погибель — несколько пещер, сообщающихся друг с другом. Раньше ее можно было обойти по галереям безопасно, но потом галереи обрушились, а стенки внутри пещер обвалились, и теперь все ярусы вели только через эти проклятые места.
Собственно, сами по себе места были как места, не хуже других, но именно в пещерах Погибели поселилась какая-то паскудная тварь. Одно из тех созданий Мрака и Зла, что так нравились нашему Владыке.
Что представляла из себя Погибель, я не знал. Я знал только, что ей все равно, кого жрать — орков, эльфов, гномов, троллей, хоть самого Владыку.
Она заселилась здесь, залила галереи и пещеры мерзкой ледяной слизью, застывающей ядовитым инеем по стенам, и караулила тех, кто пытался пробежать через ее владения.
Если кому-то везло, он проскакивал и оставался жив. Но везло очень редко. Погибель свое дело знала, и отлавливала гостей качественно.
— Мне надо передохнуть, — остановился я.
Плечо огнем горело, бок отваливался от боли, в носу все забилось кровью. Ннар обеспокоенно всмотрелся мне в лицо.
— Свернем сюда, — кивнул я на лестницу, уводящую выше.
Здесь когда-то были гномьи копи, и наверху остались пустые залы и разрушенные кельи добытчиков.
С трудом я полз по лестнице, а Ннар тянул меня наверх, умоляя держаться. Когда мы наконец поднялись на пятый ярус, я указал трясущейся рукой вперед.
Здесь как раз вдоль прохода и шли кельи. Ннар дотащил меня до одной, что понравилась ему больше других.
На петлях даже висела рассохшаяся дверь. Ннар прислонил меня к стене и навалился на нее. Она поддалась, и Ннар завел меня внутрь.
Здесь было сухо и тепло, почти уютно. У стены стояли нары, в центре сохранился частично каменный очаг.
Ннар быстро постелил мой плащ на нары, проверил своим весом — прогнившие доски заскрипели, но выдержали.
Я кое-как доковылял до нар, завалился на них и закрыл глаза. Ннар свернул свой плащ и сунул мне под голову, и дал напиться воды из фляги.
Потом он запер нашу хлипкую дверь на засов и присел рядом со мной на нары.
— Как же тебе досталось…
Прохладные пальцы прошлись по моему пылающему лицу. Я открыл глаза — Ннар смотрел на меня и едва не плакал. Слезы блестели в его взгляде.
— Все не так плохо, как выглядит, — заверил я его. — Надо просто плечо вправить. Сможешь?
— Тебе будет больно, — рука его погладила мое распухшее плечо.
— Хуйня, — отмахнулся я. — Дай сюда мой топор. Ты его не потерял, надеюсь?
Ннар укоризненно посмотрел на меня, нагнулся, поднял с пола и положил рядом со мной мой верный топор.
Потом он помог мне раздеться, и я остался голым по пояс. Осмотрел себя — пиздец, как он есть. Грудь и бока все в черноте — ссать кровью буду теперь неделю, если не дольше. Ребра наверняка сломаны.
Прощупал — точно, сломаны. Хорошо, всего два. И без смещения. Это пустяки. Руки разодраны когтями, на запястье вывернутой руки раны в палец толщиной, кровь хлещет. Потрогал нос — не понял, тоже сломан или нет. Но внутри до сих пор кровь хлюпает.
Но хуже всего дело было с плечом.
— Давай, — сказал я Ннару, и сунул себе в рот рукоять топора.
Закусил и зажмурился.
Пальцы Ннара умело взялись за плечо, и вдруг, с неожиданной силой и в то же время с нежностью, втолкнули кость обратно в сустав.
Я услышал сухой щелчок, по телу прокатилась волна огня, я взвыл и едва не обломал клыки, а потом отключился.
Пришел в себя от того, что перепуганный Ннар лил мне на лицо воду из фляги.
— Все отлично, — прохрипел я ему и приподнялся на локте. — К утру как новый буду. На орках все моментом заживает.
Ннар погладил меня по щеке. И вдруг спросил:
— Ты хочешь сказать, что у тебя все заживет до возвращения обратно?
Я молчал, и в глазах Ннара появилось беспокойство.
А мне вдруг стало… Плохо.
Потому что сейчас я был с ним один на один — раненный и беспомощный. И ничто — понимаете? — ничто не мешало ему всадить мне кинжал под подбородок. И сбежать.
— Орлум, — позвал меня Ннар. — Я сейчас вдруг подумал — ты не сказал мне, как ты вернешься обратно?
Я закрыл глаза и притворился мертвым. Потому что ответа для него у меня не было. Я прекрасно понимал, что для меня это путь в один конец — доведу его до Серых Пустошей, отпущу и…
Про дальше я не думал.
— Орлум! — Ннар наклонился к моему лицу. — Ответь мне!
— Н-ну, — скривился я, приоткрыв один глаз. — Ну дойду до поста, скажу — напали эльфы, отбили пленника, едва жив ушел. Теперь-то точно поверят.
Ннар просветел лицом.
— И тебе ничего не будет?
— Ага, — честно соврал я.
Конечно, ничего мне не будет. Ничего хорошего. Разумеется, будет допрос. Разумеется, на допросе я им все расскажу — и как трахался с пленником, и как отпустил его. Вместе с кишками все вытянут.