Теперь мой верный спутник — постоянная головная боль, сводящая с ума. Лекарства, уносящие с собой, с этой болью, частичку меня. Постоянно хочется спать. Но засыпать не получается. Да и просыпаться тоже. Так и ходишь везде как во сне. Но без сна.

Иногда я вижу её. Она опирается на стол, или стоит, облокотившись о дверной косяк. В такие моменты в моих глазах повисает радость и страх; страх проснуться. Проснуться и понять, что она — лишь сон… Но нельзя проснуться, когда не спишь. А иногда захожу в её комнату со смутной надеждой, что непременно увижу её там. Надежда моя походит на безумие, и я сознаю это. Никогда я не бываю так близка к потере рассудка, как в те дни, когда испытывала отвращение к действительности и тоску по галлюцинациям.

Каждое утро я выдергиваю себя из кошмаров и вижу, что в реальном мире ничего не изменилось. Говорят, ко всему можно привыкнуть. Так вот:

Я не хочу привыкать. Я хочу, чтобы это закончилось.

Ещё один день, ещё одна ночь, ещё один год

Ты так надеешься, что у неё это пройдет.

И кажется, что ждать осталось совсем немножко,

Хочется верить, но…

Что ей снится, когда слёзы на её ресницах?

Когда каждую ночь ей опять не спится?

И каждая ночь с ней всегда заодно?

Она проснётся опять и снова будет молчать,

И ты её не вини, если совсем не хочешь потерять,

Помолчи с ней немного, попробуй просто понять,

Ей очень больно и она просто хочет спать.

========== Одиннадцатый ==========

С тех, как заработал медицинский центр, дистрикт стал более посещаем: многие жители Панема с нетерпением ждали его открытия, у некоторых приём у врача — был первым в их жизни. Раньше они умирали там же, где и рождались — в собственном доме. О медицинской помощи же слагали легенды.

В ближайшем будущем, конечно, планировалась стройка ещё одного подобного центра, в каком-нибудь из средних дистриктов, а сейчас этих учреждений было всего два — у нас, и в Капитолии. При необходимости жители ехали в тот, который им ближе.

А однажды к нам приехала Джоанна. Она ничуть не изменилась, разве что волосы выросли и черты лица стали более острее и агрессивнее. Теперь она была мамой.

Я не могла отвести глаз от светлых (в кого он? В отца?) младенческих волос и пухленького личика, сидящего у неё на коленях ребёнка. Губы мои непроизвольно складывались в улыбку. Единственный младенец, с которым мне удалось пообщаться — это Прим. Она была такой маленькой, совсем игрушечной, сжимала крошечные пальчики в кулачки и всегда улыбалась. Меня накрывает волна умиления от наплывших воспоминаний, и поддаюсь вперёд и начинаю агукать.

Я не сумела определить, девочка у неё или мальчик, потому что ребёнок был одет в жёлтое.

Но про себя решила, что это девочка.

— Это мальчик, — звонко сообщила Джо, будто прочитав мои ошибочные мысли и унизившись моей неспособностью определить самостоятельно. — Комбинезон подарили ещё до того, как он появится на свет. Ну, знаешь, Эффи решила, что это здорово, что у победителя есть ребёнок, раздула это всё и организовала надушенную вечеринку, где нам и подарили кучу барахла. Дистрикты всё ещё в стадии восстановления. Было бы расточительно к тому, что есть, докупать ещё. Я, кстати, пока единственная, кто начал плодиться. Странно, правда? Энорабия тоже так считает, — рассказывала она, уже сидя в пекарне, где её ждал Пит с накрытым столом и широкой улыбкой. Малыш сразу нашёл в нём родственную душу, Пит даже разрешил ему слизать крем с миксера, поэтому после мальчик был жутко липкий.

Было глупо надеяться, что Пит не воспользуется случаем, и не напомнит мне, что хочет такого же.

А в моей голове рекламной строкой крутилось: «А я хочу Прим».

Всё моё существо яростно бунтовало при одной только мысли, что это я буду женой и матерью, а не Прим, которая этого более достойна, и у которой больше на это прав. Я злилась, что нас с ней разлучили, мучилась одиночеством, оставшись без неё. Но одновременно сознавала, что, не смотря на всю искренность моего возмущения, я неубедительна — попытку, чтобы вновь обрести сестру я сделала лишь однажды. И то, Пит вовремя подоспел, чтобы помешать мне.

В те короткие мгновения, когда туман растерянности, страха и гнева, застилавший мой разум, немного рассеивается, я вижу Пита, который всё так же сидит рядом со мной и спокойно уговаривает меня:

— Ну, Китнисс, сама подумай: для нас это тоже может быть выходом.

Только я по-прежнему хочу Прим.

========== Двенадцатый ==========

Я сижу на скамейке и смотрю, как матери ругают своих подопечных, которые тащат в рот всякую дрянь с земли. Они мечтали об этом. Они мечтали, как буду приходить сюда со своим ребёнком. Мечтали, как купят лёгкую прогулочную коляску-трость, как будут долго выбирать чудесные одежки и развивающие игрушки в детских магазинах. Думали о том, как будут сидеть здесь и качать на коленях своего малютку.

Им покажется странным, что не все об этом мечтают. Им дико, что чьё-то счастье может быть связано не с детьми. Я считаю, что это показатель их ограниченности.

Но дело в том, что от назойливых любопытных свидетелей нельзя просто отмахнуться.

Нам с Питом приписали проблему бесплодия. Только потому что мне тридцать. У моих знакомых есть дети, у моих ровесниц есть дети, все празднуют беременность, роды и первые дни рождения. Меня постоянно об этом спрашивают. Мать, наши друзья, коллеги Пита по работе, его посетители, жители дистрикта. Мол, когда настанет и наша очередь?

В какой-то момент моё вымышленное бесплодие стало обычной темой обсуждений — не только наших с Питом, чего мне было более, чем достаточно, но и среди наших знакомых. Что мы пробовали, что надо попробовать, у кого какие знакомые как решали этот вопрос?

Они не могли понять, почему я не могу забеременеть. По их мнению, я достаточно молода, достаточно здорова, не пью, и мы с Питом отличная пара. Нам даже предложили ЭКО, предупредив, что процедура неприятная.

Никому и в голову не приходило, что мы просто не хотим детей.

Я не хочу.

Пит же, конечно, относится ко всему не так, как я. Проблема заключалась во мне, и ему ребёнок нужен так же сильно, как не нужен мне. Он хочет быть отцом, действительно хочет, — я уверена, что он мечтает гонять с сыном мяч во дворе или носить на плечах дочку на Луговине. Но он всё же считает, что мы можем прожить счастливую жизнь и без детей. Нам хорошо сейчас, говорит он, так почему нам не может быть хорошо и в будущем?..

Но своим категоричным отказом я его каждый раз расстраивала.

Не могу понять, как можно страдать от отсутствия того, чего в твоей жизни никогда не было, и как можно это оплакивать?..

========== Тринадцатый ==========

После случая, имевшего место быть в далёком прошлом, когда в борьбе за рациональное использование имеющихся после войны ресурсов, было приостановлено транспортное обслуживание населения, кои представляли собой поставку медикаментов в том числе, я научилась предусмотрительности.

Привыкшая к тому, что поезда ездят к нам только за «добычей», или сменить вахту миротворцев, или провести жребий участников Голодных Игр, не сразу я опомнилась, что это ограничение сейчас коснётся напрямую и меня.

Я не подумала о том, как Пит справится с недостатком компонентов для своих кулинарных изысков, я не подумала о том, как будут поддерживать связь родственники, оказавшиеся в разных дистриктах, я не подумала о том, как вообще проживут мои сограждане без финансовой поддержки со стороны, тогда как им нужно поднимать своё жилище из руин. И уж тем более я не подумала о Хеймитче.

Когда однажды в пузырьке не прозвучала приятно ласкающая слух игра пилюль, я поняла, что попала.

Пейлор тогда быстро исправила ситуацию, и отменила на скоро принятое решение ограничения вертикального интегрирования, восстановив прежнюю схему работы железных дорог. Но нужный адреналин мною был получен, и с тех пор я досконально изучила все возможные способы контрацепции.