***********************************************************************************************
Время
https://ficbook.net/readfic/3665496
***********************************************************************************************
Направленность: Гет
Автор: bezdelnitca (https://ficbook.net/authors/615874)
Фэндом: Коллинз Сьюзен «Голодные игры»Персонажи: Китнисс/Пит
Рейтинг: G
Жанры: Повседневность, POV, Songfic
Размер: Мини, 32 страницы
Кол-во частей: 15
Статус: закончен
Описание:
«Мы с Питом сблизились».
Пятнадцать лет, после которых двое детей.
Давно хотела разбить на этапы и развить события эпилога. На данный момент лучше всего с этим справилась Andina. В своей же работе я отмечу лишь яркие события каждого года.
Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Время — есть априорное формальное условие явления свободных пространства и времени…
Уже несколько лет лучшей из прочитанных мной работ по этому фэндому считаю «Краски».
========== Год первый. ==========
День за днём, за годом год
Время не назад, время только вперёд,
Час за часом, за минутой минута
Убегают зачем-то, куда-то, почему-то.
Мы заново учимся жить своими обычными жизнями.
Пит печёт. Сначала он это делал только для себя: проверял сохранившееся оборудование, рецепты, которые нашли свой кров в анналах его памяти, свою работоспособность, да и в целом, сумел ли он хоть в этом остаться прежним.
Потом, восстановив свой уровень до совершенства, он начал заглядывать к нам с Хеймитчем. Мне, в основном, нёс мои любимые булочки. Хеймитчу — свежий хлеб, чтобы совсем не отощал.
С увеличением производительности появились и первые клиенты. Жители дистрикта, привыкшие всё добывать своим трудом, отказывались получать свой хлеб бесплатно, поэтому был предложен бартер. Пит хоть и считал, что ни в чём не нуждается, тем не менее от предложения не отказался.
Я охочусь.
В отличие от Пита, в сохранности своих навыков у меня не было сомнений — тренировки довели мои способности до механической точности. Поэтому охотой я занималась скорее… для удовольствия. А если честнее, то чтобы отвлечься. Лес — единственное место, где мне не довелось побывать с Прим. Поэтому именно здесь я не чувствовала её отсутствия.
С подсказки сограждан я тоже включилась в бартер, и начала обменивать свои булочки на мясо. Приятное ощущение — не испытывать чувство долга.
Хеймитч напивается до чёртиков, пока ликёр не заканчивается, а потом просто валяет дурака, до прибытия следующего поезда. К счастью, дураки могут неплохо позаботиться о себе сами. Поэтому мы с ним редко видимся, ограничиваясь дежурным приветствием, во время редких, случайных встреч. Но знание того, что он где-то здесь, неподалеку, буквально в пару метрах, приятно согревает душу.
Мы не одни. Несколько сотен человек вернулись, ведь вопреки всему случившемуся, это наш дом. Дом, который у нас отобрали. В отличие от деревни победителей дистрикт был полностью разрушен, и жителям приходилось восстанавливать всё с фундамента. Жить в деревни они соглашались только на период, пока поднимали свой дом.
Так как шахты закрыли, все занялись земледелием. Во многом им помогали советы жителей соседнего дистрикта: что, когда, и в какой почве выращивать.
Земля оказалась плодородной, и уже первой осенью мы все дружно собрали наш первый совместный урожай. Что именно (или кто?) послужил хорошим удобрением — старались не думать.
Гнёт предыдущих лет сыграл свою роль, именно поэтому так или иначе жители стали более запасливы и у каждого под домом был свой погреб, содержимое которого предназначалось для чёрных дней. В его наступлении мало кто сомневался, хотя и пытался отогнать эти непрошеные мысли, как мог.
Капитолийские машины вырыли котлован для нового завода, на котором мы будем производить лекарства. Бывшие коллеги матери принимали активное участие в обустройстве здания, моя же мама ограничилась тем, что выслала свои тетради с записями и рецептом лекарств.
Несмотря на то, что никто не засеивал Луговину, она вновь зазеленела.
Здесь, как и прежде, чаще всего безлюдно. Поэтому я наслаждаюсь своим одиночеством, вспоминая старые времена. Со временем я убедилась, что уровень жизни может и был хуже, но тогда я была куда счастливей.
Потихоньку, по прошествии многих дней, я возвращаюсь к жизни. Я стараюсь следовать совету доктора Аурелиуса, просто жить, и удивляюсь, когда, наконец, она вновь приобретает смысл.
Мы задались целью забыть всё, что никак не удавалось забыть, создать новый мир в пустоте, раз ничего, кроме пустоты, от прежнего мира не осталось.
========== Год второй. ==========
Совсем не знак бездушья — молчаливость.
Гремит лишь то, что пусто изнутри.
Уильям Шекспир
Пит.
Мы общаемся. По вечерам, закончив с обыденными делами, мы сидим вместе на улице. Мы сближаемся, но оба сохраняем определённую дистанцию: он не зовёт меня в свой дом, я, в свою очередь, не приглашаю в свой. Кажется, нас обоих это устраивает.
Мы разговариваем. О разном. А чаще всего молчим. Не могу сказать за него, но меня эта тишина не тяготит. Даже более того, она умиротворяет. Не уверена, является ли это показателем какой-то привязанности, но рядом с ним я чувствую уют. Будто мы оба на своём месте.
Когда он или, чаще всего, я, начинаем замерзать, мы тихо прощаемся и расходимся по домам. Своеобразным ритуалом стало для меня заходить в дом, и наблюдать в окно, как Пит, прихрамывая, входит в свой, включает свет, предполагаю, что пока его мне не видно, он снимает верхнюю одежду и разувается, проходит на свою кухню и уже в окно машет мне на прощание. Тихо шепчу ему: «Спокойной ночи», и ложусь спать.
Конечно, я не могу видеть, как обустроен его дом, но всё чаще представляю, каким он мог бы быть. Только самое необходимое, никаких излишеств. В чём я уверена, так это в том, что второй этаж не обжит. Думаю, это из-за трудностей с ногой, но об этом с ним не говорю.
Я видела его протез пару раз. Разумеется, на расстоянии, но острое зрение помогло зафиксировать всё до мельчайших деталей. Пит не пожалуется, но я знаю, что ему неудобно. Иногда больно. Нудящая фантомная боль.
Пару раз я замечала, что иногда Пит забывает об отсутствии одной своей конечности. Но когда он, не подготовившись, поднимает мешок с мукой, я вижу как предательски кривятся черты его лица.
Я знаю, что виновата перед ним. Но я ничего не могу исправить. А пустое «прости» — мало что изменит.
Однажды я делюсь с ним идеей по поводу книги, и со следующим поездом прибывает большая коробка пергаментных листьев из Капитолия. Теперь наши совместные вечера обретают смысл и становятся куда более плодотворными.
Мы намерены писать обо всем, что считаем важным, о фактах, которые были скрыты от гласности, восстанавливать справедливость там, где о ней никогда не слышали и где она казалась навсегда утерянной.
Семейная книга о растениях служит нам вдохновением и отдушиной. Место, где мы записывали все те вещи, которые нельзя доверить памяти.
Страница начинается с изображения человека. Например, с фотографии, если мы можем её найти. Если не находим, тогда с наброска или рисунка Пита. Далее, написанная самым аккуратным почерком, следует детальная информация, которую было бы преступлением забыть. Леди, лижущая Прим в щёку. Смех моего отца. Отец Пита с печеньем. Цвет глаз Финника. Что Цинна мог сделать с обычным куском шёлка. Боггс, перепрограммирующий Голо. Рута, вставшая на цыпочки, со слегка расставленными руками, словно птица, собирающаяся взлететь. Ещё и ещё…
Моя гостиная частично стала творческим уголком Пита. Все принадлежности для рисования он доверчиво предпочитал оставлять здесь. Я же, в свою очередь, к его очередному приходу наводила порядок, готовила новые, чистые листы, вымытые и высушенные кисточки, вновь красиво разложенную пастель и краски.
