Как писала чуть позже томская «Народная газета» (№5 за 1918 г.), основываясь на воспоминаниях участника тех событий, станция, город и военный городок были захвачены чехословаками и примкнувшими к ним подпольщиками буквально за 2 часа. Из-за недостатка ружей легионеры очень активно действовали ручными бомбами. Красные в ходе перестрелок потеряли двадцать человек погибшими, чехи – намного меньше, лишь двоих убитыми и столько же ранеными, один из которых, правда, скончался, спустя некоторое время*. Победа была полной и безоговорочной, весь город уже к утру перешёл в руки восставших. Уцелевшие красногвардейцы, а также большевистские и советские руководители, сумевшие избежать ареста, отступили западнее Канска на станцию Клюквенная (теперь г. Уяр). В награду победителям досталось очень большое количество винтовок, патронов к ним и даже 4 бомбомёта. На радостях, спустя несколько дней, Ушаков приказал отпустить всех попавших в плен сторонников советской власти, взяв с них честное слово никогда больше не выступать с оружием в руках против Сибирского правительства. Часть из освобождённых просто разошлась по домам, остальные же тайком пробрались на станцию Клюквенная к своим товарищам и вновь включились в вооруженную борьбу.

_______________

*Были убиты стрелки Франтишек Клима и Эмануэл Вашек, от ран умер десятник Ян Венчлик. Со стороны красных погибли большевики А. Е. Фео-филактов, В. А. Двоеглазов, П. А. Андреев, Е. Ф. Васильев, В. П. Демидов, М. Ф. Чу-греев и другие. Последних, дошедшие до нас материалы периодики, относят не к убитым, а к расстрелянным. Однако современник тех событий Тиунов в статье «Предательство эсеров» отмечает, что Ушаков «не допустил в это время ни одного расстрела, несмотря на то, что вся белогвардейщина категорически требовала этого… до его отъезда из Канска никаких расстрелов не было».

На ближайшие дни после победы восстания вся власть в городе перешла в руки Бориса Фёдоровича Ушакова, как военного диктатора. Что касается руководителя канских подпольщиков поручика Фёдорова, то он, по сведениям источников, якобы, сразу же отбыл в Томск для получения дальнейших указаний от уполномоченных Сибирского правительства. Первым делом подполковник Ушаков приступил к формированию местной воинской части из числа офицеров, а также гражданских добровольцев, изъявивших желание вступить в ряды борцов с диктатурой большевиков. После этого началась подготовка к отражению наступления красных со стороны Красноярска, то есть от станции Клюквенная. В восточном направлении таких планов, пока, не строили, поскольку из располагавшегося в той стороне Нижнеудинска вскоре пришло известие о победе и там вооруженного антисоветского мятежа. Одновременно с этим в Канске шла работа и по восстановлению деятельности органов местного самоуправления.

В Нижнеудинске вооруженное выступление происходило почти по тому же сценарию, что и в Канске, и даже в ту же самую ночь на 29 мая. Только вот сил у местных повстанцев оказалось немного побольше. Местная подпольная организация под руководством бывшего члена IV Государственной Думы тридцативосьмилетнего меньшевика Ивана Николаевича Манькова и подъесаула Г. В. Кузнецова насчитывала в своих рядах порядка 70 человек, плюс к этому на железнодорожной станции находился эшелон чехословацких легионеров и ещё один прибыл за несколько дней до мятежа. Однако, как свидетельствуют некоторые источники, военнослужащих иностранного корпуса пришлось некоторое время убеждать присоединиться к вооруженному выступлению. В конечном итоге их всё-таки удалось уговорить. Правда не всех, часть чехословаков присоединилась к остальным своим товарищам только после того, как восставшие одержали верх над красными.

Операция продолжался всего полчаса, большевики оказались застигнуты в врасплох, их просто ночью перехватали на их собственных квартирах, а небольшой местный гарнизон, по всей видимости, был блокирован в месте расположения. К тому же есть сведения о том, что часть красноармейцев под началом бывшего прапорщика Дмитриева перешла на сторону мятежников. Всего в ту ночь в плен попало около 100 человек. Погибло по разным данным от 6 до 8 бойцов с обеих сторон, то есть почти в два раза меньше, чем в Канске. По всей видимости, каких-то ожесточённых перестрелок не происходило, хотя один исключительный случай всё-таки имел место. Член уездного исполкома и по совместительству председатель ревтрибунала В. А. Какаулин оказал пришедшим его арестовывать ожесточённое сопротивление, отстреливался до последнего патрона и даже одного нападавшего убил, но потом понял бессмысленность дальнейшего сопротивления и сдался на милость победителей. Его отвели, как и всех остальных пленных, в здание исполкома, вскоре туда явился брат недавно убитого Какаулиным офицера и четырьмя выстрелами в упор застрелил своего не только идеологического, но так получается, что ещё и кровного врага («Забайкальский рабочий», №106 за 1918 г.).

Достоверных сведений о самосудах, совершенных в те первые драматические дни, у нас больше нет, хотя по интернету гуляет, например, фото чехословаков, запечатлённых, якобы, в Нижнеудинске у виселиц казнённых ими большевиков, но, возможно, это произошло немного позже или вообще как-нибудь потом, поскольку в начале мятежа легионеры вели себя достаточно скромно и нигде в особых жестокостях по отношению к большевикам замечены не были. Лишь несколько месяцев спустя, когда в победе вооруженного восстания на территории Сибири уже никто не сомневался, чехословаки стали позволять себе некоторые вольности в этом плане. Есть также ничем не подтверждённые сведения, что утром 18 июня часть арестованных в Нижнеудинске большевиков вывели с гарнизонной гауптвахты за город и расстреляли. Кто осуществил данную расправу неизвестно, но факт такой описан в историографии.

Но вернёмся к главным событиям. Сразу же после одержанной победы нижнеудинские повстанцы избрали уездный Временный комитет под председательством Ивана Манькова, а параллельно с ним был организован комитет общественной безопасности (по другим сведения – комитет общественных организаций) из представителей земства, городской управы, профессиональных союзов и союза безработных («Омский вестник», №133 от 4 июля 1918 г.). Видимо слегка опьянённый первыми успехами Маньков 3 июня направил телеграмму в Иркутск и от имени Нижнеудинского уездного комитета Временного Сибирского правительства потребовал самороспуска Иркутского совдепа, разоружения Красной гвардии и передачи власти городской думе и земству. Как раз в это время в Нижнеудинск прибыла делегация от черемховских шахтёров, находившихся под влиянием, главным образом, идей анархизма и заинтересовавшихся, как им показалось, новыми из ряда вон выходящими событиями, произошедшими в городе. Однако им весьма не понравилось самоуправство Ивана Манькова, который, как они полагали, без ведома Временного комитета, но побуждаемый лишь личной инициативой направил ультиматум в Иркутск в адрес Советов, которые анархисты, признавали в качестве наиболее действенных органов народной власти. Черемховские шахтёры, однозначно неудовлетворённые такими новостями, вскоре покинули Нижнеудинск, а спустя три недели, то есть в конце июня приняли участие в атаке на город в составе советских частей.

Почему наступление войск Центросибири на восставший город началось лишь в конце июня, а не сразу, объясняется тем обстоятельством, что иркутское большевистское руководство решило сначала попытаться уладить вооруженный конфликт мирным путём, как это удалось сделать 26 и 27 мая в самом Иркутске и на станции Иннокентьевская. Уже 1 июня через Нижнеудинск в район Мариинска на переговоры с руководителем вооруженного восстания капитаном Гайдой проследовала, весьма представительная в очередной раз, делегация парламентёров от Центросибири.

4. Подписание перемирия с чехословаками под Мариинском