— Выдумали тоже! Где же мы будем танцевать? К тому же я не танцую всухую. Для этого мне нужна пара рюмок мартини.

— Да ну, что вы…

— Зато мы можем очень мило поболтать, Скотти! Ведь беседовать куда приятнее, когда кругом нет танцующих.

— Вы совершенно правы, — сказал я. Удивление, вызванное встречей с Эрлайн, прошло, и я начал размышлять о том, какой дьявол привел ее к этому дому. — Встреча с вами — приятный сюрприз для меня. Вы приехали в гости к Сильвермену?

— Так его зовут Сильвермен?

— А вы не знали?

Она покачала головой.

— Нет. Правда, я здесь уже однажды была с Ральфом, но он и тогда оставил меня сидеть в машине. Знаю только, что это один из его клиентов. Самый крупный и самый важный, как он говорит.

— Клиент?

— Ну, да! Ральф ведь адвокат. Из корпорации юристов. Но не будем о Ральфе.

— Отлично, — сказал я, но поскольку интерес мой к этому адвокату неожиданно возрос, спросил: — Ральф… Ральф… Как его полное имя?

— Ральф Митчелл.

— Он что, всегда занимается делами по ночам?

— Ну что вы! Мы с ним очень приятно проводили вечер в «Ойстер-хаузе». Потом вдруг зазвонил этот проклятый телефон. Вот мы и приехали сюда. Час тому назад… А вы что здесь делаете, Скотти?

— Хочется сказать, что пришел повидаться с вами, да Ральф, наверное, будет этим недоволен.

— Ну, что вы! То есть, я хочу сказать, что вы не совсем неправы… — Она старалась собраться с мыслями, но это давалось ей с трудом. — Видите ли, у Ральфа очень большой дом, и мне приходится следить, чтобы он не… не совсем заплесневел, что ли.

— Вот именно! Запирать калитку, подстригать газон и прочее.

— Угу. Я у него вроде экономки. — Эрлайн какое-то время смотрела на меня, потом пожала плечами. — Черт с ним, не будем больше о нем. Вы знаете, дом этот все равно, что мой. Можете даже заглянуть ко мне. Выпьем по бокалу мартини. Только предварительно нужно, конечно, позвонить. — Она рассмеялась. — Если подойдет мужчина, спросите какую-нибудь Мэри или еще кого-нибудь.

Я собрался было дать ей совет быть более постоянной, но тут дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышел человек.

— Я забыла вам сказать, что Ральф ужасно ревнив! — испуганно прошептала Эрлайн.

Вот это здорово! Ловко же она умеет распределять время между приемами!

— Сделайте вид, что вы меня не знаете! — снова шепнула она.

— Ну, разумеется! Откуда нам знать друг друга!

Я наклонился к открытому окну машины и спросил:

— Скажите, пожалуйста, где здесь ближайшая аптека?

Она удивленно заморгала глазами и спросила:

— Что?

В этот момент Ральф подошел к машине. Я повернулся и взглянул в его настороженные глаза под густыми нахмуренными бровями.

— Какого черта вам здесь нужно? — спросил он.

— Я только спросил у леди, где здесь ближайшая ночная аптека.

Густые брови полезли вверх. Я невозмутимо направился к дому, слыша, как Эрлайн говорит за моей спиной:

— Совершенно верно, милый! Он только спросил…

Конца фразы я не разобрал, но затем услышал голос Ральфа:

— Ну хорошо, все в порядке, Эрлайн! Мне это, наверное, просто показалось.

Экономку нынче найти не так-то просто. А уж с таким бюстом и фигуркой, как у Эрлайн — тем более.

Когда «флитвуд» скрылся за поворотом, я позвонил в дверь. Через несколько секунд послышались шаги, и чей-то голос спросил:

— Ну, что еще, Ральф?

Дверь распахнулась. На пороге стоял седовласый джентльмен в коричневом костюме и белой рубашке с расстегнутым воротом; в руке у него дымилась сигарета. На мгновение он остолбенел. Но только на мгновение, а когда заговорил, голос его звучал ровно и спокойно:

— Как вам удалось разыскать меня?

Да, вне всякого сомнения, это был ОН!

— Как вам удалось разыскать меня?

— Немного упорства и желания, мистер Сильвермен.

Он затянулся сигаретой.

— О, простите меня, мистер Скотт, проходите. Я был немного удивлен, увидев вас.

И, отступив в сторону, дал мне войти.

Широкая лестница, плавно изгибаясь и переходя в балюстраду, вела на второй этаж. Рядом со мной на постаменте возвышался двухфутовый идол из слоновой кости, видимо, привезенный откуда-то из Азии. Кость пожелтела от времени. Этому идолу, наверное, было уже несколько сот лет.

Заметив, с каким интересом я рассматриваю божка, Сильвермен заметил:

— Прелестная вещичка, не правда ли?

— Угу.

Пол был выстлан мягким, пушистым и, наверное, очень дорогим ковром. На стенах висели большие картины в массивных рамах.

Сильвермен взял меня под локоть и предложил:

— Пройдемте в библиотеку. Там удобнее разговаривать. — Секунду помедлив, добавил: — Как ни странно, я даже рад вашему визиту.

— Действительно, странно.

Он провел меня мимо лестницы и открыл одну из дверей в задней части дома. Мы вошли в очень большую комнату, в которой три стены из четырех были полностью заставлены возвышавшимися до самого потолка стеллажами с книгами. Некоторые книги были в блестящих суперобложках, другие в ледериновых, шелковых и кожаных переплетах. На нескольких полках стояли антикварные книги.

В углу находились два массивных кресла и небольшой столик. На нем, на серебряном подносе, заманчиво возвышалась бутылка с какой-то жидкостью. У противоположной стены стоял низкий широкий диван, рядом на подставке — бежевый телефонный аппарат.

Мы подошли к креслам.

— Прошу садиться, — предложил Сильвермен.

Он открыл дверцу в столике, достал два высоких бокала, плеснул в них немного жидкости из бутылки, стоявшей на подносе, и не без гордости сказал:

— Арманьяк. Мануар Сент-Вивент.

Это мне ни о чем не говорило, но, тем не менее, я с видом знатока проглотил каплю жидкости, которой не хватило бы и воробью, и одобрительно причмокнул, Сильвермен, конечно, не совершил такого дикого поступка. Он медленно вдыхал тонкий аромат напитка трепещущими от наслаждения ноздрями и, казалось, не пил его, а целовал, прикладываясь к бокалу тонкими чувственными губами.

— Мой любимый коньяк, мистер Скотт, — мечтательно сказал он. — Ему почти тридцать лет.

Ого, а мы с коньяком почти одногодки, оказывается! Я сразу же проникся уважением к этому напитку, хотя количество и не давало мне оценить его по достоинству.

Все здесь было для меня загадкой — и обстановка, и сам Сильвермен… Он был очень мил и обходителен, и совсем не рассержен моим визитом. Больше того, казалось, действительно радовался ему.

Откинувшись на спинку кресла и небрежно держа бокал тонкими холеными пальцами, он, наконец, сказал:

— Может быть, начнем с цели вашего визита?

— Я только сегодня ночью узнал, кто вы такой. А мне очень хотелось увидеться с вами сразу после нашей встречи на «Фринагаре».

— Вы глубоко заблуждаетесь, мистер Скотт! Я никогда там не был.

— Если вы считаете, что у меня куриный умишко, то из этой беседы, вряд ли что-нибудь получится, мистер Сильвермен.

— О, я отнюдь не считаю вас глупым парнем. И мы оба отлично знаем, что я был на яхте. Но мне с самого начала хотелось бы внести ясность в этот вопрос. Если вы и впредь будете настаивать на моем присутствии там, я не только буду все начисто отрицать, но и привлеку вас к суду за клевету.

— Именно такие слова и должен был сказать человек, которому есть что скрывать, — сказал я.

— Отчасти вы правы. — Он снова понюхал свой коньяк, словно хотел выпить его носом. — Мне действительно есть что скрывать. И скажу вам, что именно. Я совсем не хочу, чтобы люди знали о нашей встрече с Белденом в ночь, когда его убили. Человек, известный в кругах ведущих деятелей нашего общества, не может позволить себе даже намека на скандал.

Слова его лились плавно, чарующе, почти гипнотически. Я купался в них, словно в мягкой нежной воде.

— Держу пари, что у вас имеются более веские причины, мистер Сильвермен.

Он грустно улыбнулся, словно я уже по уши погрузился в сыпучие пески, а он бессилен мне помочь, поскольку сам стоит на моей голове.