За моей спиной бурлило веселье. Люди пели, смеялись, танцевали, и их наряды мелькали, словно небрежно брошенное конфетти. Я стоял на носу яхты, облокотившись на поручни, потягивая свой бурбон с содовой, и чарующие мелодии маленького джаза, чуть приглушенные и бархатистые, будто обволакивали меня.

Перегнувшись через поручни и глядя в сторону кормы, я видел высокую блондинку в алом платье, отплясывающую румбу. Танец был просто неотразим. С таким темпераментом она наверняка доводит до изнеможения не одного партнера. Тем не менее, мне хотелось быть ее партнером, чтобы она и меня довела до изнеможения…

Следует уточнить, что стоял я на палубе «Фринагара» — большой океанской яхты, щеголяющей ослепительно белой окраской бортов и до блеска надраенной медью, в гавани Нью-Порта, Южная Калифорния. И хотя моими «охотничьими угодьями» является именно этот штат, а в частности, Лос-Анджелес и Голливуд, который находится в часе езды отсюда и в котором располагается частное детективное агентство «Шеллон Скотт», мне не часто приходится распространять зону своих действий на палубы океанских яхт.

Откровенно говоря, я совсем не похож на моряка, а больше смахиваю на продавца горячих сосисок.

Упомянутое выше агентство принадлежит мне. Я и есть Шеллон Скотт (рост шесть футов два дюйма, вес двести шесть фунтов, преимущественно мышцы), и в тот вечер на палубе «Фринагара» ожидал встречи со своим клиентом, чтобы получить представление хотя бы о его внешности. Пожалуй, лучше сказать — о ее внешности, потому что голос в телефонной трубке явно принадлежал женщине. Она предложила мне работу и даже назвала размеры гонорара, но о ней самой я знаю только то, что ее зовут Элейн Эмерсон, что у нее прелестный голос и что, видимо, она была очень взволнована и даже испугана.

Голос, правда, иногда может ввести в заблуждение, но я от природы убежденный оптимист и поэтому надежд отнюдь не теряю. Элейн Эмерсон попросила описать мою внешность, и хотя я успел перечислить лишь половину тех признаков, которые, по моему разумению, помогут узнать меня, она заявила, что этого вполне достаточно и что ей не составит труда найти меня где угодно, будь то «Фринагар» или лос-анджелесский «Колизей».

Я сделал последнюю затяжку и щелчком отбросил сигарету. Рядом с местом ее падения в воде промелькнуло что-то светлое. Мне показалось, что я и раньше замечал это белое пятно, но поскольку оно снова быстро исчезло, вновь повернулся к танцующим.

Отсюда мне был виден лишь небольшой кусочек палубы, используемый как танцевальная площадка, но, несомненно, это был самый интересный кусочек. Алое платье взлетело, словно пламя, а потом исчезло из поля моего зрения. Зато появилась другая пара, плотно прижавшаяся друг к другу. Я оторвался от поручней и по узкому проходу направился к танцевальной площадке.

Справа, за темной полосой залива, усеянной мелкими лодчонками, снующими от одного берега к другому, россыпями бриллиантов сверкали огни полуострова Бильбао.

Не более, чем в сотне ярдов от яхты простирался песчаный пляж, а непосредственно за ним — городок аттракционов. Время от времени оттуда тоже доносились звуки музыки, сопровождавшей карусели, и мелькали яркие огоньки колеса обозрения.

Когда я проходил мимо танцевальной площадки, музыка прекратилась. Пройдя дальше на корму, к передвижному бару, я попросил у бармена еще одну порцию бурбона, а затем вернулся к танцевальной площадке. В это время опять заиграл джаз, и с полдюжины пар начали танцевать.

Я уже собирался снова удалиться в свой укромный уголок, как вдруг заметил высокую блондинку в алом платье, которая направлялась прямо ко мне. Поймав мой взгляд, она улыбнулась, и я в свою очередь выдал ей самую милую улыбку из моего арсенала.

Блондинка в алом подошла ко мне и, положив руку на поручень, посмотрела на меня своими огромными зелеными глазами.

— Вы наблюдали за мной, когда я танцевала, не так ли? — спросила она.

— Конечно. Ведь я живой человек, а не пень дубовый!

Девушка улыбнулась.

— Я заметила вас еще несколько минут назад. Но вы ни с кем не танцевали… Может быть, вы вообще не умеете танцевать?

— Нет, почему же, умею. Конечно, не так как вы…

— Станцуем в таком случае? Кстати, как вас зовут?

— Ше… — начал я и осекся. До тех пор, пока я не знал, кто мой клиент, и что он от меня хочет, пожалуй, лучше всего держать нейтралитет.

— Скотт, — сказал я.

— Я буду называть вас Скотти, хорошо?

— Что ж, чудесно. А как мне вас величать?

— Эрлайн.

Я подумал «Элейн» и даже издал возглас удивления.

— Что вы сказали? — спросила она.

— Ничего. Я обычно так выражаю свой восторг. Как вы сказали? Элейн?

— Нет, Эрлайн. Ну, просто Эрлайн.

— А не приходилось ли нам беседовать прежде? Совсем недавно? Ваш голос мне кажется очень знакомым.

— Нет, не приходилось. — Она покачала головой. — Я бы об этом помнила.

В руке у нее был пустой бокал. Она протянула его мне и сказала:

— Не принесешь ли ты мне еще порцию мартини, Скотти?

— В два счета.

Ожидая, пока бармен приготовит напиток, я внимательно осмотрелся вокруг. Блеск иллюминации, музыка, оживление, царившие здесь, и не в последнюю очередь бурбон, сделали свое дело, и я решил, что если моя клиентка не появится немедленно, я начну развлекаться по собственному усмотрению и лишь изредка буду наведываться на нос яхты.

На одном из табуретов бара восседала прехорошенькая блондинка с точеными поясками. На борту яхты сегодня вообще было много красавиц, и она была одной из них.

— Гм… — сказала малютка. — Вы кто?

— Я?.. Скотти.

— О-о… Скотти? А я — Ие. И я… у-ух… какая я пьяная!

Ее реплика меня позабавила. Вот это куколка! Но нельзя же иметь все сразу! Я взял приготовленный напиток и, сказав: «Еще увидимся, Ие!», ушел.

Она крикнула мне вслед:

— Хорошо! Но не забудь о своем обещании!

Эрлайн поблагодарила меня за мартини и, сделав большой глоток, встряхнула своими кудряшками.

— Ух!.. Порядок! — Она посмотрела на меня своими огромными глазами и улыбнулась. — Весело, правда?

— Угу.

— Я имею в виду яхту и все прочее…

— Конечно! Яхта должна быть у каждого человека.

Она слегка нахмурилась, отхлебнула мартини и медленно, словно с трудом справляясь с мыслями, сказала:

— Это уже что-то философское, не так ли?

Я усмехнулся.

— Не совсем.

— Ну и черт с ним! — сказала она. — А почему мы не танцуем?

— В самом дело, почему?

Мы отправились танцевать. Но это скорее можно было назвать не танцем, а чем-то вроде предметной лекции по анатомии в четырехтактном ритме. В общем, голова у меня кружилась не только от бурбона.

Наконец я остановился, тяжело дыша.

— Уфф!.. Мне надо передохнуть.

— Но мы же еще не закончили танец!

— Вы, может быть, и нет, но я уже выдохся.

— Ну, Скотти… Еще немножко, совсем немножко!

— Нет, не могу. И не проси. — Я сказал это твердо и решительно, конечно, если вообще можно говорить решительно, когда жадно ловишь ртом воздух, словно рыба, выброшенная на песок. — Мне обязательно нужно выпить.

Мы допили, что у нас оставалось, а потом Эрлайн сказала:

— Ты хороший парень, Скотти. И необычный какой-то. Но я хочу танцевать. Я с ума схожу по танцам.