• разобраны склонность к чрезмерной (явно болезненной) жестокости;
• отметил, что в должности начальника Генштаба он продемонстрировал очевидную некомпетентность. Решительно не отстаивал судьбоносных решений в самый ответственный для страны момент, заботясь прежде всего о своей личной безопасности. Что, как не страх, побудило Жукова произнести не делающую ему чести фразу: «Кто захочет класть свою голову?»[182]. Не заботясь о последствиях с многомиллионными жертвами на границе, должным образом не отстоял своевременный ввод очевидных мероприятий (директива № 001 и др.) перед Сталиным (можно только с сожалением вспоминать, что находящегося в такой же должности Гудериана буквально силой оттаскивали от Гитлера — столь яростно и упорно он отстаивал свои взгляды и решения, в правильности которых был уверен).
К периоду деятельности Жукова в должности нач. Генштаба имею возможность добавить уникальный эпизод, свидетелем которого был я сам. Так сложилось, что мой отец до войны и в начале 50-х служил в Главной инспекции с генералом Е. Отец со смехом, по-доброму, рассказывал, что генерал Е. был знаменит тем, что в отличие от всех, неважно переносивших длительные перелеты на тогдашних Ли-2, уже при подъезде к аэродрому, только увидев в дали стоявшие самолеты, досрочно становился серо-зеленым. Так вот, генерал Е. в присутствии автора рассказал отцу следующее. «Когда ты оформлял с Вершининым (Борис Георгиевич, генерал-инспектор БТ войск. — B.C.) результаты проверки ДВО, меня назначили старшим по инспекции одного из объединений на Юго-Западном направлении (самое важное по оценке Сталина. — B.C.). В результате проверки оказалось, что более половины соединений небоеготовы. По прибытии в Москву итоговый акт я доложил Жукову». Остановимся на минутку и зададим простой вопрос — что же должен был сделать начгенштаба, узнав о подобном состоянии войск на одном из важнейших направлений? Ответ один — то ли по «матюгальнику», то ли через секретаря: «Начальника ГОУ и ТОМУ ко мне, бегом!». Как бегают генералы, правда, трусцой, по генштабовским коридорам я наблюдал два десятилетия. Финал напрашивается такой (вариант): «План мероприятий по срочному устранению отмеченных недостатков утром мне на стол! Свободны!». Так, или в таком духе, должен был бы поступить ответственный начальник Генштаба. К сожалению, таковым Жуков не оказался, а события дальше развивались совсем по другому, достаточно неожиданному сценарию. «... Прочтя акт, Жуков буквально набросился на меня, требуя, чтобы я его переписал. Он два часа гонял меня по кабинету, орал, угрожал, стучал кулаками, топал ногами. Только не бил. И ты знаешь, Михаил Павлович, к стыду своему, я сдался и акт переписал». Вопрос второй — так честен ли был Жуков, находясь на столь высокой судьбоносной должности, перед своим народом и поступая подобным образом, отлично зная, что последствия будут непредсказуемыми? Ответ очевиден.
• Искренен ли был Жуков? Нет, таковым он не был. Это подтверждается его рассказами о Штерне (Халхин-Гол), выдуманной историей о том, что Гитлер якобы «был в ярости» из-за неспособности ГА «Север» взять штурмом Ленинград, оборону которого в то время возглавлял Жуков.
Если взять только маленький кусочек из «Воспоминаний» и рассмотреть его комментарии, относящиеся, например, к Ржевско-Вяземской операции, в части, касающейся 33-й армии, то он буквально все умышленно исказил, пытаясь выгородить себя и переложить на покойного Ефремова собственные грубейшие ошибки.
1. Жуков утверждал, что Ефремов сам организовал прорыв к Вязьме. Неверно. Обессиленную армию, полуживую после напряженных боев, без танков, лыжных батальонов, боеприпасов и питания загнал под Вязьму Жуков. Сам Ефремов такого сугубо авантюрного решения никогда бы не принял.
2. Неверно его утверждение, что Ефремов сам вызвался возглавить Западную (Ударную) группировку ЗЗА. Теперь известно, что Жуков буквально пинком вытолкнул командарма из штаба в Износках, где Ефремов начал проводить мероприятия по укреплению флангов коридора. Все это документально доказано («Ваша задача под Вязьмой!»).
3. Неверно утверждение Жукова о якобы оставленном одном батальоне у Захарово. В ВИА, вып. 3, на стр. 57 впервые приведена подробная схема задействованных частей на флангах коридора, напрочь опровергающая эту ложь (см. схему на с. 98).
Комментируя ситуацию, сложившуюся на северном и южном флангах коридора «Воскресенск-Захарово», и пытаясь оправдать свою очевидную ошибку, Жуков в беседе с генералом Павленко заявил: «Я не считал нужным (?! — B.C.) смотреть, что справа и слева»[183]. А зря. Если бы он все же сделал это несложное, но крайне необходимое в оперативном плане действие, то без труда заметил, что (применяя его выражение) над «свободной дыркой» 33-й армии в районе Темкино и Мосейково сгущались грозовые тучи.
Я уже отмечал, что командующий ГА «Центр» фон Клюге, который этой работы — смотреть что справа, что слева — не чурался, без труда углядел элементарный просчет командующего Западным фронтом и ударами с севера и юга 3.02.42 перекрыл жизненно необходимый для 33-й армии коридор. Отсечение Западной (ударной) группировки 33-й армии под Вязьмой от Восточной в р-не Износок имело для первой катастрофические последствия. Группа погибла в окружении вместе с командармом.
4. Не обеспечив (умысел очевиден) встречный удар Западной группировки ЗЗА и 43А, что привело к гибели всей этой группировки и командарма, Жуков опять попытался свалить все на мертвого Ефремова — тот якобы пошел не на юг, куда ему указывалось. Однако таких указаний никто никогда не слышал и в глаза не видел. Что же касается ко-мандарма-33, то войска он выводил на юго-восток в строгом соответствии с приказом Жукова № К-217 от 11.4.42.
5. Постыдна история с уже упомянутой «боевой характеристикой», которую Жуков заготовил на Ефремова. В ней все — от начала до конца — чистейшей воды клевета.
6. Бездеятельность главкома Западного направления Жукова (имевшего в своем подчинении 14 армий и 3 кавкорпуса!) при попытке частей 33-й и 43-й армий соединиться в районе Шеломцы (до которых оставалось 500 м!) наверняка послужит основанием следующему поколению историков назвать ее если не преступной, то практически необъяснимой!
В целом же вся жуковская «Ржевская» эпопея (Ржевско-Вяземская, 1-я и 2-я Ржевско-Сычевская и др. операции), характеризующая его «наступательные» возможности, удручает своими тяжелейшими последствиями и неоправданным количеством понесенных жертв. «Долгие годы считалось, что подо Ржевом погибли 50-70 тысяч наших воинов (при расчете по нашим официальным «методикам». — B.C.). Это уже сейчас местные краеведы и ученые высчитывают арифметику правды. Она страшна: подо Ржевом погибло с нашей стороны примерно полтора миллиона человек!»[184].
7. Будучи болезненно тщеславным, Жуков пытался доказывать, что принимал участие практически во всех операциях ВОВ. Вот наиболее характерный пример. В связи с массовым обращением участников Курской битвы к Рокоссовскому с вопросом: почему Г.К. Жуков в своих воспоминаниях искажает истину, приписывая себе то, чего не было, Маршал был вынужден обратиться со специальным письмом к главному редактору Военно-исторического журнала, в котором указал: «...В своих воспоминаниях он (Жуков. — B.C.) широко описывает проводимую якобы им работу у нас на фронте в подготовительный период и в процессе самой оборонительной операции. Вынужден сообщить с полной ответственностью... что изложенное Жуковым Г.К. в этой статье не соответствует действительности... (выделено мной. — B.C.). Жуков Г.К. впервые прибыл к нам на КП в Свободу 4 июля, накануне сражения. Пробыл у нас до 10-11 часов 5 июля и убыл якобы на Западный фронт... Жуков Г.К. отказался даже санкционировать мое предложение о начале артиллерийской контрподготовки, предоставив решение этого вопроса мне, как командующему фронтом... В подготовительный к операции период Жуков Г.К. у нас на Центральном фронте не бывал ни разу»[185]. Без комментариев.
