тогда было? А был (напоминаю) доклад Ватутина Сталину о переходе войск центра Воронежского фронта (12.07 в 8.30 ) «в наступление». Кто проводил операцию, армия? Нет, ее проводил фронт! Замысел этой операции включал в себя практически все основные силы фронта, то есть до 6 армий (ВИА, №39, с.68). Но это «де-юре». На самом деле («де-факто») армий было даже на одну больше, так как 5 гв. ТА практически имела двуармейский состав («до 1100 машин»). Разъясняю: согласно данным Генштаба реальный состав танковых армий в период «лето-осень 1943 г. — 589 ед. (73,7% от штата)». Что касается 1-й и 2-й ТА, то в их составе к началу Курской битвы было соответственно 542 и 456 танков. И конечную, четко обозначенную, цель операции назвал не я, а автор: «... планировалось развивать наступление на Томаровку» (ВИА, №39, с.68). Сразу оговариваюсь, что опровергать (в отличие от автора) ватутинские формулировки я не собираюсь, равно как и разбирать в условном наклонении возможные действия Манштейна ввиду их надуманности и нереальности. Тем более, что Ватутин считается в первую очередь одним из грамотнейших штабистов, поэтому достоверность его формулировок сомнений не вызывает.

Теперь надо разобраться, какое было наступление (или контрнаступление, как «разновидность наступательных действий» — ВЭ, т.4, с. 157) - «фронтовое» или нет, и кто первый сказал «А» — «фронтовое». Согласно теории, контрнаступление «... может быть... или оперативного масштаба... в форме фронтовой или армейской контрнаступательной операции». Пока все соответствует «фронтовому» уровню. Основным же показателем фронтовой операции «... является количество участвовавших в операции войск» (ВЭ, т.6, с.64). Как мы убедились, в нашем случае в операции (фронтовой, наступательной) было задействовано абсолютное большинство войск ВФ. Из-за обилия интересного материала Л. Лопуховский, видимо, забыл, что не я, а именно он, на стр. 62 (ВИА, №39) первым определил фронтовой масштаб наступления (или его разновидности -контрнаступления). Цитирую: «Войска фронта перешли в решительное контрнаступление». Что касается результатов этой операции, качества ее проведения и последующей трансформации, то это уже совсем другой вопрос и к сути нашего спора не относится. Кстати, «фронтовой» масштаб этих действий автор отметил и в своей статье «Прохоровна — без грифа секретности» («НВО», №39, 2003).

3. Комментируя данные Института военной истории МО РФ о потере только 12.7 5 гв. ТА 500 танков, автор считает: «... у нас нет причин не соглашаться с мнением специалистов, которые имеют более широкий доступ к материалам ЦАМО» (ВИА, №39, с. 163). Убедительно. Однако когда я привел данные этого же института о реальном составе 5 гв. ТА — «... 1100 (данные Института военной истории)» (ВИА № 43, с. 106), то оказалось, что «... приведенное В. Сафиром число танков — 1100, не подтверждается документами». Железная логика. Сомневающихся адресую к первоисточнику, с которым автор, как я понял, не знаком: «Стратегические решения и Вооруженные Силы». М. 1995. т.1, с.307: «... и выдвигавшейся 5-й гв. танковой армии (5 корпусов, до 1100 машин)».

Автор к тому же упрекает меня в том, что я не согласен с выводами «К. Г. Фризера уже с позиций сегодняшнего дня» о ничейном исходе танкового сражения 12 июля. Да, не согласен, так как:

• приведенные В. Замулиным и Л. Лопуховским документальные данные о потерях сторон более чем достаточны, чтобы не принять предложенную Фризером (как в шахматах) «ничью»;

• Фризер выступал отнюдь не с «позиций сегодняшнего дня», как почему-то утверждает автор, а согласно сноске «6» — 10 (!) лет назад, 12.07.93 г. на Московской юбилейно-парадной конференции, практически не имея доступа к нашим архивам и основываясь главным образом на крайне недостоверных мемуарных сведениях. И что говорить о Фризере, когда наш уважаемый автор честно заявляет («с позиции сегодняшнего дня»), что «... не удалось найти в архиве полные сведения о потерях танковой армии».

• Да и Фризер с коллегами разобрались в своих разночтимых подсчетах танковых потерь Вермахта только 3 года спустя, на Ингольштадтской научной конференции (1996 г.), перевод которой (возможно, ошибаюсь) у нас до «сегодняшнего дня» не без умысла отсутствует, и материалы ее никто не комментирует. Так что более достоверный анализ реальных танковых потерь сторон на прохоровских полях откладывается на неопределенное время.

И последнее — о 160 танках 5 гв. ТА по состоянию на 9 августа 1943 г. при передаче армии Степному фронту. Объясню свою «некорректность»:

• автор утверждает, что к 3.08 армия была укомплектована до штата. Тогда возникает вопрос: а куда же испарились за 6 дней порядка 700 (!) танков, если о столь «кровопролитных» боях нет никаких следов в официальных изданиях и не опубликованы соответствующие боевые документы — выписки из дневника боевых действий 5 гв. ТА? Да и Лев Николаевич ни одного подобного документа, как говорят, на стол не положил. Вот если он документально докажет столь масштабную потерю танков, то я тут же признаюсь в «некорректности»;

• к тому же автор, видимо, забыл (напоминаю!), что Ротмистров в своей книге («Стальная гвардия». М. 1984) кроме безвозвратных потерь назвал и количество поврежденных — более четырехсот танков! Я же считал (так принято) общие потери, причем только ориентировочный порядок этих цифр, не занимаясь бесперспективным подсчетом, сколько безвозвратно потеряно «Тигров» — 5 или больше. Поэтому, проведя несложный арифметический подсчет, легко убедиться, что в диапазон «до 80%» (то есть от 70 до 80) практически вписываются все потери 5 гв. ТА, как безвозвратные (участвовавшие только в первом боевом дне -500:670=75%), так и приведенные выше общие за два боевых дня.

Мое утверждение о том, что «приведенные данные потерь сторон в процентном соотношении ни о чем не говорят», относится к конкретному факту непосредственного столкновения двух сторон 12.07. В этом случае победитель тот, у кого реальный остаток (а не %) больше в сочетании с суммарным превосходством по Комплексу боевых свойств (КБС). Простой пример. Встречный бой танков 10 против 10. Одни теряют 9 танков (90%), другие — 8 (80%). Проценты запредельные, но два

оставшихся (при 80% потерь) уверенно добивают в неравном бою одного. По проценту потерь во всех армия развитых стран общее состояние части или соединения оценивают после боя. Системы расчетов при этом практически одинаковы, и процентные отклонения минимальны. Такая методика оценок (например, японских специалистов) приведена в «НВО» (№ 26, 2003): «при потерях в 30% войсковая часть теряет боеспособность, а при 50% потерь — это разгром» (у 5 гв. ТА практически все «%» за 50). А теперь попробуйте определить, какой формулировке в схоластическом сопоставлении (по Лопуховскому) следует отдать предпочтение (о 5 гв. ТА) — «потерпела поражение» или «проиграла»?. Я, например, учитывая опубликованные автором проценты потерь 5 гв. ТА и 2 ТК СС, принципиальной (глубинной) разницы не улавливаю. Будем считать, что не разобрался.

Завершая этот обзор, можно с уверенностью сказать, что в рассматриваемых материалах, равно как и в обосновании некоторых спорных позиций, для читателей значительно полнее открылись ранее неизвестные, документально подтвержденные эпизоды гигантского танкового сражения 12 июля 1943 г.

Следует всегда помнить, что Прохоровское поле является символом памяти павших в яростной схватке не одной тысячи наших героических танковых экипажей и воинов других родов войск в ходе всей Курской битвы. О таком сражении должна быть сказана вся Правда, ибо ее признание и есть истинное уважение погибших. Да и выжившим не нужна рафинированная правда о прошедших боях, ибо эта неправдоподобная «сусалыщина» оскорбительна. Очевидно, что Правда этого подвига, даже запоздалая, работает на будущее, поэтому чем меньше пятен мы оставим в прошлом, тем оно будет чище.