— Заткнись, — неожиданно зло и грубо сказал ему Конни. — Просто заткнись, Жан!

— Мы умерли? — спросил Жан, и в лицо ему ткнулся кусок ткани, оказавшийся рукавом Кристы, мягким и чистым, как простыня, — Я умер?

— Нас похитили, — сказал Эрен, но голос его доносился где-то издалека. — Нас похитили. Мы напились, и нас похитили. Не напомнишь чья была идея напиться?

— Ты тоже заткнись, Эрен, — Конни не переставал удивлять. — Ты эту хреновую идею поддержал обеими руками. Золотой герой нашего поколения. Теперь мы в дерьме, мы в гуще дерьма. И если нас убьют, это будет ваша вина. Наша вина, черт!

Глаза стали привыкать к темноте, и только сейчас Жан осознал — они в повозке, накрытой дерном или тканью, не пропускающей свет. Темнота была всюду, но она поддавалась свету, крохотным его проявлениям — он просачивался сквозь мельчайшие прорехи, дырочки и швы. Жан увидел Кристу, притаившуюся в самом углу повозки, свернувшись калачиком, она тихонько посапывала на плече у Саши. Саша лежала на спине — казалось, тоже спала, но к лицу ее была прижата чья-то футболка или полотенце, и Жан вспомнил, сколько вчера выпила Саша, подражая ему и Эрену. Эрен сидел рядом с ним, чуть поодаль Конни. Руки обоих были закованы в наручники.

— Превратись в титана, — скомандовал Жан. — Разве так сложно? Укуси себя.

— Они что-то ему вкололи, Жан, — ответил за Эрена Армин. — Он уже полтора часа пытается превратиться в титана. Оставь его.

Армин выглядел хуже других — бледный, с плотно сжатыми губами. Армин — нежный, с ребячьим еще пухом на щеках, женственный и умный — от его вида Жану стало стыдно и больно. Он не должен был подвергать их такой опасности, это его, Жана, вина. Если бы они не теряли бдительности, все остались бы живы. Но он-то помнил. Помнил — Микаса уехала, а капрал Райвель отбыл по делам отряда. И, оставшись сразу без двух защитников, они тут же потеряли контроль, и позволили захватить себя.

— Да к черту нас… — ответил за него Конни. — Теперь у них Криста и Эрен.

Он кивнул коротко — и Саша шевельнулась под ними. Сашу мутило, но она держалась из последних сил. Ее дрожащая влажная рука вцепилась в руку Конни, когда телега подскакивала на ухабах, Саша вздрагивала, и иногда стонала от боли. Жан шевельнул руками — на них звенели оковы.

— Мать вашу! — заорал он, теряя терпение. — Райнер! Бертольд! Вы меня слышите? Ублюдки сволочные! Уроды!

Никто не ответил ему, и Жан вдруг уронил взгляд на Эрена — нижняя губа его была прокушена насквозь. Кровь стекала по его лицу, смешивалась со слюной. Армин прикладывал к его губе кусок своей рубахи — и от вида его испуганного лица Жану стало плохо, больно и неприятно.

— Уроды! Сволочи! Идиоты! — кричал он. — Грязные ублюдки! Остановитесь и выпустите нас! Я своими руками уничтожу всех вас!

— Заткнись, Жан, — простонала Саша. — Просто замолчи!

В углу тихо заплакала уставшая Криста. Время остановилось.

***

— Я помогу тебе, — сказал Райвель. Микаса нервно дернулась, но поддалась, и его руки мягко обвились вокруг ее талии, а застрявший ремешок поддался. Спешившись, она смогла, наконец, спуститься — и с наслаждением вдохнула запах полевых трав.

— Целая тонна сена! — с восторгом сказала она, забыв, что рядом с ней капрал Райвель. — Тонна!

— Тебя тут не будет зимой, — напомнил он. — Это сено достанется хозяевам домика. Не тебе. Стоило так стараться?

— Зимой у скота будет сено, — повторила Микаса, как будто не слыша него. Она снял шляпу и вытерла ладонью пот со лба, с наслаждением вдыхая летний воздух.

— Хорошо! — рассмеялась она, и у Райвеля заболело сердце. — Хорошо так!

Она вдруг бросила вилы, повод коня — и побежала прямо туда, к стогу, высившемуся впереди. Смеясь, как девчонка, села на землю, стаскивая узкие сапоги, развязала рукава свитера с пояса, стащила ремень — и забралась на сено, размахивая платком, сорванным с шеи. Райвель смотрел на нее — и не узнавал Микасу, всегда сдержанную и спокойную.

— Или наоборот, — сказал он сам себе. — Я только теперь узнаю ее.

— Капрал Райвель! — закричала она, подпрыгивая на пружинящейся соломе. — Идите ко мне! Отсюда солнце — ближе! И небо — ближе! — она распахнула свои объятья навстречу лету, хотела сказать что-то еще, но не хватало сил.

Райвель смотрел на Микасу, щурясь от летнего солнца, влюбляясь все больше и больше, а сердце его сжималось от тоски, что ему придется вскорости забыть об этом и бросить это все. Навсегда.

Привязав поводья своего коня к забору, он снял шляпу и пошел к Микасе — смеющейся и счастливой.

***

— Ты хочешь тут остаться? — спросил он вечером. Микаса с мокрыми после ванны волосами ела приготовленную им похлебку, с наслаждением вдыхая ароматный запах бульона.

— Да, — сказала она, помолчав. — Однажды. Я вернусь сюда и останусь тут навсегда. А пока я должна вернуться.

Она посмотрела на Райвеля и улыбнулась ему — впервые в жизни улыбнулась почти так же, как улыбалась только Эрену. Он опустил взгляд и коснулся ее ладони.

— Я хочу вернуться к Эрену, — сказала Микаса твердо. — К Армину, к Жану, к Кристе, к Саше и Конни. К командиру Ирвину. К майору Ханджи. К своим товарищам. К капралу Райвелю.

— Даже если ты не сможешь потом увидеть снова это место? — спросил Райвель. — Ты можешь погибнуть. Ты можешь увидеть больше, чем тебе положено. Ты можешь потерять свое «Я», и…

— Могу, — кивнула Микаса. — Но я потеряюсь гораздо раньше, если не скажу Эрену, как сильно дорожу им и люблю его. Если не увижу с Армином море. Если не помогу Кристе занять то место, которое причитается ей. И если не запеку горячую картошку как раньше для Саши…

Она посмотрела в темное окно, где вдалеке виднелся спящий лес и слышны были звуки ручья.

— Я бы хотела вернуться сюда вместе со всеми, — сказала Микаса, помолчав.

========== IX ==========

Микаса задремала, когда до штаба осталось совсем немного — Райвель сидел в экипаже напротив нее, думая о том, как скоро кончится лето.

Перед глазами плыли облака, в глазах все еще крутились над спящей водой стрекозы, в теплом от солнца сене виднелись рассыпанные темные волосы и брошенная Микасой шляпа. Райвель смотрел на то, как мирно спит его любимая женщина — и четко осознавал, он любил такое лето.

Но только такое — другое лето, пусть даже и в миллион раз теплее и красивее ему не было нужно. В другом лете рядом с ним купаться в теплой воде и есть домашнюю похлебку могла любая другая — более красивая, более умная, славная, светлая, добрая… Но не Микаса — и Райвель сердился сам на себя за свое малодушие, слабость.

— Я старею, — сказал он сам себе. Микаса открыла сонные глаза — и улыбнулась ему.

— Скоро уже? — спросила она, — Хочу увидеть ребят. Армин, Саша, Жан, Криста, Конни… Эрен…

— Эрен… — повторил за ней Райвель. Боли он уже не чувствовал.

Их встретили у ворот, помогли спуститься, проводили. На Райвеле был сюртук, шляпа, Микаса в простом летнем платье быстро замерзла — ближе к стене было существенно холоднее. Накинув на нее плащ, Райвель помог ей пройти к штабу, туфли были идеальны для мягкой травы и речных камней — но на бетоне скользили.

— С возвращением, — сказала Ханджи. Она сидела на крыльце и курила. — Езжайте обратно и лучше не возвращайтесь.

— Хорошо, — кивнул Райвель. — Что случилось?

— Ничего, — пожала она плечами. — Теперь уже ничего не случится. С нами. Какого хрена ты уехал? Какого хрена вы уехали? — спросила она устало. — Эгоисты…

— Эрен… — вырвалось у Микасы. — Эрен! — она вдруг сбросила с себя плащ и побежала по узкой лестнице наверх, в спальни курсантов, вне себя от ужаса и отчаянья — и единственное, что могло бы успокоить ее — открывшаяся дверь и сонный испуганный Эрен.

Дверь действительно открылась, когда она стукнулась в нее с силой. Испуганный Ирвин осторожно взял ее за плечи, чтобы она не упала, помог ей сесть.

Эрена, конечно, там уже не было.

***

— Никакой вины в этом нет, — повторил Ирвин. — Ничьей. Они потеряли бдительность. Скорее всего, устроили пирушку, пока старших не было.