— Я замечала всех, и потому эти «все» и сделали меня своей королевой, — поправила его девушка, не оборачиваясь. — А Имир — мое все. Благодаря ей я приняла и полюбила себя такой, какая я есть. Я отдам ей этот долг. Это самое важное, что я должна сделать в жизни.

— Благодаря тебе она приняла и полюбила тебя такой, какая ты есть, — перефразировал Райнер. — Ты красивая и светла, королева. Мне приказано не сводить с тебя глаз, но, даже если бы мне приказали обратное, я бы все равно не послушался бы. Имир тоже. Слишком много в тебе света, чтобы просто взять и покинуть его.

— Куда Бертольд увел Эрена? — спросила она.

— Туда, куда и я уведу тебя, — сказал Райнер. — К нам домой, в нашу деревню. Это особенное место, не всем дано посетить его, но мы сделаем для вас исключение. Вам понравится. Но только вам.

— А остальные? — Имир погрузилась в теплую воду с головой. — Где остальные?

— Им не дано быть с вами и с нами, — сказал Райнер. — Мы ведь просили вас — найдите нас до… Но вы остались в стенах. Теперь мы нашли вас. И мы покажем вам наш дом. А потом отпустим тех, кого тут быть не должно.

— Отпустите? — с недоверием сказала девушка.

— Таково наше решение, — улыбнулся Райнер. — Мы выкупили три жизни из четырех. Тремя нашими жизнями. Энни почти умерла. Я и Бертольд — мы тоже умрем. И вместо нас троих трое из наших бывших товарищей выживут и вернутся в стены. Но их четверо там. И один из них…

— Я не позволю! — вскричала Хистория. Она встала, не обращая внимания на свою наготу, накинула простыню, которую подала ей умалишенная прислужница, подошла к Райнеру, глядя ему в глаза.

— Веди меня туда… — сказала она. — Покажи мне свою деревню.

========== XIV ==========

Когда — испуганный и отрешенный иногда — Армин спрашивал Эрена, как тот относится к Микасе, Эрен твердо называл ее сестрой. Он знал, что это не тот ответ, которого от него ждет Армин, но знал также, что тот не будет требовать от него большего. Армин — его друг. Армин заботится о нем. Знал он и то, что однажды его чувства все-таки станут прозрачными и ясными для него самого. Знал о том, что для Микасы это уже не будет иметь никакого значения.

Не знал он только одного. Почему Армин упорно снова и снова спрашивает его о Микасе. Не знал и не задумывался. И осознал этот простой факт он только в плену. Потому что Эрен и Армин действительно были друзьями и знали друг друга очень хорошо.

Армин и сам однажды был влюблен в Микасу — но в прениях между ее незыблемой любовью и его твердой злонамеренной заботой потерялся и оставил надежду. Эрен — друг, Микаса — друг. Армин смотрит на море впереди, и не думает о большем.

Он любил Микасу тепло и нежно, как любил бы ее скромный мальчишка, живущий по соседству, если бы у нее был ее дом, как любил бы ее умный и старательный учитель, которому предстояло бы открыть для Микасы тайны наук, как любил бы ее священник, к которому она приходила бы за советом — если бы они ей требовались. Армин стал бы для нее соседом, священником и наставником, если бы она попросила — он был мужчиной с самого начала, и видел красоту, сквозящую в каждом движении Микасы, уважал ее. Но Армин также был и умен — категорически — и знал, для его чувств пока не пришло время, а, быть может, и никогда не придет. И пусть. Зато Микаса может смотреть впереди себя, улыбаться и верить, и никто никогда не изменит ни ее мира, ни ее Эрена, ни ее надежд.

Эрен понял это в плену — и мучился теперь чувством вины перед Армином. Микасу он сумел отпустить, она была в стенах и ждала его дома — но Армин снова прошел мимо него и встал перед ним, принимая удар. И все, что оставалось Эрену, смотреть на проплывающие мимо деревья, пока гигант нес его к скрытой деревне.

— Эрен, — говорил с ним Бертольд. — Эрен, ты жив?

Его голос звучал тихо, но он повторял вопрос снова и снова — Бертольду очень хотелось верить, что Эрен жив. Бертольд был его тюремщиком. Бертольд пленил Эрена. Но Бертольд же и оставался его бывшим товарищем, другом — и, быть может, тоже хотел, чтобы его спасли. Эрен поднимал веки, смотрел на него, кивал и отворачивался. Какая разница жив он или нет, если для него, для Бертольда, предателя и убийцы, он, Эрен, все равно уже мертв. Его не существует. Как не существует теперь и его матери. И его отца. Дома. Друзей. Деда Армина. Семьи Микасы. Шиганшины. Он, Бертольд, разрушил ее, испортил, испоганил, уничтожил, поверг в прах и отчаянье.

— Эрен? Ты слышишь? — Бертольд смотрел в сторону. — Прости, что говорю с тобой. Скоро ты уже не сможешь говорить.

— Где Армин? — вдруг вырвалось у Эрена. — Где Армин и ребята?

— Они ждут тебя в нашей родной деревне, — сказал Бертольд. — Там ждут тебя твои друзья. У тебя в этом мире остались только они. И они ждут тебя там. Это твой новый дом, Эрен. Дом ведь там, где наши близкие… Они там. Они останутся там — и ты тоже. Однажды ты полюбишь то место, где теперь будешь жить. И новый мир, который мы построим. Потому что новый мир станет миром настоящим — а то, что приходит навсегда…

— Ты несешь бред, — отмахнулся Эрен. Зик, или как там звали того человека, сильно избил его — и глубокие вдохи причиняли боль, сломанные ребра саднили.

— Ты несешь бред, — еще раз повторил Эрен. — Ты болен, Бертольд.

— Да, — согласился он. — Мы все больны этим миром. И мы же его излечим.

Бертольд сидел в углу, обняв длинные колени — и Эрену вдруг стало жаль его. Он вспомнил, что Армин говорил о чувствах Бертольда к Энни, и о самой Энни, которая никогда не говорила даже лично с Бертольдом. Это не он и Микаса. Не Микаса и капрал. Это Бертольд, спутанный преступник и кровавый убийца, который робеет перед сильной и невозмутимой Энни с ее навыками быстрого умерщвления. Как он полюбил ее? За что? Почему? Когда?

Эрен отвернулся, чтобы не заговорить с Бертольдом самому. Он его презирал, но теперь и жалел. А жалость — плохое чувство.

— Энни тоже вернется, — прочел его мысли Бертольд. — Ко мне, к нам, — поправил он себя.

— Она осталась в стенах, — бросил Эрен. — И там Микаса. Как вы могли упустить Микасу? Или вы специально дождались, пока она уедет из отряда?

— В нашей деревне живут люди, — сказал Бертольд. — Там нет места монстрам. Поэтому Энни осталась в стенах. И Микаса. Как только они будут готовы присоединиться к нам, они…

— Энни не монстр, — вырвалось у Эрена. — Как и Микаса. Ты это прекрасно знаешь, Бертольд. И ждешь их прихода, так? Какую игру ведет твоя низкая душонка?.. Чего ты хочешь, а?

Он обернулся и впервые посмотрел в глаза Бертольду. Тот сжался под его взглядом, отвернулся, улыбнулся, закрыл руками голову.

— Я ничего не хочу, Эрен, — просто сказал он. — Но ты забыл одну вещь. Ты ее, в принципе, никогда во внимание не брал — эту вещь. Ты забыл о том, что многие и тебя считали монстром. Сегодня ты защищаешь всех от титанов — и ты крылья человечества, а завтра эти же спасенные назовут тебя монстром за то, что ты хочешь немножко счастья и самому себе. Люди защищают свой устроенный мир. Но боятся мира нового. Ты строишь мир новый одним фактом своего существования. Ты не герой — и герой тоже.

— Я не рушу то, что дорого другим, — Эрен приподнялся. — Я просто хотел, чтобы никто больше не умирал. Как моя мать. Которую ты убил!

— Я не хотел этого и сожалею, — опустил голову Бертольд. — Но тогда она не была для меня твоей матерью. Она была просто человеком. Одним из моих врагов. Как и ты. И если бы я тогда убил тебя, я бы не испытывал тогда сожалений. Декорации и люди меняются. Мы — прежние.

— И ты по-прежнему убийца, — согласился с ним Эрен. — Как, впрочем, и я. Я тоже причина гибели многих людей. И я хочу исправить это. Иначе не смогу я увидеть мир из книг Армина — море, горы, леса… Не смогу насладиться этим.

— Ты увидишь море, — Бертольд снова отвернулся. — Но будешь ли ты готов принять свою новую реальность? Или ты побежишь спасать свой старый мир? И ради чего ты все это сделаешь? Ради людей, которым ты хочешь вернуть отобранный у них мир? Или ради самого себя, которому страшно жить в мире новом?