Во-вторых, не видеть тебя — не получится. Ты меня найдешь, обязательно. Чтобы спросить — куда и какого хера? И поэтому — факт выяснения отношений неизбежен. Ну не бросать же из-за тебя университет?
Может, снять квартиру? А что, как вариант… Сразу вспоминаю про Антона. Сказать тебе, что Антон решил снять для нас квартиру. На самом деле, понимаю, что Антон этого не сделает. Не потому, что денег жалко. Просто вдруг, на фоне перетряхнувшей меня истории с тобой, отрешенно понимаю — я для него всего лишь симпатичная кукла. И каких-либо серьезных отношений у нас с ним не будет. Ты была права. Почему ты, черт побери, всегда права?!
И как я буду жить без тебя? Без человека, которому я могла доверить абсолютно все. Я уже за два года так привыкла к этому, что при мысли о том, что из моей жизни исчезнет человек, который теперь уже значил так много, стал таким нужным и близким, мне становится тошно и горько.
Дарька, дьявол тебя раздери! Что ты наделала?! В этот момент я разревелась…
Мне было жалко всех — себя, потому что лишилась самой близкой и дорогой подруги, тебя — ты лишаешься еще большего. Зная, как ты умеешь любить (я видела, как ты фанатично предана своей семье), вдруг отчетливо (пропади пропадом моя буйная фантазия!) представляю, какую ты испытаешь боль, когда поймешь, что я исчезла из твоей жизни. Какое-то время с садистским удовольствием (а легкая степень садизма свойственна моей натуре, вы в этом вскоре убедитесь. А, возможно, и не такая уж легкая) живописую в своем воображении всю степень твоих страданий. Результатом этого действа становится то, что рыдать я начинаю совсем уж безудержно — благо, никого нет дома. Тебя становится просто нереально жалко — больше, чем себя. Но… что я могу сделать?
Родители оказались не в восторге от моей идеи снять квартиру. Вопрос, конечно же, уперся в деньги.
— Лерочка, ну сейчас совсем туго…. Надо Полину к школе собрать, столько денег…
— Да в чем дело-то? — в разговор вмешивается папа.
— Лера говорит — очень беспокойно в общежитии. Учиться мешает, шум, да и условия плохие.
— Мы же учились — и ничего, — ворчит папа, но я знаю — он беспокоится за меня. И рад бы что-то сделать, но, похоже, действительно — столько и сразу у них нет, ведь потребуют наверняка заплатить за несколько месяцев вперед.
— Послушай, Лера, — оживляется мама, — а если вам с Дариной на двоих снять? Это мы, наверное, с отцом потянем.
Офигительное предложение. Из огня да в полымя… Ошарашено молчу, не знаю, что и сказать.
— Ты поговори с ней! Если что — так и не поздно будет… В сентябре переедете.
— Хорошо, мам, — покорно бормочу я. Что тут еще скажешь. Кроме как сказать матери правду про тебя. Но… маму мне еще больше жалко — боюсь, она может принять это известие… слишком близко к сердцу.
Столько, сколько я думала в то лето — я даже на выпускных и вступительных экзаменах не думала. Моя блондинистая голова просто трещала. Думала, думала — и так ничего и не надумала. И в конце августа вернулась в общагу. К тебе, Дарина.
* * *
Все оказалось не так уж и страшно. Ты была — такая, как всегда. Чуть, сверх обычного, ехидная и задумчивая. А так — та же ироничная, замкнутая и все чаще молчаливая Дарька. Если бы я не помнила тех слез, того взгляда. И если бы можно было заставить себя забыть…
Но я не забывала. Ни в коем случае. И редко, иногда, но замечала. Косой тоскливый быстрый взгляд. Подавленный при самом своем рождении судорожный вздох. Чуть заметная дрожь пальцев. Всего несколько раз, и то — если знать, на что обращать внимание. Неудивительно, что я два года ни о чем не догадывалась. Ну… может и не два. Кто тебя знает — когда ты съехала с катушек? Но что это был вопрос не пары недель — точно.
Теперь я знала, куда смотреть. И на что обращать внимание. И, знаешь, что? Ты офигенно держалась. Не представляю, чего тебе это стоило. Точнее — представляю. И от этого страшно. А еще — не понимаю, что пробило тогда, в тот последний перед отъездом на каникулы день, броню твоей железной сдержанности. Наверное, просто устала. И на каких-то несколько минут — расслабилась.
Между тем, к моему огромному удивлению, Антон за лето не забыл обо мне. И с удвоенной энергией принялся за осаду неприступной крепости под названием «Лера Кузнецова».
Частые встречи, подарки, жаркие прощания в его машине, от которых запотевали стекла. Сдерживать его напор становилось все труднее. Антон с каждой встречей становился все… горячее.
А, с другой стороны, ты от меня становилась все дальше. То ли это слово, подходящее? Не знаю. Мы виделись редко, несмотря на то, что жили в одной комнате. Утром разбегались по занятиям. После занятий ты вечно где-то пропадала — то на тренировках, то в библиотеке, то в компьютерном классе. Приходила ты лишь к вечеру, и то — часто, поздним вечером. Как правило — отказывалась ужинать, в душ, и в кровать — с книжкой или спать. Была больше обычного молчалива и неразговорчива.
Меня это должно было обрадовать? Успокоить? Должно было. А вместо этого…
Мне до сих пор за те свои поступки стыдно.
Я стала очень активно знакомить тебя с подробностями нашего романа с Антоном. Учитывая стремительную, от раза к разу возраставшую пылкость Антона — было о чем рассказать. Или продемонстрировать очередной, подаренный им, комплект белья. Или спросить у тебя совета — уже пора? Сколько можно парня динамить.
Ты терпела. Молча слушала, изредка отделываясь ничего не значащими фразами. «Решай сама, Лер… Только будь осторожней… Помни о себе… Не давай себя использовать».
И когда мне уже начинало казаться, что я не видела ТОТ твой взгляд, что броня твоей выдержки непробиваема, когда я уже начинала злиться… Я замечала. Наконец-то. Бешено дергающуюся на виске жилку и совершенно спокойный голос. Улыбку на лице и красные полумесяцы следов от ногтей на ладонях. И как много и часто ты стала курить.
Зачем я это делала — не могла себе объяснить. Даже запретила себе думать об этом. Просто бесконечно провоцировала тебя — не могла остановиться. Как будто — я чего-то добивалась. Как будто — чего-то ждала. Добилась. Дождалась.
* * *
Антон пригласил меня на родительскую дачу. Природой любоваться и все такое. Ага, знаем мы эту природу. Вид на два Леркиных холма третьего размера, спешите видеть…
— Дарь, мне ехать?
— Если хочешь, — отвечаешь ты, не отрывая глаз от книги в руках.
— Даря! — я начинаю стремительно заводиться, старательно игнорируя причину этого эмоционального всплеска. Подхожу и сажусь на твою кровать, злорадно замечая, как ты подтягиваешь свои длиннющие ноги, отодвигаясь от меня. — Ты на меня обиделась?
— Нет, конечно, с чего ты взяла?
— Ты не обращаешь на меня внимания! А мне так нужен твой совет.
— Извини, — вздыхаешь, кладешь книжку раскрытыми страницами на подоконник. — Я слушаю.
— Я собираюсь ехать сегодня с Антоном на дачу. Ты же понимаешь…
— Понимаю, — слегка поморщившись, отвечаешь ты. Но это не та, совсем не та реакция, которую я хочу (хочу?!) видеть.
— Это все, что ты скажешь?
— Резинок побольше возьми.
— Даря?!
— Что ты от меня хочешь? — чуть повышаешь голос ты. Но не то, все равно — не то!
— Считаешь — стоит ехать?
— Лера, — смотришь на меня, серьезно и грустно, — ты же уже все решила.
— Не возражаешь?
— С какой стати? У тебя было целое лето подумать. Большая девочка — не хуже меня все понимаешь.
Ах, вот как?
— Значит, решено — еду! — резко встаю с кровати. — Ты мне только посоветуй — в этом поехать или другое надеть, бордовое?
С этими словами начинаю торопливо, боясь передумать, раздеваться. Пара минут — и остаюсь стоять перед тобой в подаренном Антоном черном кружевном комплекте — бюстгальтер с низко вырезанными чашечками, едва прикрывающими соски, и кружевные полупрозрачные шортики.
Успеваю поймать на секунду твой взгляд — горящий, сумасшедший, выдающий тебя с головой взгляд! — а потом ты отводишь глаза, тянешься за оставленной на подоконнике книгой.