Руки у меня дрожат, когда беру чашку с чаем. Надо успокоиться, эмоции не дают правильно соображать…
— Сереж… А ты почему мне об этом рассказал? Почему не сразу — Дарине?
Серый молчит. Отвернулся, тыльной стороной ладони оттирает слезы. Поворачивается ко мне.
— Я не могу… Если она не согласится… если она откажется, я не… Лучше ты. Спроси у нее, а? Пожалуйста…
* * *
Во второй раз оформить документы на опекунство оказалось гораздо проще — опыт у нас уже был.
А потом началась медицинская эпопея. Бесконечные поездки из клиники в клинику — и наши, и в соседних регионах, обследования, консультации.
Сурдологи нас обрадовали. Слух подлежит практически полному восстановлению — операция, реабилитация, специальное лечение и развивающие методики за пару лет восстановят слух если не на 100 %, то уж на 90 % — гарантировано. И что самое обнадеживающее — делают это все у нас в стране.
А вот нефрологи — зарезали без ножа. Инвалидность и сделать ничего нельзя. До скольки доживет? Как повезет, не знаем. Может, и долго. Трудное это было время. Ревели по очереди все. Но — не сдались. Великая вещь — Интернет и телемедицина.
Спустя три месяца с момента начала сбора информации мы точно знали — можно вернуть Тимку к полноценной жизни и забыть о проблемах с почками. Операция. Одна или, возможно, две. В Германии. Очень дорогостоящая.
Что такое деньги? Лишь возможность. А у нас она была. Ни сомнений, ни дискуссий. Продали твою Эскаладу — не ту, на которую в свое время покушался Серый, а другую, уже следующего поколения. Взяли кредит в банке. Для того они нам и даны — эти возможности, чтобы их использовать.
Единственный момент, который у нас вызвал горячие дискуссии — кто поедет. Учитывая, как ты реагируешь на детские болячки, отправлять тебя с ребенком, которому предстоит серьезная операция, реабилитация и лечение, на несколько месяцев (от полутора до трех, как говорили немецкие врачи) в другую страну — самоубийственно.
С другой стороны, как раз в этот период мне предложили должность заместителя главного редактора. И деньги, и престиж, и амбиции… Чушь какая, честное слово.
— Ты не поедешь.
— А ты там сдохнешь.
— Справлюсь.
— Дарина!?
— Сорок пять лет уже Дарина. Это не обсуждается.
— Иди ты в ж*пу! Все обсуждается!
— Лера, второго шанса не будет. Нельзя отказываться от такого предложения.
— Ты так говоришь, как будто у тебя нет работы.
— Договорюсь как-нибудь.
И ведь договорилась. Измором, шантажом и давлением на совесть, но! добилась того, что тебе дали отпуск на три месяца. Для лечения ребенка. Более того, так впечатлила свое начальство, что тебе даже выделили финансовую помощь. Целых пять тысяч долларов. На фоне того, сколько стоило лечение в Германии — слезы, но лишними эти деньги не были, отнюдь.
* * *
Ты уехала. Я осталась.
Спасалась работой, благо, на новой должности ее навалилось много. Домашнее хозяйство — уборка, стирка, глажка, готовка — все безропотно взвалили на себя Серый с Анькой.
Мы звонили тебе по очереди. С утра, первая — Анечка. Пыталась зарядить тебя позитивом, рассказывала все подряд — про дела в школе, про соревнования по танцам, про погоду, про то, что готовил вчера Сережка на ужин, и как у него пригорела гречка. Днем звонил Серый. Основная тема разговоров — грядущее поступление на физический, подготовительные курсы в университете, рассказывал и расспрашивал про преподавателей. А вечером, перед сном — я. Слушала тебя. Подробный рассказ с обилием медицинских подробностей. Выученные тобой немецкие слова. Истории других детей в клинике.
Не знаю, на чем ты там держалась. Ты потом сказала — на наших звонках. Если бы не они…
* * *
Первая Тимкина операция. Первая реанимация. Ты в первый раз — плачешь. Я смотрю на твою русую макушку в окне Skype и не знаю, что тебе сказать. Как помочь.
Начинаю беспорядочно рассказывать тебе о проблемах, свалившихся на меня на новой должности. Ты постепенно втягиваешься в разговор, переспрашиваешь, начинаешь давать советы. Я тебя поддразниваю. Слегка, но улыбаешься.
Держись, Даря, держись. Мы справимся. Должны.
* * *
Все-таки понадобилась вторая операция. Вторая реанимация. Ты уже не плачешь.
С замиранием сердца ждем контрольных исследований — УЗИ, томография. И твой звонок вечером. И одно только слово: «Живем».
Ревем, обнявшись, втроем. Живем.
* * *
Немецкие врачи задержали вас еще на месяц — реабилитация, интенсивная терапия. Ты все чаще улыбаешься. Рассказываешь, что вы с Тимкой подсели на футбол, в курсе всех матчей и интриг в «Бундеслиге». И что болеете — уже только по-спортивному — за Мюнхенскую «Баварию». Еще бы, ведь именно мюнхенские врачи подарили Тимуру вторую, полноценную жизнь. Сам Тим разговаривает на чудовищной смеси русского и немецкого — дети интуитивно быстро осваивают чужие языки — ведь им же надо как-то играть друг с другом.
* * *
И вот, наконец-то, возвращаетесь. Накануне Анечка до позднего вечера вылизывала квартиру. Серега пытался испечь торт. Первый — загубил, второй я помогла ему спасти.
В аэропорту долговязый Серый заметил вас первым.
— Дарина!!! — орет и тащит нас с Анькой за собой на буксире через толпу.
Ты. Похудевшая, осунувшаяся. Огромные счастливые глаза и Тимка на руках.
Серый грабастает вас в свои огромные длиннорукие объятья, Тим возмущенно пищит, стиснутый между вами, потом радостно перекочевывает на руки к старшему брату.
И, не выговаривая половину звуков, но громко и различимо:
— Сережа! Ты научишь меня играть в футбол?
— Да я и сам не умею, — счастливо смеется Серый. — И вообще, футбол — это не наше. Мы будем играть…
— Во что?
— В волейбол. Как мама.
— Мама? — недоверчиво переспрашиваешь ты. По привычке пытаешься ерничать: — Для вас, Сергей Викторович, я — Дарина Владимировна.
— Нет, — качает головой Серый. Серьезен. — Ты — наша мама. Даже, мама Лера?
Шмыгаю носом.
— Вот что ты наделал, изверг этакий?! — пытаясь справиться со слезами, ворчу на Серого. И, наконец-то, рядом с тобой. И твоя рука у меня на спине. — Вот смотри — довел двух пожилых женщин до слез.
— Так уж и пожилых, — хмыкает Серега. — Вон тот тип сзади так на твою задницу пялится.
— Тише, тише… — на пару с Сережкой не даем тебе дернуться и обернуться. — Малыш шутит.
К нам наконец-то прорывается Анечка, и ревем уже втроем, обнявшись.
— Ох уж эти женщины, — ворчит Серый, обращаясь к Тимке. — Вечно сырость разводят. Поехали уже домой — там торт вкусный.
— Т-о-о-о-о-о-о-рт, — радостно вопит Тим.
* * *
Мы направляемся к выходу — я, ты, Анечка между нами, Серый с Тимкой на руках. Мы идем к стеклянным раздвижным дверям. Мы выходим в ясное солнечное теплое утро. Мы возвращаемся домой.
