Руперт здоровался с остальными мужчинами, кажется, их было не меньше сотни. Он обменивался с ними рукопожатиями и похлопывал их по плечам. Но как Руперт ни старался скрыться, Лиаму О’Ши удавалось держаться рядом и исподтишка поглядывать на него.
Руперт пропускал не только церковные собрания, но и гольф. Новое противозаконное увлечение отнимало время, которое он прежде проводил в обществе. О’Ши заметил это и, судя по всему, чувствовал, что обязан присматривать за Рупертом ради спасения его души. Если Руперт не проявит достаточной набожности и единения с другими прихожанами, О’Ши может даже донести о его странностях кому-нибудь из пасторов-мирян.
Руперт выбрал самый извилистый путь к месту на скамье во втором ярусе, где он обычно сидел на собраниях мужского клуба. Но О’Ши всю дорогу не отставал от него и уселся в том же ряду, когда Руперт присоединился к своим партнерам по гольфу. Эти мужчины походили на него: им всем было чуть за тридцать, они носили одинаковые костюмы и стриглись в церковной парикмахерской. Руперт помнил имена этих людей, но про себя обычно называл их по профессии: юрист, врач, телепродюсер. Так было проще. Через месяц ему назначат новых друзей.
Изнутри церковь напоминала римский амфитеатр, окруженный тремя ярусами сидений, и вмещала девяносто тысяч душ. Над ними возвышался потолок с золотым куполом, верхушку которого нельзя было разглядеть. Казалось, будто над головой простираются бесконечные сияющие небеса (хотя Руперт подозревал, что священнослужители усиливали это впечатление с помощью голограмм).
Он смотрел вниз, на сцену в середине храма. В центре стояли огромные экраны высотой с четырехэтажный дом, на которых транслировалось происходящее внизу. Зрелище приобретало такой масштаб, что зритель чувствовал себя карликом. Сейчас «Благословенный мужской ансамбль банджо» исполнял кавер последнего религиозного хита «На коленях». Группа состояла из шестерых музыкантов, в разной степени одаренных. На них были большие соломенные шляпы, с крестами в цветах американского флага, которые были приколоты на полях.
«Я на коленях,
Готов принять Тебя,
Господи, приди…»
– Дэниэл!
– Эй, Дэниэл! Как ты?
– Рад тебя видеть, Дэнни.
Руперт вставал, пожимал руки, улыбался, хлопал кого-то по плечу, повторяя бесконечный ритуал приветствий и любезностей, и снова садился. «Теперь всем приходится быть чертовски милыми, чтобы просто выжить», – подумал он.
Мужчины продолжали приходить, сегодня их было около десяти тысяч. Среди мужчин старше восемнадцати принято было посещать еженедельные собрания мужского клуба. Конечно, это не являлось официальной обязанностью. Открыто церковь ни от кого ничего не требовала, кроме веры и готовности служить.
На самом деле новая церковь Святого Духа была «истинной американской верой», которую поддерживал Департамент религии и ценностей, и принадлежность к ней была негласным требованием для всех специалистов, работающих по лицензии (например, журналистов или историков), и государственных служащих. В девяносто третьей поправке к Конституции к обязанностям президента добавилась «защита веры».
Кроме того, все должны были состоять в нескольких группах или клубах. Небольшие сообщества играли важную роль в объединении паствы и помогали зорко следить, чтобы ни одна из овец не отбилась от стада.
– Дэниэл!
– Что нового, Дэниэл?
«Я отринул гордость
И открыл свою душу.
Господи, ты во мне…»
Группа закончила играть, и в зале раздались редкие аплодисменты. Несколько пасторов-мирян по очереди взяли слово, в основном, чтобы рассказать о прихожанах, заслуживающих признания и похвалы. Один из них получил должность директора в своей фирме. Другой купил новый, более просторный дом на более высоком холме. Третий пожертвовал крупную сумму на покупку Библий для мусульманских детей в Палестине, это была одна из последних инициатив пастора Джона.
Наконец появился сам пастор Джон Перриш. Собравшиеся приветствовали его аплодисментами и топотом. Руперт рассматривал на экране его лицо высотой тридцать футов, хотя пастору было сильно за шестьдесят, его волосы были смоляного цвета, словно у юноши. На лацкане у него был приколот флаг Новой Америки, на котором вместо звезды поблескивала бриллиантовая рыба, символизирующая Христа.
Пастор Джон одарил толпу натянутой улыбкой, его пронизывающие синие глаза сверкали в свете софитов. Он стоял в шаге от трибуны, изредка обращаясь к мужчинам в первом ряду сдержанным жестом или кивком. Он бесстрастно наблюдал за ликованием зрителей, но не подходил к микрофону, дожидаясь, пока закончатся положенные долгие аплодисменты.
Прихожане затихли, но пастор разглядывал их, не двигаясь с места. Он поднял правую руку и раскрыл ладонь. Белая светящаяся сфера величиной с яйцо оторвалась от кончиков его пальцев и поплыла над головой. Сфера растаяла и превратилась в сияющего голубя с золотым ореолом. Птица кружила вокруг пастора Джона, как Святой Дух на всех картинах, изображавших крещение Иисуса.
Разумеется, это была иллюзия, анимированная голограмма, созданная скрытыми проекторами. В церкви Святого Духа не следовало верить своим глазам. Но иллюзия была заманчивой.
Голубь летал над толпой широкими кругами, поднимаясь к громаде золотого купола. Потом он стал меняться: у него выросли длинные когти, крылья стали большими и мощными, клюв изогнулся и заострился. Он превратился в белоголового орлана размером с птеродактиля и кружил под сводом, устремив один глаз на мужчин внизу, а другой в небеса.
Раздался новый взрыв аплодисментов, и толпа взревела. Руперт хлопал и кричал вместе с остальными, поддавшись всеобщему восторгу. Лучше ликовать, чем проявить безучастность и привлечь к себе ненужное внимание.
Пастор Джон не произнес ни слова, пока не смолкли последние хлопки. Тогда он наконец вышел вперед:
– Сыновья церкви Святого Духа, с возвращением в обитель Господа. – После этих слов снова раздались долгие аплодисменты, которые сопровождались гитарными рифами. «Благословенный мужской ансамбль банджо» уже уступил место личным музыкантам пастора Джона. – Помолимся.
Десять тысяч голов склонились перед исполинским изображением пастора Джона.
– Псалом восемьдесят девятый. Господь всемогущий, кто сравнится с тобой? – Пастор Джон положил на трибуну массивную Библию в кожаном переплете и читал из нее. – Ты силен, и тебя окружает вера. Ты правишь бурным морем, и когда вздымаются волны его, ты укрощаешь их. Сильной рукой Ты развеял врагов своих. Ты владеешь небесами и землей, Ты создал мир и все сущее в нем. Рука твоя крепка, десница твоя высока. Престол Твой зиждется на добродетели и справедливости. Удостоены благодати те, кто научился славить Тебя, и освящены Твоим присутствием.
Пастор Джон выдержал долгую паузу.
– Сегодня мы благодарим Тебя за все благословения, которые получаем в жизни. Многие наши прихожане добились большого успеха в мирских делах. Мы верим, что это произошло потому, что Ты действуешь через нас и желаешь добра своим благословенным детям.
Помоги каждому из нас лучше служить Тебе и объедини нас, чтобы мы укрепляли друг друга в вере. О, великий и строгий Судья мира, укажи нам на сомневающихся, чтобы мы могли удержать их в Твоем стаде.
Всемогущий Отец, мы молим, чтобы Ты сохранил наших отважных бойцов и обрушил разрушение и смерть на темные силы, которым они противостоят. Мы молим, чтобы заблудшие души из джунглей и пустынь нашли путь к Тебе и Ты помог им через свой избранный народ, новый Иерусалим, через Твое царствие на земле, через новый народ бессмертной Америки.
Во имя Господа. Аминь.
– Аминь, – отозвалась толпа.
Пастор Джон поднял глаза. Казалось, он оценивал сидящих:
– Братья, мир вокруг нас враждебен. Он ослеплен ложными богами и ложными идеями. Он отказывается видеть, что над ним занесена десница Господа, что время истекает и близится последний час. Мы видим новые волнения в Египте, на библейской земле. Во главе язычников встал новый духовный лидер, который разжигает в их душах ненависть и жестокость. Он проповедует смерть и геенну огненную и молится повелителю демонов.