Был один период, когда мне «везло» на странные обстоятельства. Если выпадала защита лиц мужского пола и в сравнительно одномоментный период, то почему это были дела именно по убийствам и подзащитных звали одинаково, например, Анатолиями.

Об этом потом расскажу, дождитесь.

А теперь память выцепила две истории двух женщин, совершивших убийства. В обоих случаях причинения смерти жестокие и бессмысленные. Женщин-убийц было двое, они совершенно разные, но с одинаковыми именами. Назывались Татьянами.

Таня «первая», назовем её так, была дамой не первой свежести и молодости, не совсем красавицей, но с каким то странным шармом, которым пользовалась совершенно таки беззастенчиво, ничуть не стыдливо.

В свои почти сорок обладала прекрасной фигурой. Косметику доставала обалденную и тряпки подбирала со вкусом. Жила не то чтобы на широкую ногу, но очень красиво. В её понятии красиво, это ежевечерне по ресторанам в компании молодых красоток и дешёвых джентльменов прокутывать денежки. Вовсе я не собираюсь читать ей или кому бы то ни было морали и нотации, я лишь сухо излагаю факты, упрямую вещь.

Вместе с тем она воспитала хорошего сына. На момент нашей истории служившего в армии в дружественной тогда Германии.

А у Татьяны появился новый «друг». Рослый детина лет на десять её моложе, вовсе не из ресторанной гульбы прыгнувший в её уж очень гостеприимную постель, а из соседнего подъезда обычнейшей пятиэтажки. Жить стали почти хорошо, даже затеяли ремонт квартирки (конечно, Татьяниной). Почти, потому что родители взрослого баловня были дико против странного содружества перезрелой красотки, мораль которой уж очень напоминала номинал трехрублевой купюры, и большого увальня, которому очень пошла бы молоденькая жена с младенцем на руках. Но Татьяна умела держать мужчин в руках. Это был тот еще опыт!

Было воскресенье, банальное серенькое воскресенье маленького пыльного степного крымского городка, летом утопавшего в зное, зимой скучавшего в слякоти буден и мрачной громады химзавода. Раз воскресенье, значит, душа просит жизни, т. е. выпивки с утра, если ты не заядлый дачник, и не работаешь в смену. Танечка, так её почему-то звали все мужчины нашего городка, от начальства до приблатненного сосунка, и исключением был лишь судья. Тот был совершенно официален «подсудимая Татьяна Парова».

Но судья был потом, а сейчас Танечка и молодой сожитель «слегка» выпили на маленькой кухне. В гости зашел очередной скучающий денди по жизни, выпили и с ним. Выпили, поговорили. Ну, не о Кафке там или Сенеке с Эразмом Роттердамским вкупе разговор повели. Дай бог, чтоб Чуковского да Маршака ещё помнили. Как всегда, говорили, кто с кем куда пошел, кто что купил, где что «дают». Обыкновеннейшие разговоры обыкновеннейшей серенькой плесени, которая есть и будет всегда в любом городе или селе любой страны и века любого.

Так вот, при разговоре, кто что купил да как что достал, некстати Танечка уж сильно стала заострять вопрос, куда это её дружок дел-подевал плитку кафельную, которую она с таким трудом добыла на заводе. Гость сидел весьма индифферентно: что ему до какой там плитки. И не заметил момент, о котором потом уж очень сильно сокрушался, что такой момент упустил, в кино ходить не надо. Прозевал он момент, как Татьяна одним единственным ударом, практически не целясь, а как бы слегка, чуть не играючи, «завалила» сожителя насмерть. Дружок её только успел сказать «Таня, спасибо», и умер. Один удар ножа, он сразу попал ему в сердце.

Татьяна сама вызвала «скорую», ибо гостенёк смылся от греха подальше, сама вызвала милицию. Можно сказать, почти протрезвела.

Следствие вела молодой, но очень талантливый следователь прокуратуры по имени, кстати, Татьяна. Это я так, к разговору о случайностях имён. Следствие велось по-честному, не предвзято. Вы будете смеяться, но Татьяну даже не арестовали. И не талант адвоката сработал при этом, а очередная случайность, из которых, собственно, и состоит наша жизнь (или смерть).

Когда Татьяну привезли в милицию и речь шла об аресте, а дело было то ли под Новый год то ли на 8 Марта, и было холодно. Так на нашей Танечке шубка была норковая. В те времена норковая шубка на женщине, что муж-президент страны сейчас: всем хочется, да одной достаётся.

Вот эта норочка Танечке и помогла. В те злополучные дни замещала прокурора старший его помощник. Кстати, Татьяна, однако, по имени. Я фамилии подлинные утаить обязуюсь, но имена пусть будут у нас настоящие.

Побоялась Татьяна-прокурор арестовывать Татьяну-убийцу: вдруг шубка исчезнет или кто крамолу напишет, что ей шубку подсунули как взятку. Тогда никакой честнейший человек не отмоется.

Вот и решила Танечку отпустить дня на три, а уж потом арестовать, но уже без шубки.

Но арестовала уже не она, и не скоро.

Почти полгода прошло. Танечка нагулялась до одури, с упоением отбивая мужей у жен, добралась до соседнего городочка, ресторанные её загулы гремели в сплетнях всех кумушек. Пропивала да проедала свое золотишко и камушки, заодно и шубку сторганула местной барыге. Добралась и до квартиры.

Лопнуло тут терпение судейское. А дело уже к тому времени поступило на стол судьи. Только тогда Танечку взяли «за жабры».

Дали ей много. И правильно дали. Ни раскаяния тебе, ни покаяния перед старенькими родителями молодого сожителя, ни совести мизерной.

Даже как-то жалко было эту дуру перезрелую. Прожгла, как сигарету, жизнь единственную, а вспомнить только гульки можно да шубочку норковую.

Хорошо ещё, что квартиру не пропила, хотя страшно хотела. Вот был бы сюрпризик к дембелю сыну единственному, умнице славному. А сильно хотела, вы уж мне поверьте!

Да, история вышла с моралью…

Работу свою люблю, защищая убийц, готова возиться с делом подолгу. Душа человеческая – странная штука, и среди убийц тоже есть люди. Иноди которых уважаешь больше, чем иного прокурора. Не кривитесь, пожалуйста.

Вы знавали прокуроров, торговавших наркотой в агромадных количествах? А я знаю.

Или ментов, забивающих пацанов чуть не до смерти? И такие уроды мне тоже знакомы.

Так что тезис, что «убийцы тоже есть люди», очень даже имеет место быть.

И лишь одно дело по убийству вспоминаю с содроганием: Тани второй, Тани странной.

Аккурат шестого марта, когда все нормальные люди на работе собираются за официальной и неофициальной частью пить «за милых дам», мы, группа юристов, выдернутых от праздничного стола, выехали в село, пусть не в пригороде, но большое, с собственным ж/д вокзалом. И каналом, что поблизу села зарос камышами.

Вот в тех камышах и нашли трупик младенца, девчушки двухмесячной. Сам прокурор района тот трупик нашел. У меня даже есть фотография, где мы рассматриваем труп ребенка. Девочка, что кукла: разве что глазки закрыты. А так кукла, хорошенькая и голенькая.

Первая мысль: ребенок замёрз? Начало марта это вам не конец июня, пусть даже в Крыму. Вторая – кто это? Что за изверг рода человеческого так с младенцем-то поступил?

Ответ оказался и страшен, и прост. Мать. Не приемная. Родненькая.

Жила-была в селе том семья: свекровь, сын её с женой Танечкой и доченькой – Маринкой. Маринке было почти полтора года, когда Таня родила вторую дочь. Семья жила очень обычно ни богато, ни бедно, свекровь с невесткой ни мирились, ни дрались. Жили, как все. Татьяна сидела в декретном отпуске с двумя девочками, свекровь хозяйством занималась да копейку в дом добывала, муж Татьяны на двух работах вкалывал. Пелёнки-распашонки и сейчас дорого стоят.

Вдруг в селе суматоха: у Тани дочка пропала, младшая, прямо из коляски кто-то ребёнка вытащил да удрал. Как она рассказала, она на станцию в буфет собралась к празднику дефицита прикупить, да мужу талоны на сигареты отоварить, а коляску с ребеночком у буфета оставила. Потолкалась там в очереди, с подружками покалякала. Вышла из магазинчика, а ребёночка-то и нет! И колясочки – тоже.