И тут было явно: врёт баба все, врёт, не краснея. Дом двухэтажный светится в глазах, так его хочется бабе. Подружки ей помогали, но как-то уж нехотя. Им дом двухэтажный достаться явно не мог.

Зато Николая друзья, мужская часть зала сражалась достойно. Привели свидетелей из числа явных интеллигентов, которым врать, так лучше повеситься.

Те суду заявили, что не видели пистолета в Николая руках, что пришли Николай со своею подругой тихо и мирно на огонёк их семейного очага. Так же тихо и мирно ушли. Без пистолета.

Перетягивание каната длилось долго. До тех пор, пока не явился главный свидетель – проспавшийся дед. Тот на потеху публике ваньку валял, пока не признался, что весь арсенал нашёл на рыбалке, притащил во времянку (помните знаменитое, возьму и веревочку, в хозяйстве все пригодится), положил под кровать. Понятное дело, привычно напился. Про находку забыл.

Очухался, снова запил, уже с горя, раз сына в тюрягу бросили. Вот так месяца три из запоя и не выходил. А когда отошёл, прибежал к прокурору: дескать, ружьишко верните. Да и патрончиков много у вас ведь осталось.

К тому уже времени, когда время приспело вести заседания суда, патроны «рассыпались по дороге» по официальной версии следаков, да одно из ружей «на память» себе прихватил один из милицейских чинов.

А я, как защита, стою на своём: вещдоки на стол! По закону, по УПК (уголовно-процессуальный кодекс) положено вещественные доказательства хранить в особой камере, и по первому же требованию суда предъявить их в целости и сохранности.

А их нет! То есть тех самых, вещественных. Патрончики расстрелялись при забавах ментов на охоте, рыбалке или где там ещё. Ружьишко мент перепродал, обогатился на дармовом приобретении.

А я стою на своём: раз нет у суда вещественных доказательств, значит, их нет. Тогда нет и состава преступления.

Забеспокоился прокурор, тот самый, что мне угрожал да адвокатишкой обзывал.

И не зря в беспокойствии стал пребывать законник, блюститель закона.

В суде прояснилось, что один из понятых мало того, что был пьяным, он вдобавок при изъятии арсенала курил на крылечке. То есть видеть ничего и не видел. Да ещё впридачу к «букету» иных нарушений норм УПК, допущенных следствием, понятой неграмотным оказался. Такого «букета» проколов юстиция давно не видала.

Вот и просидел наш Коля на нарах аж девять длинных-предлинных месяцев. И за ради чего? Да за ради доказанного синяка под глазом подруги! За хранение оружия был оправдан. И за якобы изнасилование тоже его оправдали.

А, может, за дурость мужскую он отсидел? Хотелось бы верить.

В центре города один недавно вернувшийся из северных мест гражданин, где он не сидел, а честно работал, заколачивая трудовым потом своим денежку, чтобы прокормить троих пацанов, из обреза насмерть свалил грузина, хозяина кабака.

Причем убил при народе. Человек так двадцать свидетелей было. А что получил? Свободу.

А почему это? А сейчас расскажу.

Сказать, что наш гражданин с Оплёвкин фамилией (фамилия по вполне понятным причинам мною изменена, но его настоящая фамилия, поверьте на слово, также весьма малозвучна) кристальная душа, язык не повернётся.

Так себе человечек. Не прост и не сложен, пил, как все, курил, как все, матерился, как все, на севера подался, тоже, как все. Был из семьи, где много «сидельцев», потому туда не хотел, где братья сидели, мотали свой срок.

В первый же день, как вернулся с далёкого севера, решил по обычаю «обмыть» новехонький автомобильчик. В магазин взял с собой старшего пацана и попёрся шампанское поискать, жену побаловать лёгким напитком, да себе прикупить чего то покрепче. Друзья соберутся к вечеру, так их что, шампанским поить?

В те времена дефицитов шампанское он нашёл в кабаке у грузинов. Хозяин шампанское не продал ему по цене, что продавал перед тем. Почему то решил слегка цену завысить. То ли по этой элементарной причине, то ли потому, что грузин оскорбил его в присутствии сына, но полаялись мужики.

Маленького кабачка показалось им мало. Вышли на улицу, где люди гуляли, собачки резвились, трасса рядом была. Пошёл наш товарищ к машине, пошарил под сиденьем. Обрез в руки лёг, как родной. Грузин у дверей кабачка тоже времени не терял: блестел пистолетом.

Обрез рванул первым. Грузин осел на асфальт, его подхватили, в больничку, что рядом, сумели свезти. Но не спасли эскулапы. Оплёвкин в ментуру явился сам, и даже с обрезом. В камере вёл себя очень достойно. Камера его и не трогала: убивец на нарах, это тебе не вор на печи.

Следствие длилось недолго по меркам моим, а по его Оплёвкина меркам, так вечность.

Знал ведь, что завалил человека ни за что, ни про что, так обида мужская разве смерти равняется, а?

Да не вернёшь человека, кстати, очень даже и неплохого. Все, кто грузина того знали, отзывались неплохо. Об Оплёвкине – хуже. Да и братья его ореола ему не добавляли.

Скучное юридическое название «воспроизведение события и обстоятельств преступления» на самом деле зрелище не для нервных, но жуть как интересное.

И откуда только народ наш узнаёт, где и что скоро будет? Народу собралось, как на цирковое представление. Не хватало только клоунов да криков «уважаемая публика, впервые на арене убийца с обрезом!» И погода народ не пугала: ветер ноябрьский дул с наслаждением, тонкий ледок хрустел под ногами многолюдного оцепления. Рядовой состав отрабатывал свой кусок хлеба.

Мы, то есть следователь, прокурор, понятые, и я гоняли свидетелей, вгрызаясь в тонкости очевидного. Следователь был не дурак дураком, как часто бывает, а парень толковый с характером лидера. Я ему надоела до чёртиков, но поневоле терпел: толпа уж больно большая собралась. И, наконец, прокололся главный свидетель, девица. Где уж нашли эту девку, я и не знаю, но врала она вдохновенно. Раз пять она повторила, как Оплёвкин вышел из машины, как вытащил обрез, как целился в несчастного грузина, у которого пистолета и не было.

Это потом я случайно узнала, что она от брата грузина ребёнка имела, потому и интерес у неё был к данному делу.

Короче, по её версии чисто преднамеренное с отягчающими обстоятельствами убийство получалось.

Вот тут меня и заело: что-то не так! Уж больно красивая версия получалась, а правда зачастую так некрасива.

Вгрызаемся дальше: задело и следователя. Нам обоим уже наплевать и на природу, и на глухо ворчащее оцепление, и на «тихих» мальчиков в трёх мерседесах, что так хотели быть незаметными, да куда там, три мерседеса за раз, ну уж совсем неприметное дело. Злили только, правда немного, дурные зеваки да холод собачий, но мы уже удила закусили, так нас заело! Азарт!

Ищейки азарт охватил старшего следователя, вот-вот ожидавшего звание очередное. Азарт узнать правду охватил меня. Что двигало прокурором? Оглядки на «мальчиков» в мерседесах.

Итак, в исступлении азарта искания правды прошу ту бабёнку показать посекундно, как мой Оплёвкин из машины выходил, как оружие доставал, как стрелял и т. д.

Та раз в шестой рассказала, как по заученному.

Следователь скрюченными от мороза руками всё записал (кстати, какой у него был почерк ужасный, хуже моего во сто крат, а уж мой почерк, похвастаться не могу, такой он дрянно отменный).

И действие было закончено. Уехали «мальчики» в мерседесах, рванув с места со скоростью 200 км, нимало не печалясь присутствием нарядов милиции. Девица ушла, страшно гордая своей заглавной ролью в театре военного действия. Подружки, открыто завидуя ей, поспешили за виновницей торжества: присоседились к её ликованию ролью.

Толпа растеклась, разбежались людишки домой погреться, чаёчку испить, да в красках порассказать домашним про действо, которого доселе ни разу не видели.

Все удалились. Потопала я домой. В ходьбе согреваясь, всё думала: что тут не так?

Следствие тихо закончилось. Дело пошло в суд, и на мучащий убийцу вопрос «что меня ждёт?» я привычно отшучивалась: «расстрела вам не обещаю».