С е р е б р е н н и к о в. Не все пишется, что подразумевается.
Ш а х м а т о в (тихо). Подразумевать больше нечего.
С и н и л к и н (обращаясь ко всем, стараясь не смотреть в лицо Шахматова). Надо бы людям что-то сказать…
С е р е б р е н н и к о в. Сейчас решим. Идите.
Синилкин уходит. Каштанов поднялся.
К а ш т а н о в. Так уж полагается. Почтить…
Один за другим встают остальные, кроме Шахматова, который, кажется, не замечает никого.
С е р е б р е н н и к о в. Садитесь, товарищи.
С а м а р и н (про себя). Нет. Не могу себе представить… Я ведь с детского дома с Ванькой Трояном дружил. На флоте в войну юнгой служил. Вы не знаете, что такое в детском доме старшего брата иметь!
Л я т о ш и н с к и й. Вспоминать потом будете, Юрий Васильевич.
К а ш т а н о в. Я лично готов ответить. И перед пленумом.
С и н и л к и н (входя). Михаил Иванович, там на площади… Неспокойно. Что прикажете?
Ш а х м а т о в (коротко посмотрел на него, обвел глазами присутствующих, неожиданно спокойно). Я иду к ним…
Идет к двери, за ним встревоженный Синилкин. Все смотрят вслед Шахматову. Тот оборачивается на пороге.
Я доверяю вам… (Хотел сказать еще что-то, но сдержался и быстро широким, уверенным шагом ушел.)
За ним Синилкин. Пауза.
С е р е б р е н н и к о в (не смотря на молчащих членов бюро, встал). Здесь, конечно, не все… Но, я думаю, отсутствующие члены бюро крайкома поддержат нас. Вынесем разговор на пленум. Доложим в Москву. Но общее мнение сейчас выработаем. (Вдруг тихо рассмеялся.) Оказывается, мудро Москва поступила, дала нам право самим решать. (Вздохнул.) Первое — предлагаю, товарищи, за противопоставление себя бюро крайкома партии, за несвоевременное принятие мер по спасению «Челюскинца» вынести Шахматову Михаилу Ивановичу… строгий выговор. С занесением в учетную карточку. (Молчание.) Ну, это ведь — по-божески! (Молчание.)
Пауза.
К а ш т а н о в (резко встал, почти отбросил стул. Подошел к окну). Включите селектор… Может, еще что узнаем…
Лятошинский включает селектор. По селектору слышатся малопонятные переговоры. Долгая пауза.
С е р е б р е н н и к о в (Лятошинскому). Включил! Так голосуем?
К а ш т а н о в (про себя). Как Шахматов-то по площади идет… Словно двадцать лет сбросил.
Л я т о ш и н с к и й (подошел к нему). Сложный человек Михаил Иванович.
К а ш т а н о в. Не от мира сего. (Вздохнул.)
Л я т о ш и н с к и й (твердо). Нет, от мира. Именно от нашего мира.
С е р е б р е н н и к о в. Даже если бы они спаслись, думаю, все равно бы на это место сел другой. Нет, не ты, Самарин. Нет, Юрий Васильевич, ты все-таки младший брат. Так на всю жизнь им и остался.
К а ш т а н о в. Ты?
Л я т о ш и н с к и й. Троян!
С е р е б р е н н и к о в (усмехнулся). Умный ты, Герман Александрович.
Пауза.
К а ш т а н о в (задумчиво). И что ты за человек.
С е р е б р е н н и к о в (спокойно). Я земной, жизненный человек.
С а м а р и н (не может прийти в себя от предложения Серебренникова). Ванька Троян… Ему бы в голову никогда не пришло, что Серебренников… Его…
К а ш т а н о в. Смотрите, как Шахматов рукой машет. Словно саблей рубит!
Л я т о ш и н с к и й (тихо). Какая все-таки сила в этом человеке.
С е р е б р е н н и к о в. Нет, Шахматов, конечно, помог краю… Помог!
К а ш т а н о в. Смотрите, даже шапку снял. А ветер-то, ветер…
С а м а р и н. А как слушают! Как слушают…
Л я т о ш и н с к и й. А где Синилкин? Нельзя было его одного отпускать…
С а м а р и н. Что это? Смотрите, люди к крайкому бегут.
К а ш т а н о в. Неужели? Надо…
С е р е б р е н н и к о в (подбегает к селектору). Синилкин! Черт! Где же ты?
К а ш т а н о в. Шахматов на их пути встал!
Л я т о ш и н с к и й. Нет! Это что-то не то!
Серебренников быстро идет к двери. Навстречу ему вбегают Л о м о в а и Р у р у а.
Л о м о в а. Живы! Живы! Только что передали…
Р у р у а. Только что передали с флота, «Челюскинец» спасен. Он на плаву. Ремонтируются. Течением его вынесло к Танагрским островам.
С е р е б р е н н и к о в. Не может быть!
Л о м о в а (обнимает его, потрясенного, испуганно). Живы! Слава богу!
К а ш т а н о в (тихо). Ура! Ура, товарищи! Никуда мы Михаила Ивановича не отпустим.
С а м а р и н. А Ванька-то, Ванька-то Троян!..
К а ш т а н о в. Выстоять в таком шторме…
Л я т о ш и н с к и й. Ну что, Николай Леонтьевич, доспорили вы наконец с Трояном?
С е р е б р е н н и к о в. Да! (Сел.) Да, человек, оказывается… может… невозможное…
Л я т о ш и н с к и й (кричит, объясняет, как маленькому). Кто-то иногда. Должен… И никто не знает, где последний человек, где первый! Должен!
С е р е б р е н н и к о в (хватаясь за последнюю надежду). Не к ордену Трояна! К Герою представим!
Р у р у а (ничего не понимая, почти танцует от радости). Все герои! Весь экипаж к наградам представлю!
Л о м о в а. А Валерку моего?..
Р у р у а (танцует). На свои деньги такой пир закачу!
С а м а р и н (кричит у окна). Смотрите! Смотрите!.. Что это с ним?
Р у р у а. Споткнулся!
К а ш т а н о в. Плохо, наверно? Пройдет…
С а м а р и н (кричит). Миша… Упал! Миша…
Л я т о ш и н с к и й. Врач. Синилкин бежит…
Выбегает из комнаты, за ним остальные… Остается один Серебренников. Потрясенный, затравленный событиями. Пытающийся взять себя в руки. По селектору идет радиотелефонный бесконечный разговор с пароходством, с крайкомом. Серебренников выключает селектор. Пауза. Одиночество. Входит С и н и л к и н. У него неестественно спокойное лицо.
С и н и л к и н. Острая коронарная недостаточность.
Пауза.
С е р е б р е н н и к о в (пауза, еле слышно). Распорядитесь.
С и н и л к и н (кладет ключи, документы на стол перед Серебренниковым). Распоряжайтесь сами. Я ухожу.
С е р е б р е н н и к о в (потрясенный, боясь остаться один). Мальчишка! Пятидесяти не стукнуло…
С и н и л к и н (у двери, спокойно). Как сказала бы моя бабушка… будьте вы прокляты… Николай Леонтьевич! (Уходит.)
Серебренников один в большом, пустом кабинете. Пытается встать, потом ему это удается. Он поднимает одну телефонную трубку, другую. Снова кладет. Потом включает селектор. Оттуда неожиданно громко, взрывом раздается счастливый, хрипловатый, почти юный голос Трояна.
Г о л о с Т р о я н а. Здесь капитан Троян. Михаил Иванович? Вы слышите меня? «Челюскинец» не только на плаву, но уже работают две машины. Пожар потушен! Можем идти своим ходом! Спасибо за доверие, Михаил Иванович. Люди показали себя с героической стороны! Вы слышите меня, Михаил Иванович?.. Мы можем идти своим ходом!
Серебренников слушает Трояна, но не отвечает. У него взгляд раненой старой птицы. Он не замечает, как в кабинет вошли С а м а р и н, Л о м о в а, К а ш т а н о в, Л я т о ш и н с к и й, Р у р у а. Они молча стоят у дверей и внимательно смотрят на него. Серебренников поднимает глаза, обводит всех долгим оценивающим взглядом и понимает… многое. Потом Серебренников медленно, с усилием встает. Несколько мгновений стоит в задумчивости, потом выходит из-за стола, проводит рукой по его зеленому сукну и, опустив голову, не глядя ни на кого, уходит из крайкома. Навсегда.
