Н и к и т а. Так где оно?

Н и к о л а с. Не-ет… Я привез другое.

Н и к и т а. Говори просто — сколько чемоданов?

Н и к о л а с. Три.

Н и к и т а. Я был уверен, что не меньше трех! Быстренько спрячем, чтобы не вызывать ажиотажа.

Н и к о л а с. Всякая мелочь. Сувениры, какие-то подарки. Родственники укладывали.

Н и к и т а. Вот и слава богу, что твои родственники остались живы. Да еще три дома выстроили. И на подарки деньги наскребли.

Н и к о л а с. Половину я оставил.

Н и к и т а. Вот это непростительно! С Испанией еще слабый экспорт-импорт. Каждая кофточка, можно сказать, на вес золота.

Н и к о л а с (счастливый). Ты неуемный мальчишка! Через год я мог бы прислать по лучшей машине! Каждому из вас!

Н и к и т а. Наследство?

Н и к о л а с. Я говорю тебе первому. Мои родственники не знают.

Н и к и т а (заговорщически). И я им не скажу.

Н и к о л а с. Я не знаю, хорошо ли тебе, когда ты шутишь. Но теперь я приехал строгий. Теперь мы будем жить совсем-совсем по-другому… Строже… И чище!

Н и к и т а (про себя). «Другая жизнь?..» «И берег дальний».

Н и к о л а с. Да, да. Всего каких-нибудь пятнадцать месяцев, а мы как будто прожили целую жизнь. Другую… жизнь.

Н и к и т а. Твоя мать спасла меня. На ней надо написать: «03». А ее телефон подключить к коммутатору «скорой помощи».

Н и к о л а с (в своих мыслях). Я тоже ей всем обязан.

Н и к и т а. Ты за ней приехал?

Н и к о л а с. Конечно. Теперь я могу себе это позволить.

Н и к и т а. Разве твою мать зовут ЭТО?

Н и к о л а с (смешался). Там свои обычаи… Портрет моей матери, что погибла в бомбежку… висит у каждого из братьев. Увеличенный… Рядом с мадонной…

Н и к и т а (жестковато). А портрет той, что не погибла в бомбежке?

Н и к о л а с (смущенно). У меня пока нет своего дома. Но теперь…

Н и к и т а. Теперь «это» ты повесишь на своей вилле, на своей яхте, на своем самолете, на своем доходном доме…

Н и к о л а с. Ты хочешь оскорбить меня?

Н и к и т а. А ты только догадался?

Н и к о л а с. У тебя излишек близких людей? Поделись! (Положил руку на его плечо.) Я привез тебе три пары джинсов.

Н и к и т а (застонал). О-о… Ты знаешь мое слабое место! Мою непроходящую юность.

Н и к о л а с. Вы оформили развод с Катей?

Н и к и т а (напрягся). Разве тебя это должно интересовать больше меня?

В комнату стремительно вбегает  К а т я, жена Турчанинова, и буквально повисает на Николасе. В дверях стоит  В а с и л и й  А л е к с а н д р о в и ч  Г р а ч.

К а т я. Какой славненький! Что там с тобой сделали? Просто бизнесмен какой-то. Люди, посмотрите, как он пострижен! Какие у него ногти! Какие ботинки! Какой загар! Боже…

Г р а ч (обнимаются). Николас, я очень… очень… Ну, удивил! Вот это подарок!

Н и к и т а. Это не подарок. Это поступок!

Г р а ч. А какой твой нынешний статус? Как в смысле формальностей?

Н и к о л а с (поморщился). Базиль, это не самое главное…

Г р а ч. Но все же…

Н и к и т а. Он хочет выяснить, как к тебе относиться.

Н и к о л а с. Главное, что я здесь. С вами… (Чуть не прослезился.)

К а т я (гладит его по волосам). Хорошенький, красивенький какой стал. Донжуанчик наш…

Н и к о л а с (смутившись). Катерина… Ты преувеличиваешь.

К а т я. Скажи, скажи, что ты из-за меня вернулся. Да? Ну сделай отцветающей женщине приятно!

Н и к и т а. Оставь его, мегера.

К а т я. И снова мы будем все здесь собираться. Все свои. Уютненько, с кофейком и всякими вкусными вещами. И снова будем потихонечку флиртовать. Немножечко — заткни уши, Никиток, — выпивать. Устраивать всяческие козни и интрижки…

Н и к и т а. Катерина, оглянись — «этой комнате треба помыться».

К а т я (осмотрелась). О матка Бозка Ченстоховска! Ладно, мужички, вы пожурчите между собой, а я знаю свою бабью долю. (Побежала на кухню.)

Г р а ч. Мы захватили Варвару Архиповну, она сначала забежала в магазин. «Кормить его надо, кормить…»

Н и к о л а с (растроганно). Мама…

Г р а ч. А тебя не вызвали оттуда? Может быть, с нашей стороны были действия?

Н и к и т а. Он что, генерал? Или академик? Он мирный, тихий, малюсенький химик. И выше очистки водной среды никогда не поднимался.

Н и к о л а с (обидевшись). Я не малюсенький… И ты… и он тоже… (Серьезно.) За эти полтора года я столько видел. Моря с гигантскими пятнами нефти, реки мертвые и черные. Гибнущие, стонущие птицы. Вода, красная, как кровь, и липкая, как клей. Вывалянные в мазуте птицы, черные рыбы со спекшимися жабрами. Еле дышащие океаны, задыхающиеся моря, стонущие реки… Скверна отходов, отбросов, ядов, клеев, нечистот, полиэтилена, мыла, крови, кислот залила планету, и люди не знают, как сделать хотя бы один чистый вдох.

Н и к и т а (вдруг кричит). Прекрати!

Н и к о л а с (ничего не понимая). Никита… что с тобой? (Подходит к согнувшемуся, как от приступа рвоты, Никите.) Базиль, воды! Это от моего рассказа?

Г р а ч (передавая стакан). Это от другого.

Н и к и т а (откидывается на спинку кресла). Ох, Грач, врезал бы я тебе…

Г р а ч (с высоты своих ста килограммов). Отдышись сначала. (Резко повернулся к Николасу.) Да, очистка — это большая проблема. У нас, конечно, все по-другому…

Н и к и т а. Ты-то откуда знаешь?

Г р а ч. Есть же официальная статистика.

Н и к и т а. А ты бы лучше почитал неофициальную. Или еще не большой начальник? Для тебя она закрыта?

Г р а ч (Николасу, как очень смешное). Через неделю наш отчет на коллегии, а он… неделями не бывает в институте!

Н и к и т а (тихо). Я работаю… Здесь… Система… систематизирую…

Н и к о л а с (Грачу). А разве тебя не было на Няне?

Г р а ч. Подвернулась командировка в Рио-де-Жанейро. Какой же идиот от такого случая откажется?

Н и к о л а с (покачал головой). Нет, мне надо с вами обоими очень серьезно поговорить… Очень!..

Никита и Грач переглянулись, и вдруг оба расхохотались.

Н и к и т а. Как будто не прошло двадцати лет.

Г р а ч. Ну, да еще на Зачатьевском! Помнишь, в подвале, в двух первых наших комнатах…

А в квартире уже давно молча, играючи, мастерски орудует Катерина. Есть такие женщины — накинут на себя какую-нибудь хламидку, возьмут в руку тряпку, и в комнате через три минуты все заблестит, оживет, заиграет на солнце. А вроде бы ничего и не делала…

К а т я. Уух! Разве я не гений? Кофе шипит на плите! Дом как игрушка. Женщина — загляденье! Друзья рады! Мир очарователен!

В квартиру влетела, на ходу разбрасывая сетки и сумки, приемная мать Николаса  В а р в а р а  А р х и п о в н а. Коротко стриженная, худая, легкая, но крепкая старушка, крашенная хной какой-то неимоверной расцветки, сквозь которую кусками и прядями просвечивает седина.

В а р в а р а  А р х и п о в н а (замерла на пороге). Похудел! Но все равно красивый!

Николас не может произнести ни слова, целует мать, ее руки.

Нет, посмотрите, какого парнишку я вырастила!

Н и к и т а. Грач, поддерживай эту колышущуюся скульптурную группу.

В а р в а р а  А р х и п о в н а. Ля, ля, ля!.. Думала ли я, что еще раз посмотрю на эти вишенки? Я бросила эту дурацкую квартиру, чтобы ничто не напоминало о тебе. Пусть все идет к черту! (Чуть не разревелась.)

Н и к о л а с. Мама!.. А обещание приехать в Испанию? Я бы все равно прислал приглашение.