Л а р с. Уберите всех… (Кричит.) Всех!
Г е д р о й ц. У вас что-то не ладится?
Б а б а Ш у р а (входя). Убрать? Уж не меня ли ты имел в виду? А?
Л а р с (в панике). Какой-то сумасшедший дом! И там! И здесь… Все — не так! Непредсказуемо! Все — вслепую…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (решительно). Гедройц! Взламывайте запасную дверь. Вы один знаете, где она…
Г е д р о й ц (бежит). Я — уже там!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Он должен быть жив!
Г е д р о й ц. Естественно! (Исчезает.)
Л а р с. Вы, кажется, стараетесь мне помочь? Но я уже разобрался!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Не делай пока ничего — есть еще время! Тебе помогут!
Г о л о с Л а р с а (про себя). Мне всегда помогали… Так крепко… Так безжалостно! (Кричит.) Нет! Теперь я хочу сам! Все — сам!
Я к у н и н а. Сам — погибнуть? Это ты можешь… Пожалуйста! Давай! Если только это твоя цель…
Б а б а Ш у р а (спокойно). Ты не жалей нас, Арсений! Погибнешь ты? И мы все — тоже… Кому кого жалеть? Старичье! (Тише, но отчетливее.) Но отца-то твоего… Глеба! Кроме тебя… кто воскресит?
Л а р с (вдруг кричит). Боже! Как все здесь разумно! Я разобрался… как далеко вы ушли! О-о-о… Дед!!! Ты… Ты… Что-то невероятное!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (быстро). Знаю, знаю… Теперь главное — спокойствие. Что надо дальше — все объяснят… Только одно — предупреди нас!
Л а р с (хохочет счастливый). А это еще зачем — предупреждать? Молебен, что ли, закажете?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. И тогда уже — не миндальничай! До самого дна! До результата!
Я н к о (тихо). А он… результат? Новая жизнь Глеба Дмитриевича?
Я к у н и н а (в сердцах). Да кто же это может сейчас сказать?! Кто?!
Л а р с. Но процессы. Ускоряются?! Иван Иванович! Гедройц?!
Г о л о с Г е д р о й ц а. Спокойно, Арсений… Теперь чуть снимем давление… (Почти про себя.) А так все правильно…. Ольга Артемьевна! Александра Михайловна… Женщины! Уйдите!! Ну, вы, Янко! Уходите!
Я н к о (кричит). Я должна быть рядом со стариком. У него же сейчас будет инсульт!
В руках у Янко появляется шприц.
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (с прежней мужской силой). Вон! Целительница! Из «Палаты № 6»!
Я н к о (резко повернувшись к нему). Да… Наверно. Спасибо — за все! (Уходит.)
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (снова приник к селектору). Отвечайте! Есть признаки вероятности аннигиляционного взрыва?
Л а р с. Да… Кажется! И боюсь, что без него…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Гедройц! Но вы же знаете и другие возможности!
Г е д р о й ц. Если успею!
Я к у н и н а. Успей… Успейте! Иван! Иванович…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Попробуйте только сорваться во взрыв! Я вам уши отдеру…
Л а р с (лихорадочно). Некому будет.
Б а б а Ш у р а (спокойно). Некому будет драть! И некого будет наказывать…
Л а р с (в отчаянии). Но взрыв-то здесь не может быть рассчитан!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (издевательски). Дите неразумное! Тупица! По моей теории рассчитывают все взрывы… Во всем мире!
Л а р с. Но я же не проходил! Не знаю!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. А надо было слушать, что дед-то бормотал! Собственный дед! Не чужой!
Я к у н и н а (молчит). Иван Иванович!..
Г е д р о й ц. Я занят… Сейчас! (Усмехается, но почти серьезно.) Столько лет быть при науке — и не оставить в ней следа? Это был бы — нонсенс! (Радостно.) Ага! Это уже другое дело… (Строго.) Мне нужно время!
Я к у н и н а (тихо, про себя). А мне нужен… сын!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (глухо). Мне — тоже…
Полная тишина. Только глухое, хриплое, небезболезненное дыхание старика.
Б а б а Ш у р а (пытаясь хоть чем-то помочь брату). Когда Глебушка учился ходить, он держал себя за уши… (Смеется.) Помнишь, Митенька?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (еле слышно). И все равно — падал…
Б а б а Ш у р а. И так забавно! Да, Митенька?
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч. Как… Как… богдыханчи-ик!
В гостиную распахивается дверь, и вбегают возбужденные Р ы ж о в а и Ч е р к а ш и н.
Ч е р к а ш и н (не может говорить связно — от радости). Я! Мы… Я все — знаю!!! Это — потрясающе… Алевтина Романовна объяснила суть эксперимента!
Я к у н и н а (взбешенная). При чем тут Алевтина Романовна?!
Ч е р к а ш и н. Только не набрасывайтесь на бедную женщину! Ольга Артемьевна! Будьте уж великодушны!
Р ы ж о в а (быстро). За мной приехали… Ну, понимаете? Посадили в машину! И в очень… Очень! Высоком кабинете! Я рассказала… Ну, примерно… (Сжалась от взгляда Дмитрия Михайловича.) К чему мы идем…
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (глухо). Она — идет! Просто летит! Эх, вы! Милочка… Аквариумистка!
Р ы ж о в а (плачет). Простите! Я же только чтобы помочь! А потом — этот вечный наш страх!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (пытается язвительно, но получается печально). А вы всё надеетесь, что «страх спасет мир»?!
Ч е р к а ш и н. Министр сначала просто отказывался верить!
Р ы ж о в а (ожила). Но ведь фирма! Якунинская!
Ч е р к а ш и н (не может остановиться). А потом! Он понял! Ведь даже при атомной войне… Мы можем восстановить кадровую армию! В самый короткий срок! Народ станет бессмертным!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (тихо). Народ? Да… Хорошо бы — возродить народ!
Ч е р к а ш и н. Полное восстановление живой силы при атомном ударе! Априори — мы выигрываем!
Р ы ж о в а. А какая возможность продвинуться в мирных переговорах!
Ч е р к а ш и н. Приказ подписан! Ох! Как легко! Как с плеч долой!
Б а б а Ш у р а (спокойно). Вон… отсюда!
Ч е р к а ш и н. Что? А вы — кто? Дмитрий Михайлович! Это она… мне?
Я к у н и н а. Вам!
Р ы ж о в а (не сразу). Нам — обоим… (Якуниной.) Если вы даже победите, то только потом поймете — какой ценой! (Черкашину.) Идемте, генерал!
Уходят.
Г е д р о й ц. Вы нас слышите? Порядок, порядок. Уже немного…
Л а р с (смеется). Какие у вас удивительные руки, Гедройц! А я вас всегда называл биндюжником!
Б а б а Ш у р а. Не молчи, не надо, Митенька… молчать!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (не может говорить, потом еле слышно). Когда Аристофан… уж безумный… Как я! Умирал от холода на морском берегу, всеми покинутый, он кричал, бедный: «Птицы! Слетайтесь мне на грудь! Птицы! Согрейте меня…» (Неожиданно уронил тяжелую свою голову на сжатые кулаки и с неожиданной, может, последней силой застонал.) О-о… Как хорошо было ему! Море… Простор! Птицы…
Л а р с (громко, торжественно). Ну…
Г е д р о й ц (тихо). Можно? Дмитрий Михайлович…
Баба Шура подходит к старику, но он молчит — не в силах ответить… Тогда встает Якунина…
Я к у н и н а. Ну что медлите? Вперед!
Г е д р о й ц. Я жду распоряжения… Дмитрия Михайловича!
Я к у н и н а (обняла Дмитрия Михайловича с другой стороны). Два слова… Хотя бы — два!
Д м и т р и й М и х а й л о в и ч (из последних сил чуть вымолвил). Давай, внучек… (И даже улыбнулся.) Поехали!
Через мгновение в гостиной началось странное свечение. И вдруг! Словно гигантский черный смерч проносится по дому… Звенит стекло, рвется где-то ткань, хлопают двери… Но сам дом стоит крепко, неколебимо. Счастливый, мощный, молодой смех старика Якунина! И снова — так же внезапно — тишина! Обморочная, наважденная. Из глубины — в туман, который поглотил стены дома, оставив только гостиную с ее огромным столом, проступает среднерусский старинный усадебный пейзаж.
