В и к а (вскрикнула от радости). Вот. Я так и знала… Ты что-нибудь выкинешь. Это стихи? Кто автор?

К и р и л л (удивлен). Я.

В и к а. А откуда у тебя такое парижское произношение?

К и р и л л. От бабушки.

В и к а. Потрясно! И главное, что ты все это серьезно. Какая прелесть! Ты что, серьезно приглашаешь меня в Торжок?

К и р и л л. Я предлагаю тебе руку и сердце.

В и к а. А может быть, мне тоже поступить в почтальоны?

К и р и л л. Не знаю… Хотя, кажется, в посыльном отделе есть место.

В и к а (захлопала в ладоши). В посыльном отделе… мое место. И главное, я буду практиковаться в настоящем французском. Это же перст судьбы, как говорит Валентюшечка.

К и р и л л. Ну да… ты перейдешь на заочный…

В и к а. Нет, нет… Я должна сейчас же рассказать всем нашим.

К и р и л л (растерянный). Значит… ты… А я так боялся. Вообще я отучал себя от страха, но эти дни я просто трясся, вдруг ты скажешь — нет…

В и к а (хохочет). Я всю жизнь мечтала о Торжке. Хочешь, я тебя поцелую…

Идет к Кириллу, он отступает, потом, как-то неожиданно, бесшабашно и счастливо махнув рукой, вылетает из квартиры. Это возможно сделать режиссеру и таким образом, будто бы он взлетает под колосники, а не убегает в прозаическую дверь, Вика беззвучно хохочет, потом, усталая, пожимает плечами и, вздохнув, медленно уходит в свою комнату.

В кабинете появляется  З и н а и д а  И в а н о в н а. Она аккуратно начинает вытирать пыль с письменного стола. Потом берет в руки одну из фотокарточек и долго смотрит на нее. В кабинет входит крайне взволнованный  А н т о н  Е в л а м п и е в и ч, сжимая в руках молоток.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Зинаида Ивановна, куда исчезли все гвозди? Георгий Петрович привез настоящий морской барометр, а повесить его не на что. Может быть, кто-нибудь мне объяснит, в чем дело?

З и н а и д а  И в а н о в н а. Да будет вам, Антон Евлампиевич. Из-за гвоздей такие волнения.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Гвозди — это предмет первой необходимости. Как мыло, например. В любую минуту может возникнуть необходимость что-нибудь повесить. Да отложи ты наконец эту фотографию!

З и н а и д а  И в а н о в н а. У папаши на коленях сидите. Смешной… на девочку похожи.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. В нашем возрасте надо стараться не вспоминать о времени.

З и н а и д а  И в а н о в н а (словно очнувшись). А гвозди ваши три дня как кончились. Я купить хотела, а вы сказали: «Ты, Зина, не таких купишь, лучше я сам…»

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Боже мой… Какой же я, право… (Идет к двери, останавливается.) Прости меня.

З и н а и д а  И в а н о в н а. Антошенька…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Да, да, через два года наша золотая свадьба. Зина, ты думаешь, я проживу еще два года?

З и н а и д а  И в а н о в н а. Да господь с тобой! Ты еще десять лет проживешь. И двадцать.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч (стараясь улыбнуться). Это ты, матушка, хватила.

З и н а и д а  И в а н о в н а. Ты не гляди, что я старая. Во мне еще силы много. Живи, ни о чем не беспокойся. Живи только. И гвозди будут, и все будет…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч (стараясь скрыть волнение). Все же очень просто. В ванной торчит совершенно ненужный крюк. Я его сию минуту вырву.

В кабинет входит  В а л е р и й, кружит по комнате, затем через столовую туда проходит  В и к а. Они словно искали все это время друг друга в квартире, и наконец, встретились.

В и к а. Черномордик!

В а л е р и й (вздрогнул и обернулся). А…

В и к а. Я-то думала, у хоккеистов железные нервы.

В а л е р и й. Будут тут железные! Плохо вчера катались…

В и к а. Слышал, как я тебе кричала?

В а л е р и й. Да разве разберешь? Ребята психовали.

Напряженное молчание.

Значит, пропуск вам передали.

В и к а. А почему на «вы». Или… «мы с вами на брудершафт не пили».

В а л е р и й. Я не пью. У меня режим…

В и к а. Тогда просто без выпивки.

В а л е р и й (смотрит на Вику). Вот так всегда. Сами же напрашиваются…

В и к а. На что?

В а л е р и й. А на то самое… (Подходит к Вике, неожиданно обнимает ее, валит на стол Кадмина.)

В и к а. Валера… Ой… Я же…

В а л е р и й. Тихо ты… Не кричи.

В и к а. А если дедушка?..

В а л е р и й. Я говорю — не кричи…

Громкий звонок в дверь. Валерий поднимается, Вика оправляет платье, все для нее неожиданно, но все равно она как будто ждала этого.

Сама лезешь, а потом девочку играешь…

В и к а. Валерочка, не сердись… Только не сердись. Я обещаю.

Звонок в дверь повторяется. Из ванной в прихожую входит  А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. В руках у него огромные плоскогубцы. Он открывает дверь, и его чуть не сбивает с ног ворвавшийся в квартиру  К и р и л л. У него в руках развернутая газета. Кирилл буквально потрясает ею.

К и р и л л. Это невозможно. Это нехорошо…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Что с вами?..

К и р и л л. Вы… читали эту газету…

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Ну… войдемте хотя бы в столовую. Снимите свою шубу и спокойно все объясните…

Антон Евлампиевич и Кирилл входят в столовую.

К и р и л л. Почему вы до сих пор не позвонили в редакцию?

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. А вы считаете, нужно позвонить? Наверно, вы правы. Это все-таки большая любезность, что они так быстро опубликовали неизвестное письмо отца… Кстати, найденное вами.

К и р и л л. Это совершенно неважно, кем оно найдено. Важно другое — почему письмо опубликовано не полностью.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Надо же их понять, Кирилл. Это все-таки газета.

К и р и л л. Да вы… Да вы… Ведь самое важное заключено в последнем абзаце, который как раз и опущен.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Постойте, постойте… По-моему, этот абзац касался сугубо личных отношений моего отца с вашей бабушкой.

К и р и л л. Какая разница, моя это бабушка, Инна Васильевна Таратута, или кого-то другого. Боже мой… Загадка, над которой бились столько лет — разрешена. Имя Прекрасной Дамы известно.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Инна Васильевна Таратута?

К и р и л л. Конечно.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. То есть, вы хотите сказать, что все свои эпохальные письма Евлампий Кадмин писал (кивает на портрет) вот этой самой певице. Она и есть таинственная Прекрасная Дама.

К и р и л л. А для чего же я принес портрет? Зачем я хотел подарить его вашему музею?

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч. Милый, дорогой Кирилл. …Вы меня поймите правильно. Отношения Кадмина с вашей бабушкой были обыкновенным юношеским увлечением. Очевидно, она была очаровательна, эта Инна Таратута. Но, появившись на заре туманной юности моего отца, она промелькнула и уже никогда более не появлялась в его жизни.

К и р и л л (как важный аргумент). Но она-то боготворила Кадмина всю жизнь. И потом, все сходится. Ее раннее замужество, супруг много старше ее. Евлампий Кадмин оставался всю жизнь верен своей первой и единственной любви. Потому что только юношеская любовь может породить прекрасное произведение искусства.

А н т о н  Е в л а м п и е в и ч (не сразу). Иногда мне кажется, Кирилл, что мы никогда не узнаем настоящего имени Прекрасной Дамы. Ее… скорее всего… вообще не было. Был, очевидно, какой-то импульс, а все остальное плод воображения, как раньше говорили. Незадачливый человек, заурядный репортер, он гениально придумал свою Прекрасную Даму.