С е в е р о в. Я люблю тебя… Наташа.

Н а т а ш а. Не надо. (Пауза.) Повтори еще раз.

С е в е р о в. Я люблю, я люблю тебя, Наташа.

Н а т а ш а. Как это прекрасно звучит: «Люблю тебя». Странно, вот я и увидела того человека… тебя. А я думала, что ты будешь другим.

С е в е р о в. Каким?

Н а т а ш а. Не знаю… Мне казалось, что я полюблю… слабого, смешного человека. Как Чарли Чаплин.

С е в е р о в. А я не смешной?

Н а т а ш а. Нет, ты другой. И я даже боюсь тебя.

С е в е р о в. Конечно, я очень страшный. У меня один глаз и изо рта валит дым.

Н а т а ш а. Теперь я понимаю, почему я хотела поехать в Путивль. Там была Ярославна… Она ждала, ждала… И выходила на крепостную стену каждый день…

С е в е р о в. И дождалась.

Н а т а ш а. Конечно. Ты смотришь так, как будто хочешь запомнить меня навсегда.

С е в е р о в. Не знаю.

Н а т а ш а. Ты напугался, а ты не бойся… Тебя одного теперь нет. Есть — двое. Двое. Ты со мной в Ленинграде, а я с тобой там, где ты… Неужели ты не понимаешь? Это же так просто…

Затемнение. С е в е р о в  один во дворе под елкой. Издалека доносятся веселые возгласы, смех. Во двор вбегает молодая пара, совсем юные  О н  и  О н а.

О н а (Северову). Ох, как хорошо, что вы здесь стоите!

С е в е р о в. А в чем дело?

О н. Да нет, все в порядке. Вы не беспокойтесь.

О н а. Просто увидали, что вы стоите. Вот мы и решили…

С е в е р о в. Что же вы решили?

О н а. Простите, вы не скажете мне свое имя? Не имя-отчество, а имя.

С е в е р о в. Пожалуйста. Меня зовут… Павлом.

О н. Не может быть! Это ведь такое редкое имя! Нет, вы не шутите?

С е в е р о в. Не шучу.

О н. Это просто удивительно. Спасибо вам. Спасибо.

С е в е р о в. А за что же спасибо?

О н. Да так. (Девушке.) Видела? Ничего не поделаешь — судьба.

О н а. А я, может быть, во все это и не верю.

О н. Ты же сама придумала.

О н а. Ну и что?

О н (весело). Нет, надо уж быть до конца принципиальной. Сама же решила.

С е в е р о в. А мне нельзя узнать, о чем речь?

О н (ей). Сказать?

О н а. Как хочешь.

О н. Я скажу. Дело в том, что вот Катя сказала: «В канун Нового года поедем в Сокольники, подойдем к первому встречному и спросим его имя…»

С е в е р о в. А дальше?

О н. А дальше… Какое имя этот встречный скажет, значит, такое имя будет у человека, за которого Катька в новом году замуж выйдет. Понимаете?

С е в е р о в. Вот как. Выходит, будет у Кати муж по имени Павел? А что — имя неплохое.

О н. Но вы самого главного не знаете. Ведь меня зовут Павел.

С е в е р о в (смеется). Значит, Катюша, замуж выходите?

О н а. Это мы еще посмотрим. Новый год длинный.

С е в е р о в. Ребята, вы что, специально для этого сюда, в Сокольники, приехали?

О н а. Специально.

О н. Из Кунцева.

С е в е р о в. Так ведь вы на встречу новогоднюю опоздать можете.

О н а. Нет, мы не опоздаем.

О н (вынимает из кармана бутылку шампанского). Вот видите. Мы решили справить Новый год в парке вдвоем.

С е в е р о в. Сначала загадать желание, а когда пробьет двенадцать, распить бутылку шампанского?

О н а. Верно. Откуда вы знаете?

С е в е р о в. В один мирный и очень счастливый день я вот так же встречал Новый год.

О н а. Удивительно. Это было давно?

С е в е р о в. Давно.

О н. А желание загадывали?

С е в е р о в. Загадывали.

О н. И все сбылось. Правда?

С е в е р о в. Правда.

О н а. Удивительно!

О н. Вот видишь, Катька. Я же говорю — судьба.

С е в е р о в. А вдруг бы меня звали Николаем или Андреем, например, что тогда?

О н. У вас обязательно должно было быть имя, как у меня. Иначе просто не могло быть.

С е в е р о в. А вы что скажете, Катя?

О н а. Ничего. Мне теперь придется в новом году выйти за него замуж.

С е в е р о в. А вам не хочется?

О н а. Я не могу на этот вопрос ответить при Павле. Он станет задирать нос.

О н. Просто давайте в канун следующего года снова встретимся на этом самом месте. И вы все узнаете? Хорошо?

С е в е р о в. Хорошо.

О н. А теперь мы побежали.

О н а. С Новым годом вас!

С е в е р о в. Будьте счастливы, ребята.

Он и Она убегают. Некоторое время Северов один. Во двор входит  К о п ы т и н.

К о п ы т и н. Друг, закурить есть? Ты не смотри, что я выпивши. Я еще в норме.

С е в е р о в. Я некурящий.

К о п ы т и н. Ну что ты будешь делать! На весь парк один человек, и тот некурящий. А у меня, понимаешь… папиросы кончились.

С е в е р о в. Сам курил — понимаю.

К о п ы т и н. Значит, бросил, на мою беду. Представлюсь: Копытин Иван Иванович. Так что не подумай. Да ты иди, если нужно. Я тебя не задерживаю. Я ведь человек смирный, порядочный.

С е в е р о в. А ты что же домой не торопишься?

К о п ы т и н. Не люблю я, друг, праздников. Никаких праздников не люблю. Ну, выпьешь на праздники, ну, телевизор там посмотришь… А что дальше? И начинают мне тогда в голову мысли лезть. Я ведь пятьдесят лет отстукал на белом свете, поистрепался порядком.

С е в е р о в. Семья есть?

К о п ы т и н. Двое ребят. Один уже в институте. Математик — голова! А поговорить вроде и не с кем. Целый курс Подольского военного училища, понимаешь, целый курс! И в одном бою, в один раз, на одной такой поляночке под Малым Ярославцем — всех… И остался я один. Понимаешь, всех ребят сразу. Рыжие, блондины, брюнеты, русские, казахи… все остались там лежать. Снег был глубокий, белый…

С е в е р о в. В сорок первом?

К о п ы т и н. А когда же еще? В нем, в октябре… Так, в обычное время, еще ничего. А вот по праздникам… прямо жутко становится. Ты пойми, друг. Целый курс, одинаковые, в новеньком обмундировании, только что остриженные…

С е в е р о в. Ничего не поделаешь, Иван Иванович, война.

К о п ы т и н. Я это понимаю. Можно сказать, собственным телом фашисту в Москву дорогу закрывал. А все-таки ребят жалко. И еще чувство несправедливости какое-то во мне. Они погибли, а я жив остался. И главное — после войны не пришлось мне ничего необыкновенного совершить, чтобы вот то, что я остался жив, оправдать.

С е в е р о в. Не был фашист в Москве. И в этом твое оправдание. В том, что люди могут бродить в новогоднюю ночь по этому парку, любоваться елкой, сидеть около старинной, выложенной кафелем печи и смотреть на огонь. Люди должны жить долго и счастливо.

В луче прожектора  С е в е р о в  и  Н а т а ш а.

Н а т а ш а. Вот ты помнишь, как говорят в сказках. «Они жили долго, счастливо и умерли в один день». Как я завидую таким людям! Жить долго, вместе. Каждое утро просыпаться и быть вместе. Идти куда-нибудь, возвращаться и знать, что сегодня мы снова будем вместе. Слышать твои шаги, ждать, когда откроется дверь, и поражаться: как это прекрасно — снова видеть твое лицо.

С е в е р о в. А у нас получается по-другому. «Они были счастливы и уехали в один день».

Н а т а ш а. Но ведь это не одно и то же, что умерли в один и тот же день. Пройдет время, и мы снова увидимся. И чем больше будет разлук, тем сильнее мне захочется увидеть тебя… пусть даже неожиданно, вдруг.

С е в е р о в. А сейчас тебе, значит, не очень хочется меня видеть? Для этого нужна разлука.

Н а т а ш а. Что ты говоришь?! Как ты можешь так говорить? Я просто хочу, чтобы, уезжая, ты был счастлив и знал, что я переживаю меньше, что я крепкая и стойкая… потому что люблю тебя…

С е в е р о в (после паузы). Наташенька, а если это будет очень долго? Долго-долго мы не увидим друг друга?

Н а т а ш а. Но ведь все равно это же когда-нибудь будет. Ведь не может быть иначе. Просто я хочу, чтобы это было скорее. Это так понятно.