С е в е р о в. Ты о чем?

С а к е е в. Зря, говорю, скромничаешь. Сегодня тебе все ордена надеть полагается и звездочку тоже. По большому счету заслужил.

С е в е р о в. Да как-то не привык я…

С а к е е в. А ты привыкай. Главное — к жизни мирной привыкай. Конечно, понимаю, трудно вот так, сразу, после всего, что ты пережил. Но ведь выстоял.

С е в е р о в. Хватит, Саша.

С а к е е в. Что «Саша»? Мне иногда через все фронты, через границы крикнуть тебе хотелось: «Спасибо, спасибо тебе, Андрей…»

С е в е р о в (мягко). Хватит об этом, Саша. Я сегодня уже речей наслушался.

С а к е е в. И еще услышишь. Пойми же: ты у нас — легенда. Не зря ты столько лет не был на Родине. Такое не забывается. Ведь благодаря и твоей работе мы не узнали ужаса химической войны. А последние годы… Войны кончаются, а военные преступники остаются. Такого вот преступника ты сумел найти и разоблачить перед всем миром. Опасного преступника. Профессора. Мы-то с тобой знаем, что все эти годы этот «профессор» не только не раскаялся, а, наоборот, старался для новых хозяев с утроенной энергией… (Махнул рукой.) Действительно, хватит на тебя сегодня…

С е в е р о в. Ну, слава богу, догадался. (Кашляет.)

С а к е е в. Накурил я у тебя. Кашляешь. Видно, неважно тебя в санатории подлечили.

С е в е р о в. Подлечили, Саша, меня очень хорошо. А кашель от меня, кажется, до конца жизни не отвяжется. Что-то вроде силикоза. Это я еще в Дюссельдорфе на химических заводах заработал. Но сейчас я практически здоров и, как говорится, готов выполнить любое задание. (После паузы.) Хотя понимаю сам. Свое дело я сделал.

С а к е е в. Скажи, а я сильно изменился? Хотя что я… конечно, изменился.

С е в е р о в. Ага. Другая весовая категория.

Пауза.

Конечно, спасибо, что ты меня от печальных мыслей решил отвлечь.

С а к е е в. А вот пессимизм разводить — брось. Никто тебя в пенсионеры не зачислял. Отдохнешь еще с месячишко, и за работу. Сам знаешь, как твой опыт нужен.

С е в е р о в. Значит, учителем становлюсь.

С а к е е в. По-моему, лучшая профессия в мире.

С е в е р о в. Лучшая-то лучшая… только хорошо бы этой профессией не только на работе заниматься.

С а к е е в. Понимаю.

С е в е р о в. У тебя дети есть?

С а к е е в. Три девки. Все хотел сына, потом решил — пора бросить экспериментировать, а то так до взвода девчоночьего дойдешь.

С е в е р о в. А я бы сейчас и на десять девчонок согласился бы… На двадцать. (Пауза.) А меня, между прочим, уже на встречу Нового года пригласили.

С а к е е в. Это кто же успел?

С е в е р о в. Соседи.

С а к е е в. Познакомился?

С е в е р о в. Познакомился. (После паузы.) Ты знаешь, чего я больше всего боялся там? Влезешь в их шкуру и потеряешь самое главное — человечность. У них там все есть — и сервис настоящий, и техника высокая, только минус человечность. В нашей профессии, Саша, можно заставить себя забыть многое. Даже можно забыть родной язык. Только вот это главное — человечность — забывать нельзя. Тогда — пропал. Гибель. Я уже два месяца здесь, и вот то, что я прятал в себе, тщательно прятал, у нас — норма жизни. Ты знаешь, я первое время вздрагивал, когда мне говорили «товарищ». Вы здесь к этому слову привыкли, значения не придаете. А для меня сейчас это самое прекрасное, что я тебя, соседку, кондуктора могу называть этим словом. И меня тоже называют «товарищ». Ну вот, наслушался я речей и тоже высоким стилем заговорил.

С а к е е в. А меня очень злят все эти разговоры о высоком стиле. Как будто это что-то неприличное. Запрещенное. Ты же о самом главном сейчас говорил — о Родине. Так как же еще о ней можно говорить? Я понимаю, когда для выгоды, для карьеры высокие слова произносят, это действительно… Но ты, Андрюша, на свой высокий стиль имеешь право. (Встал, подошел к окну.) Отсюда университет виден. Покатаю-ка я тебя, Андрей, завтра по Москве. Честное слово, не узнаешь! А елка у тебя хорошая. И фонарики имеются. Ну-ка, мы сейчас иллюминацию устроим. (Включает елочные фонарики.) А ты электрические погаси.

Северов гасит верхний свет.

С е в е р о в (медленно). До Нового года времени еще много. Может, сейчас покатаемся?

С а к е е в. Куда? Куда ты хочешь?

С е в е р о в. Куда я хочу…

Северов медленно идет на авансцену. Лампочки за его спиной постепенно гаснут. И вот только луч прожектора высвечивает его лицо.

Да, да… Это было тоже тридцать первого декабря. Шел легкий снег, мне было двадцать три года, я сбежал по лестнице, вышел из огромного здания нашего наркомата и тогда понял, что у меня действительно осталось немного времени. Завтра первое января 1941 года. А затем начинается мое задание. Задание Родины. И это задание будет единственным и высшим делом моей жизни. Всей моей жизни. А пока… пока у меня было немного времени и молодость. И Новый год впереди.

Тихо вступает музыка. Это мелодия песни из кинофильма «Сердца четырех».

А по улицам так же, как и сейчас, шли люди. Они были празднично одеты, они улыбались. Только вместо «волг» и «москвичей» были «эмки», и их было совсем немного. Я решил, что самое лучшее — это пойти в кино. Посмотреть картину, потом пойти в другой кинотеатр и посмотреть другую. И так до вечера, почти до самого Нового года. Я пошел в кинотеатр «Центральный», на площади Пушкина. В кассе большая очередь. Очередь волновалась — билеты кончались. И когда я подошел к самому окошку, я услышал почти детский голос: «Дяденька, дяденька, возьмите и мне билет». В очереди закричали — пусть сами постоят, но я попросил два билета, кассирша дала их и захлопнула окошечко кассы.

Теперь Северов на фоне падающего снега. Рядом с ним  Н а т а ш а  в короткой меховой шубке.

С е в е р о в. Вот, девушка, два наших последних билета.

Н а т а ш а. Ой, как хорошо… Сейчас я вам отдам деньги. Сейчас, куда-то завалились. Вот платок, варежки, а где же деньги?

С е в е р о в. Не надо, не ищите… Лучше скажите, как вас зовут.

Н а т а ш а. Меня? Наташа. Наташа Кутейникова. Вы знаете, это какая-то священниковская фамилия. От слова кутья, наверно… А вас?

С е в е р о в. А меня… Меня зовут Павлом.

Н а т а ш а. Павел. Это красивое имя. Правда, был Павел Корчагин. Но тот, скорее, Павка. А вы не похожи на Павку. Вы действительно Павел. Серьезный.

С е в е р о в. А вы, Наташа, не боитесь вот так, просто, знакомиться на улице?

Н а т а ш а. Во-первых, мы с вами познакомились не на улице, а в помещении, в кино. А во-вторых, я же комсомолка, я должна быть выше предрассудков.

С е в е р о в. И вы действительно выше?

Н а т а ш а. Не знаю. Но я стараюсь. А мы не опоздаем? А то после третьего звонка не пускают.

С е в е р о в. Да, да, надо идти. Кстати, какая картина идет?

Н а т а ш а. Новая, совершенно новая картина — «Сердца четырех».

С е в е р о в. А кто играет?

Н а т а ш а. Валентина Серова. Которая «Девушка с характером». У нее муж — летчик знаменитый.

С е в е р о в. Счастливая, значит?..

Н а т а ш а. Конечно.

С е в е р о в. А картина-то хорошая?

Н а т а ш а. Говорят, смешная. (Засмеялась.)

С е в е р о в. А я люблю серьезные картины. И про любовь.

Н а т а ш а. Вы надо мной смеетесь, я же вижу, у вас глаза улыбаются, а смеяться нечего, я тоже взрослая. Мне скоро будет двадцать. И я тоже знаю, что такое любовь. Я даже любила…

С е в е р о в. Не может быть.

Н а т а ш а. Ну не смейтесь, не надо. Я даже могу рассказать вам, кого я любила. Потому что любовь уже прошла. Она покрылась паутиной времени.