Успех забастовки сделал Александру знаменитой. Слава «Жореса в юбке» прокатилась по всей Европе[22]. Социал-демократические комитеты всех стран наперебой приглашают её к себе, но она предпочитает быть там, где труднее. Бельгийские шахтёры объявляют забастовку, и поезд уже мчит Александру в Боринаж: надо поддержать боевой дух шахтёров. Три недели колесит Александра по городам и весям Бельгии. За двадцать один день — девятнадцать выступлений. О том, что шахтёры одержали победу, она узнает уже в Берлине, читая газету в кафе на Унтер-ден-Линден. От радости защемило сердце, и она громко разрыдалась, не обращая внимания на чопорных соседей.
Между тем кружение агитационного колеса продолжается. Мелькают вокзалы, носильщики, поезда, фонари на Перронах, номера в дешёвых гостиницах... Германия, Дания, Швеция, Швейцария...
И только жёсткой подушке купе второго класса жалуется она на тяжёлое бремя гордого звания холостой женщины.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ни вам немецкие позоры,
Ни немцам — русские, нужны
Тем и другим полей просторы
И ласка любящей жены!
Над Европой сгущались тучи войны. В октябре 1912 года Черногория, Сербия, Болгария и Греция начали военные действия против Турции. Пытаясь предотвратить нависшую угрозу европейской войны, 24 ноября 1912 года социалисты созвали в Базеле внеочередной девятый конгресс Второго Интернационала.
По случаю этого события во всех церквах Базеля звонили колокола. Конгресс открылся под сводами Базельского собора, где собралось 555 человек, представляющих рабочие партии двадцати трёх стран. Среди тридцати шести представителей России была Александра Коллонтай. Мандат на конгресс ей прислал из Петербурга Союз текстильщиков и работников иглы.
В течение двух дней алтарь Базельского собора украшали великие фигуры мирового социализма: Бебель, Жорес, Каутский, Вандервельде. Появление рядом Бебеля и Жореса, казалось, демонстрировало всему миру, что война между Германией и Францией невозможна.
«Пусть правительства учтут, когда они вызовут военную опасность, как легко смогут народы рассчитать, что их собственная революция будет им стоить меньше жертв, нежели чужая война!» — громогласно провозгласил блестящий Жорес. Виктор Адлер поклялся, что если Австрия развяжет войну, -то это будет началом конца господства преступников. Джеймс Кейр Харди грозил международной революционной забастовкой против войны.
«Капиталистическое общество — великий людоед, — восклицала Клара Цеткин. — Война — это продолжение массовых убийств, которые капиталисты допускают также в эпоху мира. Война войне!» — заключила Клара свою пламенную речь.
На второй день конгресса был принят знаменитый Базельский манифест. Как стихи, повторяла Александра его слова: «Пусть правительства хорошо запомнят, что при современном состоянии Европы и настроении умов в среде рабочего класса возникновение войны не окажется безопасным для них самих».
«Это канун мировой революции», — взволнованно думала Александра.
Конгресс завершился торжественной церемонией, в которой приняли участие шестнадцать тысяч человек. Шествие возглавляли мальчики и девочки, одетые в белое. Когда они вошли в здание собора, орган заиграл «Гимн миру» Бетховена.
«Война войне! Мир земле! Да здравствует Второй Интернационал!» — скандировали делегаты, и голоса их были охрипшими от слёз и от сладостного чувства уверенности в торжестве своего дела.
В Базеле решено было созвать следующий конгресс Второго Интернационала в Вене в августе 1914 года. По традиции, конгрессу должна была предшествовать Международная женская конференция. Как член Международного женского бюро, Александра вела активную подготовку к конференции.
В мае 1914 года Ленину удалось добиться включения в состав Международного женского бюро Инессы Арманд. В начале июля он писал своей помощнице: «Dear friend!
Насчёт общей или разных делегаций с ликвидаторами советую не решать сейчас, то есть не говорить. «Сами делегатки решат» (а мы, конечно, проведём две разные: по уставу Интернационала надо сначала попробовать вместе, а если не согласятся, то решает распределение голосов Бюро). Насчёт доклада Коллонтай согласен с тобой: пусть она остаётся, но не от России. А ты в дискуссии возьмёшь слово первая или вторая. Best wishes. Yours truly В. И.».
28 июня Александра шла по коридору пансиона и вдруг услышала чарующие звуки колоратурного сопрано. Она невольно замедлила шаги. Прислушалась. Голос напомнил ей сестру Евгению Мравину. Голос был небольшой силы, но с волшебной мягкостью тембра.
Кто певица?
Ни слова, о друг мой,
Мы будем с тобой молчаливы...
Русская?
Голос смолк неожиданно, не допев романса. Мимо Александры промелькнула маленькая женская фигурка в пёстрых шелках. Александра успела заметить только глаза, огромные выразительные глаза.
За обедом они познакомились. Певицу звали Бэла Георгиевна Волкова, по сцене Каза Роза. В Германии она была на гастролях, но чувствовала себя одиноко в Берлине. Бэлочка хотела поближе узнать этот город. Не Берлин для иностранцев, но тот Берлин, что вносил в сокровищницу культуры свой огромный вклад, Берлин художественного творчества, Берлин новых друзей, Берлин мысли.
После обеда решили поехать на ипподром. Скачки их не интересовали, просто хотелось наблюдать «типы и нравы».
В складчину наняли извозчика. Важного вида кучер, высоко сидящий на козлах, в фуражке с потёртым серебряным околышком. Новая коляска с упругими мягкими сиденьями. Но лошадь попалась древняя. Кляча мешковато била по берлинской мостовой, не в такт ударяя копытами.
Денёк выдался серенький, будто не летний. Ветер кружил пыль, засыпал глаза. Но Бэлочка и Александра весело смеялись, как беззаботные гимназистки. Извозчик недоумённо оборачивался: кто днём смеётся на чопорных берлинских улицах?
На скачки опоздали. Публика расходилась. Зато успели съесть по порции мороженого.
В пансион возвращались по широкой новопроложенной Герштрассе.
На перекрёстках мальчишки-газетчики призывно выкрикивали: «Экстренный выпуск! Злодейство в Сараеве! Террористический акт!»
Публика спешно расхватывала листки. А ветер разыгрался, налетел неожиданно, подхватил пачки «Экстренного выпуска» и, будто огромные снежные хлопья, разбросал их по мостовой. Публика бросилась подбирать.
Александра пробежала глазами листок.
«Что это такое? Что это значит?»
Ей вдруг стало жутко. Огромные Бэлочкины глаза смотрели на неё, как бы ища защиты...
Наверное, обе почувствовали тогда, что в этот день кончился затянувшийся наивный девятнадцатый век.
В июле к Александре приехал сын. Он приезжал к не» на каникулы ежегодно, где бы она ни находилась — в Париже, Берлине, Ницце, Женеве. Для неё было большой радостью видеть его розовое личико под кепкой, с маленьким чемоданчиком, который он гордо ставил на платформы больших городов Европы. Славного и родного Хохли ей всегда недоставало. Когда Миша был рядом, жизнь делалась полнее. Александра ощущала то милое домашнее тепло, которое так редко выпадало на её долю.
Нынешняя встреча с сыном была особенно волнующей. В прошлом году она не могла встретиться с Мишей. Интересы дела требовали отодвинуть на второй план свои чувства к близким. Всё прошлое лето Александра просидела в библиотеке Британского музея. Работая по десять часов в день, она торопилась закончить книгу «Общество и материнство», подробное исследование объёмом более чем в шестьсот страниц о положении матери и ребёнка в различных странах.
