— Мистер Грэм, даже если разговор будет коротким, мне бы не хотелось стоять на ветру. Так что будьте любезны, войдите в дом. Если захотите, мы поговорим около двери, но я предпочту находиться внутри.
В ее голосе скользнули стальные ноты, так не сочетавшиеся с образом утонченной женщины, и Уилл решил не спорить. Она еще смотрела на него, когда закрывалась дверь, Грэм не смог остаться стоять на пороге. Его пальто заняло свое место на вешалке, Беделия уже опустилась в мягкое кресло в просторной гостиной, ожидая его. Она хотела предложить ему выпить, но в какой-то момент передумала, продолжая рассматривать мальчишку, заключенного в тело взрослого мужчины. Ганнибал слишком часто говорил о нем, чтобы Беделия могла сделать свои определенные выводы об этом человеке. Часть этих выводов была сочувственно-пугающей. Уилл долго мялся, прежде чем сесть напротив и сцепить пальцы в замок. Головная боль усилилась, совершенно не располагая к разговору, но он действительно собирался сказать все за несколько минут и вернуться в Вулф Трап до полуночи. Возможно, по дороге домой он заедет в один из круглосуточных супермаркетов, купит виски, желательно не меньше четырех бутылок, и посвятит оставшиеся до его возвращения к работе дни зализыванию новых, слишком глубоких шрамов. Беделия покрутила в ладони опустевший бокал, профессиональная этика не позволяла ей давить, тем более на чужого пациента, особенно когда она не знала, чем вызван этот неожиданный поздний визит. Грэм, наконец, собрался с мыслями. Вспомнил все, что планировал произнести, разгладил джинсы на колене, кидая скользящий взгляд по фигуре женщины. Он снова вздохнул, когти впились в его горло с еще большей силой, голос казался чужим.
— Я просто хотел сказать, что не буду мешаться, — Беделия смотрела на него непонимающе, ожидая подробностей. — Вы — отличная пара для Ганнибала, так что мне показалось, будет хорошо, если я сообщу, что не встану между вами и не буду на него претендовать.
Женщина рассмеялась. Громко, запрокинув голову, обнажив беззащитную шею. На секунду Уиллу захотелось обхватить эту шею ладонями и давить, давить, до тех пор, пока Беделия не забьется под ним, лишенная живительного воздуха, пока не перестанет хрипеть. Он не мог и предположить, что она поднимет его на смех. Возможно, Дю Морье была слишком пьяна, чтобы отдавать себе отчет в своих действиях. Но, стоило отдать ей должное, она быстро взяла себя в руки и посмотрела на мужчину пристально, почти хищно, почти как Лектер.
— Это, конечно, очень благородно с Вашей стороны, мистер Грэм, — она встала, чтобы взять бутылку и снова наполнить свой бокал. — Приехать ко мне, говорить об этом. Ваше воспитание не может оставить меня равнодушной. Но сама мысль о том, что между мной и Ганнибалом что-то есть, абсурдна и смешна. Если это из-за недавнего приема, то он лишь попросил меня составить ему компанию на тот вечер. Хозяин приема — знатный ревнивец, присутствие одинокого мужчины могло спровоцировать неприятную ситуацию. Так что не вижу не единой причины серьезно считать, что нас с доктором Лектером могут связывать какие-либо другие отношения, кроме деловых.
Уилл вскинулся, но тут же вернулся в прежнее положение. Он чувствовал себя уязвимым, слишком открытым, и Беделия могла читать его, как открытую книгу. Раньше он так чувствовал себя только на сеансах терапии. Мужчина дернул плечами, словно ему было холодно, и снова попытался расставить все точки над и. Ситуация приобретала странный оттенок кислого нервоза.
— Доктор Дю Морье, я видел вас обоих в тот вечер, о котором, я уверен, уже знает весь Мэриленд. И Вирджиния в придачу. Я точно помню Ваше синее платье, если посмотрю на содержимое шкафа, то безошибочно укажу на нужную вещь. Вы танцевали с ним, когда все это произошло. Не надо убеждать меня, что ничего не происходит, — Уилл почувствовал, как тело охватила дрожь. Неуместная и жалкая. Он выглядел жалко.
Беделия наклонилась вперед, будто пыталась заглянуть в его лицо, резко поднялась, исчезла на несколько минут, а после вернулась с граненым бокалом виски. Она грубо впихнула его в ладони мужчины, и под внимательным взглядом пришлось сделать несколько глотков. Глотку обожгло, от иллюзорных когтей стало больно.
— Вы говорили с доктором Лектером об этом? О Ваших галлюцинациях в тот день, если быть точнее. Мистер Грэм, могу Вас заверить, в моем гардеробе нет подобного платья, оно бы убило мой цвет лица. И на том приеме меня не было. Я получила приглашение от господина Валастро, но прийти не смогла — мой последний пациент в тот день разгромил кабинет, и я провела весь вечер за уборкой, — мужчина все же осмелился посмотреть на нее, хотя задержать взгляд дольше, чем на секунду, на красивом лице не смог, предпочитая разглядывать подлокотник кресла. Внезапно рисунок обивки показался ему чрезвычайно занятным. — Уилл, могу я обращаться к Вам так? Послушайте меня, Уилл. Скажу, не как врач, а как Ваш друг и союзник. Ганнибал — охотник. Цель всего его существования — ломать людей и разрушать их жизни. Ему нравится смотреть, как его жертва корчится в муках, как истекает кровью, а он этому причина. Уилл, он уничтожит Вас, как уничтожает все на своем пути. Я знаю его давно, поверьте мне на слово, такой человек, как Ганнибал не способен на романтическую привязанность к людям. Вы вызываете у него интерес, но не тот, который вообразили себе. Остановитесь, пока не поздно. Если Ваш инстинкт самосохранения не уничтожила работа в Бюро, то Вы услышите меня и закончите эту связь.
Уилл с стуком поставил тяжелый бокал на стол. Он загрохотал, словно раскат грома, кресло сдвинулось, когда мужчина встал. Беделия лезла не в свое дело, и это выводило его из себя. Он торопливо направился к двери, неаккуратно всунул руки в рукава пальто. Женщина стояла за его спиной, сложив руки на груди, и тяжелым взглядом прожигала его затылок.
— Спасибо, что согласились поговорить, доктор Дю Морье, — Грэм так и не повернулся, не желая смотреть на нее. Задушить ее с каждой секундой хотелось все сильнее. — Для женщины, незаинтересованной в Ганнибале, Вы очень рьяно отговариваете меня от отношений с ним. И думаю, не так уж хорошо Вы его знаете, тем более не знаете меня. Я не Ваш друг, не Ваш пациент. Не суйте свой нос, куда не следует, я вполне в состоянии разобраться самостоятельно, не нуждаюсь в Ваших советах. Запомните, Беделия, Вы не знаете его так, как я, и Ваши нападки выглядят как жалкие потуги ревности и соперничества. Прошу простить, что нарушил планы на вечер, более я Вас не потревожу.
Он хлопнул дверью, истерично и слишком по-женски, но на размышления об этом не было ни сил, ни желания. В машине мужчина пристегнулся, но трогаться с места не решился, давая себе время успокоиться и взять себя в руки. Разговор с Беделией действительно вывел его из равновесия. Она ничего не знала, не имела права говорить все эти вещи. Лектер впустил его, Уилла, в свою жизнь, позволил видеть себя заспанным и небритым по утрам, позволил стоять рядом на кухне, оказывая посильную помощь в приготовлении ужина. Не Беделии, ему. Но что-то в словах женщины показалось ему цепляющим. Он чувствовал ее уверенность в том, что она произносила, когти разорвали его глотку и добирались до гортани. Грэм опустил стекло, позволяя холодному ветру позднего вечера обдувать его лицо, остужая разгоряченную голову. Сейчас ему действительно стоило вернуться домой, чтобы обдумать все.
На осознание произошедшего понадобилось два дня. Под капотом машины что-то снова гудело, и Уилл снова копался в металлических внутренностях, пытаясь понять причину. Всего неделю назад все было в порядке, наверное, ему стоит отогнать авто в сервис, но хотелось сделать это своими руками. Он уже начал работу, если не закончит сам, то чертов гештальт, о котором твердила добрая половина прочитанных им книг по психологии, не завершится и принесет еще больше кошмаров. Так что Уилл продолжал ковыряться с утра до ночи все эти два дня, пока не устранил проблему. Когда он закончил, то удивился, как мог проглядеть такую пустяковую поломку. Уинстон ходил за ним, словно привязанный, будто чувствовал надлом внутри хозяина, клал голову на колени, требовательно скуля, и вытаскивал из-под дивана закатившиеся мячи. Грэм был благодарен псу за эту ласку. На третий день после разговора с Беделией, он нашел в себе силы подняться с постели, привести себя в порядок и отправиться в Квантико, перед этим методично собирая и сортируя все свои бумаги. Джек настиг его уже в аудитории, за двадцать минут до начала лекции, когда почти все места были заняты. Кроуфорд критично осмотрел его лицо, синяки уже сошли, разбитая губа зажила, хотя состояние мужчины было таким же нестабильным, как и раньше. Джек на это больше не обращал внимания. Уилл поделился с ним своими наработками по делу, он посвятил этому две недели, и, кажется, начальник остался доволен проделанной работой. Он пообещал собрать отдел позже, чтобы обсудить эти заметки, и оставил Грэма на растерзание откровенно соскучившихся по своему преподавателю студентов. Он провел две лекции, задерживаясь после каждой, чтобы ответить на возникшие вопросы, прятал взгляд, когда Дженнифер заискивающе улыбалась, протягивая свое эссе на проверку. Ему хотелось посмотреть на себя ее глазами, сравнить восприятие себя этой девушкой и самим собой. Видит ли она его вечно встрепанные волосы, уставшие глаза, залегшие под ними тени. Вывод напрашивался грустный — вряд ли он действительно мог понравится столь молодой студентке, так что списал это на типичную влюбленность в преподавателя, которая преследовала каждого студента в жизни. Ему самому нравилась миссис Питерсон, к которой он ходил на дополнительные занятия на первом курсе. Домой он вернулся вымотанным и уставшим, собаки ткнулись в руки холодными носами, махали хвостами, изо всех своих собачьих сил показывая, как они соскучились по нему. Ужин был безвкусным, кофе отвратительно горчил на языке. Уилл посмотрел на молчащий телефон. Порыв возник внезапно. Он просто встал с дивана, поднялся на второй этаж и придирчиво окинул взглядом содержимое шкафа. Ему не потребовалось много времени, чтобы выбрать одежду — простой синей рубашки и темных джинсов было достаточно, чтобы он чувствовал себя комфортно. В какой-то момент Грэм потрогал свой подбородок, раздумывая, стоит ли ему побриться, но отказался от этой идеи. Щетина была его броней, той частью внешности, которая позволяла прятать глубоко свои кошмары. Он задержался в душе не больше чем на полчаса, убедился, что действительно наполнил собачьи миски едой, а это не произошло в его фантазии, схватил ключи от машины и поспешил убраться из дома, пока порыв не ослаб.
