— Садись в машину, — Грэм не в силах пошевелить ни единой частью тела, так что мужчина подталкивает его, насильно заставляя разблокировать дверь с пассажирской стороны. — Сядь в машину, Уильям. Мне нужно осмотреть твое лицо.
В вольво привычно и успокаивающе пахнет домом и собаками. Спустя несколько секунд Уилл вспоминает, что для работы легких нужно вдохнуть и не задерживать дыхание. Он не может рассмотреть, что происходит вокруг, лишь на расстоянии вытянутой руки, а когда дверь со стороны водительского сидения хлопает, то поворачивает голову, чтобы тут же натолкнуться взглядом на большой кожаный саквояж в руках Лектера. Тот бесцеремонно устраивает его на коленях мужчины, недолго роется в бездонной сумке, прежде чем извлекает на свет несколько спиртовых салфеток и пинцет. Ганнибал пытается провести осмотр, но освещения в машине недостаточно, чтобы увидеть все повреждения, а дергающийся Грэм в его руках совсем не помогает. Мужчина предупреждающе шикает и растеряно обводит взглядом чужую машину. Уилл тяжело вздыхает, сипло и надорвано, прежде чем потянуться к бардачку и достать фонарик. Батарейки он сменил не больше четырех дней назад и почти не пользовался, стоит надеяться, этого света хватит. Ганнибал больше не выказывает признаков недовольства, просит закрыть глаза и включает фонарик. Его белый ослепляющий свет выжигает глазное яблоко даже под закрытыми веками. Лектер кривит губы, с тоской глядя на изувеченное красивое лицо напротив.
— Тебе придется потерпеть. Три осколка застряли слева, один справа, мне придется их достать прямо сейчас. Держи салфетку в руках, иначе мне некуда будет их складывать, вдохни и не шевелись, — Уилл кивает запоздало и растеряно, разворачиваясь так, чтобы мужчине было удобнее работать.
Он пытается думать, зачем Ганнибал таскает с собой этот саквояж, непонятно чем заполненный, тем более на такие приемы, фантазирует о том, чем заполнено нутро сумки, чтобы отвлечься от боли, пронзающей до самого копчика, когда пинцет легко выдергивает застрявшее стекло. Вести машину он точно не сможет, его близорукость и в хорошую погоду опасный друг для вождения, а уж в такой ливень и того хуже. Лектер сворачивает салфетку с осколками и впихивает ее в руку мужчине, пока протирает оставшиеся порезы, предотвращая инфекцию. Уилл бессмысленно шарит в саквояже, на ощупь определяет скальпель в плотной заводской упаковке, бинты, пластыри, тюбики с какими-то мазями, а потом его пальцы нашаривают длинную, тонкую картонную коробку. Извлекать ее на свет кажется ужасной идеей после того, как Грэм, поднося картон ближе к подслеповатым глазам, читает название.
— Серьезно, доктор Лектер? Я, наверное, не должен спрашивать, зачем в Вашем чемодане экстренной помощи лежит упаковка тампонов. Нет, я ничего не хочу об этом знать, — Уилл даже не пытается сдержать смешок, утыкаясь взглядом в приборную панель.
— Случаи бывают разные, Уильям, — Ганнибал на усмешку никак не реагирует, убирает саквояж на заднее сиденье и внезапно становится серьезным до чертиков. Его взгляд мрачный, тяжелый и пугающий. — Не верю, что ты начал драку из-за пустяка. Что он сказал тебе? Что Маурицио сказал тебе, Уилл?
Лектер чувствует острый запах ярости и горчащий на языке оттенок отчаяния. Уилл глубоко вдыхает, задерживает дыхание, так, чтобы легким стало больно, вспоминая, как шевелились губы Валастро, чтобы воспроизвести максимально похоже.
— Назвал меня botolo и bagascia, — Ганнибал хмурится, глубокие морщины на его лбу сейчас видны отчетливее, чем когда-либо раньше. — Я понял про второе, но первое слово для меня загадка. Поделитесь значением, доктор Лектер.
— Я отвезу тебя домой, тебе нужно отдохнуть. И будет лучше, если ты не узнаешь итальянский, — Грэм крепко сжимает его пальцы своими, вынуждая посмотреть на себя. Вряд ли еще одно оскорбление унизит его еще больше, но оказывается неправ. Лицо Ганнибала искажается болезненным выражением, а губы снова сжимаются в тонкую полоску. — Он назвал тебя дворнягой и девицей легкого поведения. А сейчас пристегнись и помолчи.
Уилл отворачивается, смотрит на залитое дождем стекло и пытается не думать, что ремень безопасности душит его так сильно, что легкие горят, словно облитые бензином и подожженные.
Путь до Вулф Трап кажется бесконечно долгим. Три поста оплаты на дороге добавляют к этому времени еще целую вечность, но Грэм не может даже задремать, чтобы забыть все произошедшее. Слова Маурицио еще крутятся в голове, оглушают, даже не произнесенные вслух, выдавливают его барабанные перепонки из слухового прохода, он даже может почувствовать стекающую по шее кровь. Тишина не нарушается ни бесполезными сейчас разговорами, ни музыкой, радио выключено, чтобы не доставлять Ганнибалу неудобство неприемлемыми для его утонченного вкуса звуками. Уилл не может не думать обо всем этом. Он знал, что в таких местах к нему относятся не с тем же почтением, что к Лектеру, но слышать подобные оскорбления — унизительно. Отвратительно знать, что его считают безродной дворнягой, пригретой Ганнибалом из жалости, чтобы хвастаться добрым сердцем. Вспоминается Беделия, ее идеально облегающее стройную фигуру платье и уложенные в простую, но элегантную прическу светлые локоны. Ее ладонь так органично смотрелась на плече Лектера, будто доктор Дю Морье была рождена, чтобы находиться в руках мужчины. Не то, что он. Возможно, было бы лучше, чтобы Беделия сопровождала Ганнибала на подобные вечера. Было бы лучше, если бы она заняла свое законное, принятое моралью напыщенного общества место утонченной спутницы. Уиллу кажется, что он влез туда, куда ему не следовало. Не желающий социализироваться мужчина далеко за тридцать — не лучшая пара для уважаемого доктора. Он пытается не думать о том, зачем Лектер все это делает. Он гонит мысль, что Ганнибал наслаждается восхищенными взглядами окружающих, выставляя на обозрение созданное из дешевки творение, чтобы погреть свое блестящее, словно хвост павлина, эго. Но мысль настойчивая, крепко оплетает своими мокрыми, скользкими щупальцами его мозг, можно даже почувствовать, как они проникают в мозолистое тело, разделяя полушария мозга. Дождь оглушающе лупит по крыше машины, в ушах начинает звенеть, а лицо горит. Утром сине-фиолетовая кожа отпугнет от него всех сотрудников отдела, возможно, Джек даже предложит ему взять несколько выходных, чтобы привести себя в порядок. Глаза щиплет, они слишком сухие, будто в них песка насыпали, а головная боль приносит с собой тошноту и очередной виток колючей проволоки по вискам. Вольво послушно замирает в нескольких метрах от двери дома, мотор глохнет, словно насытившийся зверь, и где-то в памяти всплывает звонок Лектера в такси. Точно, ему еще нужно вернуться домой. Психиатр слишком галантен, когда выходит из машины, открывает свой большой черный зонт, не позволяя Уиллу вымокнуть под натиском взбесившейся стихии, и это раздражает до мурашек и приподнявшихся на руках волосков. Возможно, Грэм слишком сильно хлопает дверью авто, но это не то, что его на самом деле волнует в этот самый момент. Они стоят на крыльце, не глядя друг другу в глаза, и Уилл выпускает скулящих собак. И те неотвратимо предают его. Огибают его ноги, машут хвостами и утыкаются мокрыми, холодными носами в ладони Ганнибала, облизывая пальцы. Мог ли этот день закончится еще хуже?
— Мы можем поговорить об этом, если ты хочешь, — Лектер говорит мягко, вкрадчиво, словно собирается вести сеанс прямо сейчас. — Или оставим до нашей следующей встречи, чтобы ты мог успокоиться и все осмыслить.
Уилл смотрит на него с нездоровой злостью, чувствуя, как монстр в его голове разделяет мозг на составные части, лишая возможности нормально соображать. Кажется, он может почувствовать липкий конец щупальца в мозжечке, потому что движения его рук становятся абсолютно нескоординированными.
— Вот только не надо щадить мои чувства, доктор! — Грэм срывается и имеет на это полное право, он уверен в этом. Ярость клокочет внутри его, вырывается из-под кожи обжигающим гейзером, заливая все вокруг. — Я, блять, тебе не ебанная принцесса, чтобы ты так со мной обращался.
