Чувство дежавю посетило его в ту же секунду, когда Уилл встал перед тяжелой дверью особняка, занося ладонь над кнопкой звонка. Три дня назад он стоял перед домом Беделии, а что он собирается делать сейчас, оставалось жуткой тайной, подернутой пеленой тьмы. Грэм обернулся, почудившаяся оленья тень оказалась лишь игрой листвы под натиском ветра, и почти полностью растерял свою решимость. Усилием воли он заставил себя обозначит свое присутствие, кнопка звонка жгла подушечки пальцев. Он не знал, что делает здесь. Лектера могло не оказаться дома, у него могли быть гости или, об этом было ужасно думать, свидание, но надежда, словно тлеющий уголек, сияла в темноте. Мужчина уже собирался развернуться и поехать домой, у него мог сложиться неплохой вечер в компании виски и материалов для статьи, время-то всего чуть за семь, но дверь перед ним распахнулась. Ганнибал несколько раз моргнул, словно пытаясь прогнать наваждение.

— Уилл? — вопросительная интонация была попыткой убедиться, что сам психиатр не начал страдать галлюцинациями. — Не ожидал увидеть тебя.

Грэм зябко поежился. Он не удосужился надеть пальто, оно висело на его руке, и кожа покрылась мурашками, они вызывали ощутимую боль.

— Я не помешал? Если ты занят, могу уехать.

Уилл потупил взгляд. Сейчас он не мог смотреть на Ганнибала, будто боялся, что тот оттолкнет его, прогонит, подтверждая слова Беделии. Но мужчина галантно распахнул дверь шире и, стоило Грэму войти, забрал его пальто. Уилл неспешно прошел в гостиную, разглядывая знакомые картины на стенах, тяжелую мебель. Лектер пригласил его в столовую, удалился, чтобы накрыть ужин еще на одного человека. Тарелки и приборы появлялись словно из ниоткуда, вырастали между странным оформлением стола — букет засушенных роз, перевязанный черной кружевной тесьмой шириной в три пальца. Выглядело мрачно и удручающе, как тени из его пугающих снов. Тарелки были простыми, белые с золотой каймой абстракции в лучших традициях Кандинского. Уилл заметно поднаторел в вопросах искусства с тех пор, как сблизился с Ганнибалом. Тишина давила на виски, царапала изнутри кости, Грэм тоскливо посмотрел на предложенный ужин.

— Это телячья печень с жареной полентой и инжирной заправкой, — молодая медсестра в стоматологической клинике была непозволительно груба с ним четыре месяца назад, так что хорошо подходила на роль телятины. — Главный секрет в том, чтобы перед подачей печень постояла минут пять и окончательно подошла. И инжир должен быть свежим.

Уилл кивнул. Так начинался каждый ужин, и мужчина был благодарен Лектеру за то, что тот и в этот раз не отступил от традиции. Печень была удивительно нежной, почти растекалась на языке, а теплый инжир обволакивал рот. Грэм уже забыл, насколько прекрасен был вкус всего, что готовил Ганнибал. Несколько минут застоявшаяся тишина нарушалась только скрипом столовых приборов по фарфору тарелок, тихим звоном, с которым горлышко винной бутылки коснулось края тонкого стекла бокалов. Уилл хотел отказаться, но от одного бокала ничего не случится, а если разговор не сложится, то он вполне сможет добраться домой самостоятельно. Ганнибал ждал. Не давил, не задавал наводящих вопросов и не интересовался обыденными мелочами. Проявлял свой чертов психологический этикет даже за собственным столом. Тарелки оставались заполнены наполовину, от этой атмосферы кусок перестал лезть в горло. Грэм внимательно следил за движущимися под кожей мышцами на предплечьях мужчины, рукава его рубашки были закатаны до локтя. Уилл подцепил еще кусочек печени, уставился на него, словно на нанизанную на зубцы вилки мышь, и после перевел взгляд на слишком сосредоточенного Ганнибала.

— Нам нужно поговорить, — Лектер кивнул, и вино в его бокале огладило стекло. — Но разве ты бы не связался со мной, если бы я не объявился на твоем пороге?

Мужчина ухмыльнулся, уголки губ дернулись вверх. Слишком хищно.

— Я собирался наведаться к тебе на выходных, если бы ты не приехал, — Ганнибал, видимо, решил сразу расставить все по местам. — Нам обоим нужно было время, чтобы обдумать произошедшее, трех недель, наверное, достаточно. Тем более сегодня уже девятое, и мне хотелось бы прояснить всю ситуацию до твоего дня рождения.

Уилл покачал головой, принимая такой ответ. Ему действительно нужно было успокоиться, но сейчас он чувствовал себя обиженной пятнадцатилеткой, которой не хотел быть ни в чьих глазах. Он глубоко вдохнул, позволил вину остудить его пыл. Ганнибал все еще следил за ним, словно за желанной жертвой.

— Надеюсь, то происшествие не испортило твою репутацию, — Грэм вздрогнул от того, насколько издалека начинал и как беспокоился о чужих чувствах. — Это было жутко невежливо с моей стороны, так накидываться на мистера Валастро.

— Да, это было грубо, Уилл. Но Маурицио получил по заслугам. Если не можешь держать свой язык за зубами, то приходится платить за слова. Может, ты хочешь еще что-то сказать? — Лектер отбросил профессиональный тон, оперся локтями о стол и подался вперед. Сидящий рядом с ним мужчина дернулся.

— О том, что я сказал тебе тогда. Да, нам стоит это обсудить, — Уилл застучал пальцами по колену, не в силах справиться с нервами. По пути сюда заготовленные фразы казались правильными и осмысленными, но сейчас все мысли превратились в кашу, и слова путались в его голове.

Ганнибал наполнил его опустевший бокал. Грэм даже не заметил, как уничтожил вино, не почувствовав его, несомненно, тонкий вкус и богатый букет. Он уже не знал, куда приведет этот разговор, но почувствовал острую необходимость выпить. Хотя, возможно, ему стоило сдержаться, чтобы доехать до дома целым и невредимым.

— Послушай, Уильям, — полное имя кололо слух, вызывая жуткие воспоминания о детстве и непростых годах в академии. — Ты сказал мне, что не являешься принцессой. Так вот, Уильям, если бы я хотел отношений с женщиной, то выбрал бы доктора Дю Морье или Алану Блум. Или кого-нибудь другого, а не тебя.

Грэм заерзал на стуле. Наконец-то, хоть кто-то из них дал конкретное определение тому, что между ними происходило. Отношения. Он почувствовал, как самоконтроль ослаб, позволил себе положить ладонь на стол, она была влажной и липкой от волнения. Тарелка была пуста, и теперь занять себя было нечем. Пришлось сверлить взглядом одну из свечей в тяжелом бронзовом подсвечнике.

— Ты считаешь, что я не приглашаю тебя составить мне компанию на приемы, как у Маурицио, потому что ты смотришься там дешево и неуместно. Ты не позоришь меня, Уилл, ни в коем случае. Тебе некомфортно на подобных вечерах, и даже если я советовал тебе социализироваться, явно не подразумевал что-то такое. Тебе неуютно среди балтиморских, как ты их назвал, толстосумов, так что я не хочу вынуждать тебя мучиться в этих условиях. Но ты не должен думать, что портишь мою репутацию своим присутствием. Для меня большая честь появляться в обществе моих знакомых в твоей компании, Уилл, — мужчина неспешно разделался с остатками печени и инжиром, отодвинул тарелку от края стола.

— Я не понимаю, Ганнибал, — Грэм вцепился в столешницу, будто она была его единственным спасением. Его сердце так колотилось, что он мог почувствовать его под кадыком. — Мне это напоминает выпускной класс в школе. Мисси Несс сказала, что я отличный парень, и всю эту чушь про честь и прочее, а за два дня до выпускного позвонила и заявила, что пойдет на бал с Лесли Райдером. У него даже имя такое женское, но зато он был капитаном футбольной команды. Так что объясни мне, Ганнибал. Я не разбираюсь ни в искусстве, ни в светских темах, не понимаю, чем занимается большая часть твоих знакомых. Что тебе может нравиться в том, чтобы таскать меня с собой? Чокнутый преподаватель в дурацкой клетчатой рубашке, с галлюцинациями и десятком маньяков в голове. Это же кошмарно, быть с таким, как я, — кошмарно.

Лектер скрипнул зубами, покрутил между пальцами тонкую ножку бокала. Будет жалко разбить сейчас богемское стекло, чтобы распороть острым краем этому мужчине глотку. При всем его интеллекте в некоторых вопросах он оставался непроходимым глупцом.