— Не надо, Уилл, — он сверлит тяжелым взглядом макушку одного из своих псов, будто пытается найти утешение в мягкой коричневой шерсти. — Ты отличный друг, я очень дорожу нашими отношениями. Давай не будем ничего портить.
Грэм хочет что-то сказать, как-то оправдать свои действия, словно ребенок, но слова не находятся, в голове плывет аморфная пустота, вытесняющая его мозг. Он видит первого слизняка, падающего на его колени. Алана поднимается и поправляет строгую юбку-карандаш, смахивая с нее налипшую шерсть. На темно-синей ткани она слишком заметна.
— Думаю, мне лучше уехать. Тебе сейчас нелегко, и я хочу тебя поддержать, но не так. Ты, правда, очень хороший друг, просто замечательный.
Блум не просит ее провожать. Мягко прикрывает входную дверь, Уилл может расслышать, как смешивается цокот ее каблуков по асфальту с шумом усилившегося дождя. Он сгружает в ведро пустые стеклянные бутылки, коробки от китайской еды и валится прямо на пол, позволяя собакам облепить себя. Они устраиваются рядом, огрызаются друг на друга, отвоевывая теплое удобное местечко, Грэм запускает руку в шелковистую шерсть Уинстона. Под закрытыми веками черная дыра, он почти ослеп, хотя и не стремится видеть сейчас ничего. Если до этого его беспокоило отношение посторонних людей к нему, отношение Лектера, чуть ли не вслух заявлявшего всем своим поведением, что Уилл — очаровательная растрепанная игрушка, с которой не хочется расставаться даже на серьезных приемах, то слова Аланы окончательно разбили его сердце. Ничто не могло уязвить еще больше, чем заявление одной из самых красивых женщин, которую знал, что он совершенно не интересен ей как мужчина. Его самолюбие было растоптано, раскололось под острыми каблуками модных сапог, и теперь резало кожу, прорывало ее, выставляя на обозрение мышцы и всю ту тьму, которой было наполнено его тело. Снова вернулись отложенные в дальний угол переживания о собственной значимости, о своей роли в жизни окружающих. Бастер заворчал, когда рука мужчины задела его голову, Грэм тут же потрепал его между ушей, извиняясь, и снова закрыл глаза. Сон пришел к нему внезапно. Просто накрыл его, опуская в жаркое пекло кошмаров, заставляя ноющую кожу покрываться холодным потом.
Встреча с Аланой окончательно растоптала его. Уилл занимался делами, словно отсутствуя в этом мире, раздумывал о случившемся и переставал воспринимать себя целостной личностью. Словно этот разговор разделил его жизнь на две части — ту, в которой он был вполне себе успешным человеком, федеральным агентом и преподавателем, и нынешнюю, где он чувствовал себя беспомощным и потерянным, как маленький ребенок в темном лесу. Рыбалка больше не приносила былого удовлетворения, в плеске волн и шуме листвы было легко снова провалиться в отголоски своих кошмаров, разглядеть среди деревьев олений силуэт, поджидающий, когда он потеряет бдительность, чтобы снова забрать себе его сознание. Он выпускал собак утром и вечером, иногда и днем, пытался забыться в играх с ними, но бросал подобранные палки вяло и неохотно, будто каждое движение причиняло ему ощутимую боль. Уилл нашел под диваном два изрядно погрызенных, но еще относительно целых мяча, которые вызвали у его псов неподдельное счастье, они пытались отнимать игрушки, рычали, выхватывая мячики из рук, оставляя на пальцах синяки от зубов. Грэм посчитал, что лучшее, что он может сделать, так это заняться работой. Он снова просматривал материалы по делу, Джек несколько раз звонил за эти две недели, сообщить, что они так и не сдвинулись с мертвой точки, у них даже не было адекватного списка подозреваемых. Отредактировал несколько лекций для студентов, он возвращался к преподаванию в конце следующей недели и нашел в своих записях несколько существенных ошибок, что обычно было несвойственно ему. Уилл даже начал работать с материалами для новой статьи, но, устав от слишком большого объема информации, окончательно забившего его больную голову, сделал кофе и занялся просмотром недавних новостей. Как бы то ни было, он все еще был агентом, и стоило быть в курсе происходящих в мире событий. Первые четыре статьи были скучны, даже мисс Лаундс не смогла привлечь его внимание, но вот фотографии, коими щедро была приправлена пятая новость, приковали его взгляд к экрану планшета намертво. Он видел Ганнибала, по обыкновению элегантно одетого, в хорошо сидящем бордовом костюме, а рядом с ним Беделию. Ее насыщенно-фиолетовое платье идеально облегало стройную фигуру, а блеск золотых украшений не смогли скрыть даже вспышки камер. Рука Ганнибала по-хозяйски покоилась на талии женщины, и Уилл не смог сдержать отчаянного стона. Он помнил ощущение горячей ладони, ее жар ощущался даже сквозь плотную ткань пиджака и рубашки, и бок обожгло в ту же секунду, как мужчина вспомнил об этом. Видеть на своем месте доктора Дю Морье оказалось странно больно. Тошнота и головокружение вернулись быстро, прочно обосновавшись в его голове, и пришлось снова встать за аспирином. Уилл еще долго смотрел на эти снимки невидящим взглядом, игнорировал крутящихся у ног собак, жалобно скулящих и голодных. Когда он очнулся от забытья, то на улице уже стемнело, а дождь давно перестал затапливать округу. Мужчина открыл дверь, и вся свора тут же ринулась наружу, разбегаясь в разные стороны. Грэм сделал еще один кофе, выпил его одним глотком, обжигая язык и глотку, и пришел к единственному верному решению. Он не был идиотом и не видел причин разыгрывать из себя поруганную невинность. Собираясь спешно, он сгреб все бумаги с пола в одну кучу, решая разобраться с ними позже, когда вернется, а может и завтра. Собаки были недовольны столь короткой прогулкой, но послушно вернулись в дом, тут же направляясь на кухню. Они толкались, подбираясь к мискам, Уилл посмотрел на них с необъяснимой тоской. Только они всегда ждали его из долгих поездок и после тяжелого дня, стоило снова вернуться к этому, не впуская посторонних людей в свою жизнь. Машина плавно тронулась с места, запах в салоне был знакомым и привычным. Фонари вдоль дороги отбрасывали свет размазанными пятнами, и это было уютно.
На пороге дома Беделии он оказался, когда стрелка его наручных часов плавно пересекла отметку в девять вечера. Время для посещения было неуместным, женщина вполне могла отказать ему, выставить вон, и была бы права. Сейчас идея разговора не казалась такой же хорошей, как и два часа назад, но Уилл уже преодолел пятьдесят с лишним миль, чтобы расставить все по своим местам, отступать было глупо и по-детски. Он принял решение поговорить, собирался идти до конца. Мягко вдавив кнопку дверного звонка, мужчина не слишком-то и ждал, что ему откроют, Беделия вполне могла уже лечь спать, кто знает, какие пациенты были у нее сегодня, и насколько они вымотали ее. Но дверь открылась, пусть с некоторым запозданием, Уилл растеряно смотрел на стоящую перед ним женщину. Несмотря на поздний час, Беделия выглядела, как и обычно, восхитительно. Ее темные брюки из мягкой ткани и шелковая рубашка немного замялись, а на нижнем веке размазалась осыпавшаяся тушь. Грэм замялся, не зная, с чего начать, но Беделия неспешно отсалютовала ему наполовину заполненным вином бокалом и поправила растрепавшиеся волосы.
— Доктор Дю Морье, простите за столь поздний визит, — он склонил голову, отвел взгляд, рассматривая лаковые носки туфель женщины. — Надеюсь, я не помешал Вам?
Она послала ему абсолютно лектеровскую снисходительную улыбку, расправила замявшийся воротник рубашки и пригласила войти.
— Я, конечно, не Ваш врач, мистер Грэм, но лучше будет поговорить в доме. Вы же не посмотреть на меня приехали, — она послала ему еще одну усмешку, чуть шире приоткрывая дверь.
Уилл спрятал руки в карманах пальто, мотнул головой и перекатился с носков на пятки. Даже находиться рядом с Беделией было трудно, словно воздуха в легких резко перестало хватать. Он смотрел на ее, безусловно, красивую ладонь, сжимавшую холодную дверную ручку, мурашки, покрывшие мягкую кожу. Он мог понять, что Ганнибал нашел в этой женщине.
— Я не займу Вас надолго, всего несколько минут, — Уилл выдохнул почти болезненно, горло изнутри царапнули острые звериные когти. — Я и так заявился в такое время, Вы, должно быть, заняты своими делами.
