— Повсеместно человеческий опыт рассматривается как с позиции радости, так и с позиции печали. Думаю, с последним ты достаточно близко знаком, — сказал Ганнибал.

— «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

— Я не думаю, что даже Толстой в это верил. Большинство людей в своем страдании ничуть не уникальнее, чем в счастье.

— А ты уникален в своем страдании? — спросил Уилл.

— Я пытаюсь не страдать вовсе. Вот, иди сюда и примерь это.

Ганнибал держал в руках вешалку с выбранным для него пальто из сизо-серой шерсти, с воротником, оттиснутым коричневой кожей. Уилл повернулся и позволил Ганнибалу помочь его надеть. Тот, обнимая Уилла сзади, застегнул пальто на нем и, словно пес, уткнулся носом в его шею. Уилл даже отчасти ожидал, что его нос будет влажным и холодным.

Он повернул голову в сторону, выгибая шею.

— Хватит меня нюхать, щекотно же.

— Но мне это так нравится, — возразил Ганнибал. Последовавшее за этими словами прикосновение губ к шее было приятным и совершенно не щекочущим.

— Тот парень не оставит нас одних надолго.

— Прискорбно, но выходит, что у меня едва ли достаточно времени, чтобы поставить тебя в компрометирующее положение. Мне стоит поторопиться.

Уилл протестующе фыркнул, но всего лишь для виду. Его глаза закрылись. Ганнибал положил руку на живот Уилла, чтобы их тела полностью прижимались друг к другу.

— Как тебе этот вариант? — спросил Ганнибал.

— Довольно красивое. И мягкое. Собаки уничтожат его за пять минут.

— Ну если ты позволишь им на нем лежать, то тогда конечно.

— Не слишком-то практично для прогулок в поле.

— Люблю покупать тебе непрактичные вещи, — заявил Ганнибал.

— Думаю, я мог бы надевать его на работу.

— О, правда?

— Вполне возможно, — тихо ответил Уилл. Он все еще не открывал глаза, прислушиваясь к звукам с улицы и теплому дыханию Ганнибала. — Они точно заметят. Беверли вот уже заметила.

— Разве тебя это не возбуждает?

— Не думаю, что все дело в возбуждении. Это… это что-то другое.

— Может быть, это чувство, что ты кому-то принадлежишь.

— А ты принадлежишь мне?

— Конечно, — заверил его Ганнибал. — Ты изменил меня гораздо сильнее, чем сам подозреваешь.

— Ты жалеешь об этом?

— Иногда. Но не настолько сильно, чтобы попытаться повернуть время вспять и начать все заново. Так мы берем это пальто?

Уилл согласно кивнул.

— А что еще?

— В каком смысле «еще»?

Ганнибал слегка удивленно выдохнул, продолжая обнимать Уилла.

— Когда мы только вошли, ты первым делом увидел кое-что другое. Что это было?

Уилл развернулся к нему, уже готовый возразить, и, вдруг остановившись, быстро покосился на третий стеллаж.

Ганнибал, взяв Уилла под локоть, подвел его ближе.

— Итак?

Уилл дотронулся до рукава мотоциклетной куртки из коричневой кожи.

— Просто взглядом за нее зацепился, только и всего. Похожа на ту, что я видел в секонд-хэнде, когда мне было семнадцать, и очень хотел. Только та стоила сорок баксов, а эта, наверное… да неважно. Я не нуждался в ней тогда, и она совершенно точно не нужна мне сейчас.

Ганнибал снял куртку с вешалки и подал ему:

— Примерь.

Уилл не сопротивлялся, хоть и знал, чем это все кончится, да и навряд ли он стал бы носить ее, вернувшись домой. Он надел ее. Куртка оказалась теплой, а кожа, из которой она была сделана — мягкой и податливой. С ней бы неплохо смотрелись те перчатки, которые Ганнибал подарил ему.

Ганнибал скользнул ладонями по груди Уилла сверху вниз.

— Жаль, что я не мог купить ее тебе, когда ты был семнадцатилетним.

— Не обижайся, но тогда я, возможно, решил бы, что ты какой-то жуткий.

Ганнибал мягко рассмеялся.

— Без сомнений. Но я могу купить ее тебе сейчас, и так я и поступлю, но при одном условии.

— Условии?

— Тебе к ней нужен мотоцикл.

Уилл отступил назад.

— Это… ты не можешь, — сказал он, слыша собственный голос словно откуда-то издалека. Он уже столько раз говорил это раньше. Каждый раз, когда Ганнибал выводил это на новый уровень, Уилл протестовал, но в итоге всегда уступал.

И Ганнибал снова терпеливо ждал, когда он сдастся.

Уилл все еще хотел возразить, но лишь для того, чтобы Ганнибал это проигнорировал и сделал, как ему хочется, или попытался его убедить, и от осознания этого его лицо и шея раскраснелись так же сильно, как и в тот их первый совместный поход по магазинам, когда Ганнибал не отрывал от него страстного взгляда и лапал где хотел.

— Скажи, тебе все это будет нравиться так же сильно, когда я уже не…. — Уилл неопределенно помахал в воздухе рукой.

— Ты уже не так легко смущаешься, как раньше, — сказал Ганнибал. — Но мне всего лишь нужно постараться чуть получше. Частные рейсы и мотоциклы вместо кожаных перчаток.

— А когда и это больше не сработает?

— Тогда ты будешь требовательным и нетерпеливым, а потом вдруг поймаешь себя на этом и мило извинишься. Всего этого я тоже жду с нетерпением.

— «Мило извинишься»? Ты и правда думаешь, что так и будет?

Ганнибал притянул Уилла ближе, подцепив его пальцами за карманы куртки.

— Боюсь, что все уже так и есть. Кусочек за кусочком ты сбрасываешь свою невероятно прочную броню и раскрываешься передо мной.

— Но ведь и ты делаешь то же самое.

Ганнибал с серьезным выражением лица коснулся его щеки.

— Да. Похоже, выбора у меня все равно нет.

— А ты бы хотел, чтобы он у тебя был?

— Должен хотеть. Но нет, не хочу.

Слишком много невысказанных слов повисло в воздухе между ними, слишком многое из относительного прошлого обоих выжидало в мыслях.

— А какой именно мотоцикл? — наконец спросил Уилл.

— Какой тебе захочется.

— Я в них не слишком-то разбираюсь.

— Несмотря на то, что хотел себе мотоциклетную куртку, когда был юношей?

— А разве не всем хочется в семнадцать лет мотоциклетную куртку? Тебе вот хотелось?

— У меня она была. И мотоцикл — тоже.

Образ, возникший в воображении Уилла, оказался настолько впечатляющим, что ему даже пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем он смог снова увидеть перед собой интерьер магазина, в котором они находились.

— Тогда тебе стоило бы купить его себе. Я ведь даже не умею на нем ездить.

— Я научу тебя. У нас останется еще целых две недели до возвращения. Достаточно времени, чтобы посмотреть во Франции что-то, кроме самого Парижа.

— И это будет наш… медовый месяц, — медленно произнес Уилл. Это слово не было одним из тех, что казались ему применимыми в отношении его собственной жизни. Порой его посещали мысли о женитьбе, но неопределенные и даже несколько аморфные. Всего лишь что-то, что люди делают и что, возможно, когда-нибудь сделает и он, но дальше этого в своих раздумьях Уилл не заходил.

— Да, — согласился Ганнибал. — Если только ты не хочешь провести большую часть времени, замерзая и промокая под дождем каждый раз, как только выйдешь из гостиницы.

— Пока что мне это было вполне на пользу.

— Итальянский. Мотоцикл, я имею в виду. Или «Триумф».

— А если я хочу Харлей? — спросил Уилл.

— Тогда, похоже, мы нашли границы, за которые мое потакание твоим капризам не заходит.

Уилл рассмеялся. Ганнибал же оставался серьезным, и от этого Уиллу стало еще смешнее. Он продолжал улыбаться даже когда, уже надев новую кожаную куртку, выходил из магазина вместе с Ганнибалом, который нес пакеты с покупками. В одном из них лежало новое пальто Уилла, а в другом — кожаная мотоциклетная куртка, которую Лектер купил себе: темно-синяя с латунными застежками-молниями.

— Можешь начинать выбирать, как мы в итоге этот мотоцикл домой доставим, — заявил Уилл.

— Деньги, — просто ответил Ганнибал.

Уилл в ответ лишь покачал головой. Он до сих пор не мог до конца осознать, что их может быть так много.

— Иногда я начинаю бояться, что так тебя до банкротства доведу.