Оказавшись в темном коридоре и все еще следуя за Уиллом по пятам, она не выдержала:

— Что это? Где мы?

— Старый проход между церковью и домом пастора, именно из-за него Ганнибал и выбрал это место. Проход строился в то же время, когда в Балтиморе закладывали канализационные стоки под землей. Никто о нем уже и не помнит, включая тех людей, что сейчас арендуют церковь.

— Он увидел проход в своих видениях? — ухмыльнулась Эбигейл, казалось, почти все можно теперь объяснить волшебным даром Лектера.

— Прочитал в городском архиве. Удивительно, как много вещей люди предпочли забыть или посчитали неважными. Ни Кроуфорду, никому в ФБР даже не пришло в голову запросить план дома. Все, что они видят до сих пор, это голый фасад.

Они пришли к узкой арке, из которой попали через обычную дверь в подвал. Эбигейл помогла закинуть пакет на взявшийся буквально из ниоткуда хирургический стол. Уилл включил свет, и она присвистнула.

— Ничего себе.

Когда-то это был затхлый погреб для хранения вин, о чем напоминали толстые перекладины на потолке и устоявшийся, чуть сладковатый запах, однако потом кто-то, видимо, Лектер, провел в помещении ремонт: уложил пол и стены мелкой плиткой, в одной части устроив хирургическую комнату, а в другой, закрытой полосками с прозрачным брезентом, — место для пыток. Висели цепи, крючья, на полу сделаны сливы для крови, в углу был сложен душевой шланг. В шкафчиках стояли лекарства, банки, бутылки, лежали шприцы и инструменты. Над хирургическим столом висел огромный светильник на несколько секций. Эбигейл узнала моющие средства, банки с сухими хлорными таблетками, ими пользовались уборщицы в морге и анатомичке академии. Коробки с хирургическими масками, робы, халаты, установка с баллоном кислорода, ленточная пила с нее ростом и даже стационарный дефибриллятор с кардиомонитором.

— Они же перерыли дом дважды, как они могли пропустить все это?

— Вход спрятан в половицах винного погреба, — пожал плечами Уилл, доставая из ближайшего шкафчика мазь, бинты, вату и флакон, даже на таком расстоянии воняющий спиртом. — Снимай куртку.

Эбигейл подчинилась, но с трудом сняла даже один рукав, кровь на спине запеклась и прилипла к подкладу.

— Ч-черт подери.

Уилл остановил ее попытки освободиться, положив руки на плечи.

— Чш-ш, — произнес он, будто успокаивал одну из своих собак, и Эбигейл замерла.

Она тяжело вздохнула, только сейчас поняв, насколько была напряжена после разговора с Джеком. Ощущение теплых ладоней обещало покой. О ней позаботятся. Она не одна.

Уилл срезал куртку на спине вместе с футболкой, оголив раны и ссадины. Свет от лампы теплой волной ударил ей куда-то между лопаток.

— Бюстгальтер тоже придется срезать.

— Да хрен с ним.

Холодные ножницы коснулись кожи, щелкнули, и сразу стало легче дышать. При груди полного второго размера Эбигейл никогда не ходила просто в майке, как умудрялись некоторые даже на тренировках. Обычно она почти не замечала лифчик и лишь вечером после душа понимала, как же устала за день носить эту дурацкую сбрую.

Уилл осторожно приспустил лямки и помог снять бюстгальтер, едва касаясь кожи пальцами, отчего вдоль позвоночника пробежали мурашки, подняв волосы на руках.

— Сильно страшно? — она боялась, что Уилл молчал, потому что спина выглядит сплошным месивом.

— Обойдемся без швов, но следующую пару дней лучше поберечься.

Эбигейл подавила дрожь. Не считая ежегодного медицинского осмотра, она очень-очень давно не стояла перед кем-то настолько голая. Уилл, видимо, почувствовал ее стеснение и спросил:

— Хочешь, я схожу наверх за одеждой?

— Давай сначала разберемся с этим, пока я не струсила, — она затылком ощутила его неодобрительный взгляд и не удержалась от ухмылки. — Спасибо за заботу, но носиться со мной как с хрустальной не обязательно.

С тяжелым вздохом он принялся стирать кровь со спины. Он делал все настолько деликатно, что о ссадинах и лопнувшей коже напоминало лишь легкое жжение. Его прикосновения успокаивали, вводили в странный транс, а она так устала, что даже слегка пошатывалась. Под ногами валялась черная, окровавленную одежда — ее всю надо сжечь до рассвета. Как и ту, что на Уилле.

— Подними руки.

Закончив с пластырями, он подтолкнул ее локти вверх и, нисколько не смущаясь обнаженной груди, даже взглядом не показав, что его мысли заняты чем-то, кроме ее благополучия, обернул ее торс бинтами несколько раз. Одна полоска теперь пролегала под грудью, другая — над, не слишком туго, чтобы не причинять лишних неудобств.

— Завтра надо будет сменить, приезжай, как будет время.

Эбигейл кивнула, не отрываясь смотря на его руки. Уилл завязал на ее боку оба конца бинта и поднял узел на середину марлевой полоски. Ему не нужно было спрашивать, удобно ли ей, он знал и так. И, не поднимая головы, знал то, куда она смотрит теперь: его нижняя губа лопнула, и в уголке запеклась кровь.

Тело гудело от изнеможения и ныли мышцы, она не знала, чего хотела, когда прикоснулась к его лицу и провела пальцами по щетине. И прежде чем успела что-то обдумать, Эбигейл взяла его за пояс брюк, подтянув ближе, расстегнула пряжку и вынула ремень одним гладким движением. Приподняв его футболку, открыла его чуть мягкий, плоский живот и линию темных волос, уходящих вниз к паху. Уилл не остановил ее, хуже того, приподнял ее лицо за подбородок и впился грубым поцелуем. Боже, именно этого она и хотела. Он раскрыл ее губы с силой, надавив на челюсть, и властно прошелся языком вглубь, от чего она мгновенно потеряла способность ясно мыслить.

Он делал все идеально: подсадил на хирургический стол и, разведя ей ноги, устроился еще ближе, без стеснения сжав груди в теплых ладонях. Не сильно, но и не давая ей забыть, что он рядом. Уилл знал, чувствовал, чего она хотела, и хотел этого вместе с ней. Эбигейл разорвала поцелуй, губы саднили и пульсировали, мешало лишь липкое, почти запретное ощущение, что за ними наблюдали.

Уилл посмотрел ей в глаза. Его зрачки были расширены, наверное, как и ее. Губы влажные, язык голодно скользил между зубов, готовый доставить ей удовольствие. Если бы она захотела, они занялись бы сексом прямо здесь, на хирургическом столе.

Он был такой теплый, руки — нежные, дыхание на коже — горячее. Привкус крови на губах. Могли бы. Уилл ей позволит. Они поднялись бы в спальню и на ближайшую пару часов забыли бы, что весь окружающий мир существует.

Будто отвечая ее мыслям, Уилл придержал ее за подбородок и снова поцеловал: на этот раз целомудренно, одной легкой лаской, обещая и разрешая. Она печально улыбнулась. Уилл не способен отделить свои желания от чужих, а значит, о добровольности не может быть и речи. Как будто она совращает ребенка, который не может ей отказать.

— Эби…

Она сделала ему знак замолчать и, оттолкнув, слезла со стола. Без теплых объятий магия момента отступила, и искушение не было таким уж сильным. Были еще границы, которые она не переступит. Словно в ней нашлась капля невинности, которую она еще не потеряла — та, что связывала ее с детством, с той Эби, которой она была раньше.

Не существовало секса без обязательств. Не с Уиллом. Не тогда, когда он будет видеть ее, как открытую книгу. Она хотела бы подарить ему столько же удовольствия, но просто не знала, как.

— Знаешь, я передумала, принеси одежду. Мне пора в общагу, а тебе отдыхать, сегодня был тяжелый день.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, затем Уилл принял ее отказ и ушел наверх.

Уилл отдал Эбигейл одну из своих футболок и проводил до машины. Она устало махнула ему на прощанье, а он отправился в дом уже обычным путем через главное крыльцо. На телефоне с выключенным звуком мигали красным восемнадцать пропущенных от Кроуфорда, три от Беверли и несколько смс от нее же. Видимо, писала она не совсем трезвая:

1:12 «Умник, ты куда пропал?»

1:56 «Надеюсь, ты залег в какой-нибудь УЖАСНЫЙ ПОДВАЛ и бухаешь, иначе я тебе голову откручу».