— А почему мы позволяем? Ганнибал дает то, что нам нужно.
Эбигейл поднялась с корточек, хмуро щурясь от света фар.
— Или заставил нас думать, что нам это нужно. Я, черт подери, не собиралась убивать Бойла, Уилл. Я не сидела днями и ночами, думая, как бы мне проткнуть его ножом и как здорово будет оказаться по локоть в его крови. Бойл просто нажал во мне какую-то неправильную кнопку, и у меня мгновенно отключились мозги, — Эбигейл посмотрела на пса, преданно виляющего хвостом возле Уилла. — У меня ощущение, что я делаю что-то очень сильно не так, будто нас к чему-то подталкивают. Тебе так не кажется?
Уилл, честно говоря, даже не думал об этом. Большую часть времени он проводил с целью узнать Ганнибала лучше, понять, где он сейчас, и за отметкой «финиш» для него жизни не существовало.
Чем бы это обернулось для Эбигейл, если бы эта самая неправильная кнопка была нажата в другом месте? Где-нибудь в академии или во время работы агентом? Уилл не видел проблемы в том, что Ганнибал раскрыл то, что всегда было в ней — все было сделано филигранно точно, в безопасности, с запасом времени.
Уилл моргнул. Он не прав так думать? Его мысли не объективны из-за их с Ганнибалом связи? Может, он просто не понимает этого, связь мешает ему стряхнуть наваждение?
— Зверь опасен — вот что сейчас важно. Если мы оставим Джека разбираться с ним, последствия нам неизвестны. Они могут поубивать друг друга, а может, Зверя поймают и посадят в психиатрическую лечебницу. Даже если он не раскроет, где был в ночь смерти Бойла, он проведет всю оставшуюся жизнь в четырех мягких стенах на лекарствах. А здесь и сейчас он свободен. Он идет к своей цели добровольно, и это то, чего он хотел — хотя бы раз побыть среди себе подобных.
Они все из одной породы инвалидов, которых стоило бы усыплять в роддоме и которые по странным обстоятельствам все еще ходили среди обычных людей. Убить их было бы актом милосердия, но Бог жесток и бессердечен.
Договорившись связаться по телефону, когда каждый из них прибудет на место, они с Эбигейл сели в машины и разъехались в разные стороны. За короткую дорогу Джаспер, внимательно следя за мельтешащим пейзажем, умудрился напускать слюней Уиллу на плечо, но тому было все равно. Присутствие собак успокаивало, обволакивало и защищало, будто Уилл вышел под снежный ветер в теплой, меховой шубе.
Окончательно стемнело. Еще через полчаса Эбигейл отчиталась по телефону, что нашла поляну и займется поиском подходящего дерева для обзора. Уилл оставил машину на парковке Маккелдина и, выпустив собак и взяв сумку с дробовиком, не спеша пошел через зону отдыха, притворяясь одним из туристов. Люди вернулись с прогулок и начали собираться возле костров и палаток. Народ смеялся и травил истории, его несколько раз звали, пытаясь угостить пивом и спросить «как же зовут эти милые мордашки». Уилл вежливо улыбался и шел дальше, от лагеря к лагерю, пока не достиг края поляны.
Голоса превратились в далекое эхо, в шаге от цивилизации шорох листьев и ветер звали его во тьму. Не такую уж непроглядную, лунного света было достаточно, чтобы видеть, куда идешь. Он сделал шаг по мягкой траве, затем второй, и лес сам повел его вперед как на зов ночной сирены.
Джаспер и Уинстон трусили рядом, и Уилл подкармливал их за послушание кусочками из кармана. Тишина леса была обманчива. Чем дальше он уходил от людей, тем сильнее нашептывали подземные воды, покачивались ветки деревьев. При желании он мог разглядеть на ярком шаре луны пятна серых кратеров и чуть скошенный угол — полнолуние прошло пару дней назад. Уилл замедлил шаг, поднял руку к белоснежному, холодному пятну, и свет раздробился сквозь пальцы, осветив его кожу изнутри.
Лес видел время по-другому, облака проносились над головой, будто все они жили на дне океана. Солнце вставало и опускалось за горизонт, тени деревьев очерчивали круг, прячась в зените и самой высокой луне. Если сосредоточиться, он мог разобрать, как сквозь звуки леса высоко пела скрипка, вторя ветру, и ее эхо терялось в очередном резком порыве, сам же ветер, как хор низких голосов, проносился в вышине.
За изуродованным, худым деревом сидело рогатое существо, не отличимое от темных веток и теней. Существо медленно выпрямилось, глаза белые, как свет луны, кожа — гладкая древесная кора. Видение сменилось, и вот рядом с деревом уже стоял сам Ганнибал. Он был почти как настоящий, почти. От внезапного разочарования Уилл не удержался и вздохнул, собаки настороженно зашевелили ушами.
— Здравствуй, Уилл, — мягко произнес тот и, замерев в паре шагов, тоже взглянул на луну. — Погода вам благоволит, ночь ожидается безоблачной.
Ганнибал чуть прикрыл глаза, наслаждаясь прохладным вечерним ветром в своем времени и видом в чужом. Не только он слышал, как скрипка и голоса все явственнее прорываются печальной, тихой мелодией. Возможно, она исходила из дворца памяти — сейчас уже было не понять. У ночи был тоскливый и печальный голос.
На волосах Ганнибала блестела россыпь капель от недавнего дождя, чуть намокшие кончики распались из идеально уложенной прически. Он пришел из совсем недавнего прошлого, возможно, почти сразу после столкновения с Мириам Ласс в доме: об этом говорили заживающие ссадины на щеке и лбу, как он держался свободнее и естественнее, одетый в винно-красный свитер от Ральфа Лорена и мягкие брюки. Ганнибал словно скинул тяжелые доспехи и дышал полной грудью.
— Я думал, что ты придешь посмотреть лично, — Уилл постарался скрыть разочарование, но голос предал его, звуча горько и расстроенно. — Джек не знает о Звере, а Эбигейл пригодилась бы твоя помощь.
— Нет ничего, чего я хотел бы сильнее. — Обычно резкие и строгие линии лица ожили, и Ганнибал улыбнулся.
— И все же ты не пришел.
— Прости, меня, Уилл. Надеюсь, то, что я сделал это ради тебя, послужит достаточным оправданием. Однажды ты увидишь, почему, и этого момента я буду ждать с нетерпением.
— Будешь ли?
Уилл никогда не замечал, как едва уловимо лицо Ганнибала передавало все его чувства. Чуть опущенные уголки губ, четкая линия скорбных морщин, влажный блеск глаз и всеобъемлющая печаль, которая подступила к горлу и помешала Ганнибалу нормально сглотнуть. Глаза впитывали крохи света, не отражая ничего.
— Конечно, Уилл, даже не сомневайся, — тихо произнес он, подходя ближе. — Однако Эбигейл ставит меня в неприятное положение, когда приходится выбирать между вами двумя. Она боится. Страх заставляет ее действовать необдуманно, защищаться от тех, кто хочет ей только лучшего. В этом заключается ирония, не так ли? Она выжила один раз, убив самого дорогого человека в своей жизни, и знает, что выживет еще раз. Это делает ее непредсказуемой.
Возможно, Ганнибал соврал, чтобы переманить его на свою сторону. А может, и нет. В любом случае Уилл собирался увидеть все сам и уже тогда решать, что делать с Эби.
— И кого ты выберешь между нами?
Ганнибал отвернулся, его лицо стало осторожно пустым и невыразительным, и Уилл опустил взгляд, сделав вид, что занят успокоением собак, погладив их по макушке. Те терпеливо ждали, пока он сдвинется с места, не понимая, что хозяин нашел возле этого конкретного дерева.
— Ты уже придумал, куда денешь тело Рендалла, когда вы с Эбигейл с ним покончите?
— Закопаю в лесу.
— Не слишком ли рискованно в наши дни? Его могут раскопать животные, найти дети или туристы, решившие прогуляться до рощи, в конце концов, парк могут выкупить под стройку, и тогда придется отвечать на множество неприятных вопросов.
Уилл подозревал, что ничего подобного не произойдет, если сам Ганнибал укажет место захоронения, но, как и в истории с Бойлом, у него явно что-то было на уме.
— Давай пропустим ту часть, в которой мы ходим вокруг да около, и ты сразу скажешь, что задумал.
Свое раздражение Ганнибал прятал намного лучше Джека: он лишь неодобрительно вздохнул. Его взгляд был укоряющим и нежным одновременно, будто он смотрел на нетерпеливое, любимое дитя.
