Король не плакал. С тех пор как старшая сестра, создание и символ Вечного Кошмара, восстала из когорты призраков, к которым он ее причислял двадцать с лишним долгих лет, Ктесфон знал, что в часах его жизни сыплются последние песчинки. Он старался принять поражение с истинно королевским достоинством и стоицизмом мудрого человека. Воспитанный на древнем тайном знании, Ктесфон понимал: в великой книге мировой истории черные и белые страницы сменяют друг друга. И даже если считать прошедшие четверть века его царствования белой страницей истории, очевидно, возвращение Тхутмертари означает, что страница эта вскоре будет закрыта и на древней стигийской земле начнется очередная эпоха крови, страха и смерти…
Разумом Ктесфон готов был принять неизбежность. Наверное, так оно и должно было случиться, в философском плане. Кончается Царство Человека, и возрождается Империя Змеи, а История Мира продолжает свой неостановимый бег. Что же тут удивительного? «Змеи, а не люди суть коренные жители этой страны», — сказала ему сестра во время их ночной встречи несколько дней тому назад. Наверное, права она. И как наивны и глупы были люди! Люди думали: достаточно изгнать змей с глаз своих, и они исчезнут. Изгнав из Стигии змей, живших на земле, люди продолжали поклоняться Богу-Змею, обитающему в Преисподней. Что же удивительного в том, что этот Великий Змей однажды возжелал вновь населить берега полноводного Стикса своими истинными детьми? А исполнителем своей воли он избрал дочь короля стигийцев Ментуфера и безымянной женщины из змеиного народа…
Ктесфон понимал все это, и ему совсем не было страшно: когда мудрый человек встречается с неизбежным, страха нет в его сердце. Но вот он смотрел на мумию своей Рамины, и сквозь искусственно возрожденную красоту видел лишь кровь, кровь, кровь…
И кровь эта, врываясь бурлящим и безумным потоком в душу его, разрушала в прах все доводы его рассудка, и мудрые философские мысли более не могли отвратить горе несчастного отца. Еще он чувствовал, что кровавый поток, кажущийся. ему бурлящим и безумным, на самом деле всего лишь тонкий ручеек, струящийся из маленькой трещины в старой дамбе, и что очень скоро таких ручейков будет становиться все больше и больше; здесь будет и его, Ктесфона, ручеек, и сына его, Рамзеса, и брата Джосера, и верховного жреца Тот-Амона, и всех, всех, всех. Вот тогда эти ручейки сольются в неудержимый настоящий поток и старая дамба рухнет, а земля, где люди жили, станет красной от крови и черной от захватившего ее Древнего Зла… Не то чтобы Ктесфону было очень жалко тех, кого с чудовищной неотвратимостью смоет этот поток, — просто пятидесятипятилетний стигийский король отчего-то считал грядущую неизбежность глубоко несправедливой, и невыразимая горечь сознания этой несправедливости овладевала им.
С трудом оторвав взгляд от глубин саркофага, король посмотрел на окружавших его людей. Какие мысли владеют ими в этот момент? Ктесфон не был ни волшебником, ни ясновидящим, и искусство чтения мыслей было ему недоступно. Но в эту минуту ему вдруг показалось, что он видит и понимает мысли своих спутников, всех этих неизбежных жертв будущей исторической драмы.
Вот Рамзес, хилый и слабовольный сын его, переминается с ноги на ногу, глазки его затравленно бегают. Наверное, кажется ему, что из мрака подземелья вот-вот выползет ужасное чудовище и схватит его, такого маленького и такого беззащитного. Мысли его мечутся, и в их хаосе животный страх соседствует с ощущением близости королевской власти, — ибо со смертью сестры именно он, Рамзес, двадцати двух лет от роду, был объявлен наследным принцем Стигии. Несчастный, он всерьез рассчитывает стать королем! А может быть, счастливый он, ибо не ведает о своей страшной судьбе.
Вот Тот-Амон, владыка Черного Круга, когда-то могучий и властный гигант с хищным ястребиным лицом, великий волшебник, попирающий своими ногами землю уже не одну сотню лет. А теперь — человек-полутруп, с землистым отекшим лицом, огромными мешками под глазами и дрожащими руками. Ибо страх всецело завладел им.
Тот-Амон, владыка жрецов и чародеев, испытывает смертельный ужас. Если что и есть отрадное для Ктесфона в нынешнем безумии, то только это. Наместник Сета на Земле, познавший самые глубины тайного знания, мудрый наставник пяти королей, не может смириться с неизбежным. Он ведь тоже все понимает, хотя стыдится признаться. Кровавые ручейки пробивают трещины в старой дамбе, и он мечется между ними, пытаясь как-то подлатать свою разваливающуюся империю…
А ведь первую трещину сам пробил. Какой могущественный демон помутил рассудок великого мага? Как повернулась рука выпустить Тхутмертари из зачарованной темницы?! Почему вообще он спас ее от секиры палача четверть века тому назад? Демон гордыни, судя по всему. Он всегда мнил себя выше и могущественнее всех, этот Тот-Амон. Как видно, и он — всего лишь исполнитель. Наверное, его поступки также предопределены свыше. Может быть, не безымянный демон, а сам Великий Сет проводит свою волю в мире людей его рукой, чтобы затем выбросить за ненадобностью исполнившего все повеления раба… Так или иначе, Тот-Амон, выпустивший на волю Живой Ужас, отныне — смертельный враг короля. Ктесфон сам убил бы его, но, подумав, решил, что жрец-предатель не заслуживает человеческой смерти. Тхутмертари права: пусть Тот-Амон достанется ей, и поистине тогда судьбе его никто не позавидует!..
А вот еще один персонаж грядущей трагедии. Принц Джосер, младший брат монарха. Лицо скорбное, почти как у короля. Но в душе нет скорби. А что есть — понять невозможно… Мысли тщательно запрятаны, сокрыты даже от ясновидящего взора. Такое впечатление, что он не думает вовсе. Ктесфон всегда был далек от своего брата и теперь с удивлением признался сам себе, что совсем не знает Джосера. Что он за человек? Есть ли у него цель в жизни? Каково истинное, а не официальное отношение к королю младшего брата? Наконец, понимает ли Джосер, что происходит? Ничего прочесть нельзя ни в душе, ни на лице, кроме неестественно застывшей скорби. И странный металлический блеск в глазах — что он означает? Несмотря на свою удивительную внешнюю схожесть с их покойным отцом Ментуфером, странный, безмерно чужой человек. Даже Тот-Амон ближе, ибо понятнее. Когда отец погиб и Ктесфон вступил на Трон из Слоновой Кости, Джосеру было пятнадцать лет. Известно, принц много путешествовал, но никогда о своих приключениях не рассказывая — да король и не интересовался.
Заинтересовался теперь. Каких знаний и умений поднабрался принц-воин в своих неведомых странствиях? Во зло или во благо жаждет употребить он их? И жаждет ли? И есть ли эти умения? Родной брат, человек-загадка… Наверное, у Ктесфона уже не будет времени ее разгадывать.
— Не пора ли вернуться во дворец, отец мой? — неуверенно произнес Рамзес и тут же, испугавшись собственной смелости, скороговоркой прошептал: — Простите меня, сир, я так испереживался!..
Вот тут он не врет, поневоле усмехнулся Ктесфон. Испереживался! Если бы ничтожный сын его и вправду мог стать королем, в пору было бы огорчаться. В отличие от Рамины, изнеженной умницы, натуры дерзкой и своенравной, Рамзес отличался собачьей преданностью наставнику Тот-Амону. При Ктесфоне верховный жрец Сета фактически стоял выше короля Стигии. Рамина не раз заявляла, что, когда она взойдет на трон, такому порядку придет конец. Она не любила Тот-Амона, и он отвечал наследной принцессе взаимностью. И если бы не исключительная — змеиная — жестокость, с которой было совершено убийство, Ктесфон, наверное, отнес бы его на совесть Тот-Амона. Колдун вполне мог умертвить ненавистную наследницу, однако сделал бы это тайно, посредством яда, сглаза или своих нечестивых чар, а не так вызывающе жестоко и дерзко, как это привыкла делать Тхутмертари. И потом, он слишком напуган угрозой собственной жизни здесь и сейчас, чтобы думать о сохранении своей власти когда-то после Ктесфона. Как видно, Тот-Амон даже не радуется гибели Рамины, ибо понимает: следующим в списке жертв Тхутмертари может стать он сам…
