Хелен застенчиво опустила голову. «Боже, как долго я отсутствовала?»

«Достаточно долго, чтобы я успела прибрать в сарае. И приготовить лазанью. Я, правда, сама не пробовала, она еще в духовке».

«Ого. – Хелен глубоко вдохнула, отодвинулась и села, серьезно глядя Никки в глаза. – На самом деле тебе не нравится, когда я сбегаю, так ведь? Независимо от того, вернусь я или нет».

Никки знала, что должна быть очень аккуратной с этой темой, особенно в свете последних событий. «Временами я слишком сильно волнуюсь, когда ты уходишь, Хелен. Все потому, что я не знаю где ты, и что с тобой происходит. Но я начинаю понимать, что тебе это необходимо, чтобы собраться с мыслями. И дело необязательно во мне или в наших отношениях».

«Так и есть… – Хелен прервалась и когда продолжила говорить, ее голос был таким тихим, что Никки пришлось напрячь слух. – В детстве это был единственно возможный способ жить. Когда мама заболела… и после…, когда становилось слишком тяжело, я просто уходила. Бродила по холмам, гуляла по лесу. Если я оставалась, то все, что он говорил, было таким… таким обидным и болезненным. – Она подняла глаза, и в них стояли слезы. – И временами я говорю абсолютно так же».

Никки отпустила дыхание, только сейчас осознав, что не дышала все это время. «Ох… слушай…». Она колебалась, зная, что должна ради разнообразия сказать хоть что-то уместное, и очень надеялась, что сумеет подобрать нужные слова. «Я люблю тебя. Это значит, что я люблю тебя достаточно, чтобы отпускать и радоваться твоему возвращению… каждый раз».

Хелен переполнило облегчение. Она закрыла глаза и потянулась к Никки, ища поддержки в ее объятиях. В кои-то веки язык не подвел Никки, и она подумала, что если постарается, в итоге станет сносно разбираться во всех этих сентиментальностях. Она тихонько сжала Хелен и чуть толкнула ее локтем. «Двигай, лазанья уже наверняка готова».

Войдя на кухню, Никки взяла прихватки и вытащила из духовки противень. Она ощутила аромат сыра и томатного соуса и внезапно поняла, что невероятно проголодалась. По большому счету она была вегетарианкой, хотя в ее рационе остались яйца и сыр. Мясо она не ела совсем, так что надеялась, что Хелен не будет очень уж сильно скучать по мясным блюдам.

Стол был полностью сервирован, горели свечи, а в маленькой вазе стояла красная роза. Хелен села и осматривалась с таким выражением на лице, которое Никки не могла точно определить. «Что ты затеяла?»

Никки пожала плечами, поставила противень на подставку и начала нарезать лазанью. «Просто мы еще не отмечали твой выход на работу. И мне захотелось сделать что-нибудь особенное. Тем более после того, как я охренительно облажалась сегодня днем».

«Никки, – начала Хелен и замолчала, подыскивая слова. – Это только моя вина. Начнем с того, что я должна была сказать, что потеряла письмо. Тогда все, что произошло после того, как ты нашла его, просто не случилось бы». Она перевела дыхание и продолжила: «Я не сказала об этом, потому что мне было ужасно стыдно, что могла потерять что-то настолько ценное».

«Все в порядке, Хелен, – сказала Никки и села напротив. – Мне кажется, все дело в том, что мы до сих пор толком не говорили друг с другом. Мы что-то обсуждаем, шутим, смеемся, занимаемся любовью. Но этого недостаточно». Она дождалась, пока Хелен положит себе порцию лазаньи, и наполнила свою тарелку. «Проблема в том, что мы на самом деле все еще не знаем друг друга. Мы только думаем, что знаем». Она какое-то время уделила еде, прежде чем продолжить разговор. «Я знаю твою любимую книгу, но не знаю, почему «Мир Софии» так тебе нравится. Я знаю, какой сорт кофе ты любишь, но до сих пор не знаю, что ты чувствовала, когда Зандра умерла от опухоли в мозге. И я точно знаю, что если поцеловать тебя в определенном месте на правой стороне шеи, тебя это заводит. Но я понятия не имею почему, когда я иногда просыпаюсь ночью, нахожу тебя в слезах».

Хелен смотрела в тарелку, ее голос был мягким, и словно бы даже нерешительным. «Мне нравится «Мир Софии», потому что когда я прочла ее впервые, многое в жизни внезапно обрело смысл. Когда умерла Зандра, я почувствовала себя полностью опустошенной. Я даже не смогла придти на мемориальную службу, потому что винила во всем себя. Мы подвели ее, Никки. Я подвела ее. Если бы ей предоставили хоть сколько-нибудь сносную медицинскую помощь… – Она прервалась и сделала глубокий вдох. – Я иногда плачу ночами, когда смотрю на тебя, лежащую рядом. Я так сильно люблю тебя, что мне трудно поверить в то, что ты на самом деле здесь, со мной».

Она подняла голову, и в ее зеленых глазах блеснуло любопытство, когда они встретились с глазами Никки. «Я знаю, что ты вегетарианка, но не знаю, принципиальный ли это взгляд на жизнь, или тебе просто не нравится вкус. Я знаю, что ты была с Тришей девять лет, но по случайно услышанным в клубе сплетням мне стало известно, что многие женщины хранят более чем нежные воспоминания о тебе. И я знаю, что ты просыпаешься ночами из-за кошмаров. Но ты никогда не говоришь, что именно тебе снилось. Ты только крепче прижимаешь меня к себе, как будто боишься отпустить».

Никки набила полный рот лазаньи, хватаясь за возможность обдумать вопросы и найти правильные слова. «Это принципиальный взгляд. То, что я не ем мясо. – В конце концов, сказала она. – Ты знаешь, как его подготавливают к продаже?»

Хелен приподняла бровь. «Я родом из фермерской деревушки, Никки».

«Я не говорю о свежем мясе с фермы. Я говорю о большом скотобойном бизнесе».

«Мне очень жаль, милая, но есть отбивные из ягненка я не перестану, какой бы страшной ни была история, которую ты мне собираешься рассказать».

Никки посмотрела на нее, явно забавляясь над такими знакомыми нотками упрямства в ее голосе. «До Триши я была молодой и глупой. – Продолжила она. – Меня считали этаким «игроком» в нашем сообществе. И вот когда я начала просыпаться с женщинами, чьих имен даже не могла вспомнить наутро, поняла, что пора повзрослеть и остепениться. К счастью, Триша появилась очень вовремя».

«И после этого ты ревновала меня к тем немногим мужчинам, которые были в моей жизни?»

Никки не посчитала нужным ответить на это. «И последнее. Обычно мне снится, что я заперта в маленьком помещении, зная, что тебе больно, а я ничего не могу с этим поделать. Вот тогда я просыпаюсь и вижу, что ты плачешь. Все, что я могу сделать в этот момент, это обнять тебя, потому что боюсь того, что ты можешь ответить, если буду задавать вопросы».

Хелен внимательно посмотрела на нее. «Ты не должна бояться спрашивать меня о чем-либо. Никогда».

«Хорошо». За разговорами ужин пролетел незаметно. Никки даже не смогла вспомнить, был ли он вкусным. Она глянула на часы, которые тихонько тикали на стене над раковиной. «Пора закругляться. Тебе рано вставать».

Хелен проследила за ее взглядом и нахмурилась. «Всего-то половина девятого, Никки. Мне на сон нужно семь часов, да и кто знает, сколько раз в своей жизни я обходилась гораздо меньшим».

«Я подумала, что даже если мы отправимся в постель сейчас, то, возможно, тебе и придется обойтись меньшим», – сказала Никки, прищурившись.

«Ого, – Хелен подмигнула и понимающе улыбнулась. – Подумать только!»

«К тому же, мы, скорее всего, не увидимся несколько дней».

Ее улыбка слегка угасла от этих слов, но при взгляде на Никки выражение лица Хелен стало более нежным. Она подмигнула в ответ, и они без лишних слов начали готовиться ко сну. Пока Никки прибирала на кухне, точнее сказать убирала остатки еды в холодильник и складывала тарелки в посудомойку, Хелен собрала в гостиной все документы и засунула их в портфель. Она уже полностью разделась и улеглась под одеяло, когда Никки, наконец, выключила везде свет и проследовала в спальню.

Никки остановилась в дверях и оглядела закутавшуюся в простыни Хелен. В спальне горела пара свеч и то, как она выглядела в их мерцающем свете, стоило того, чтобы рассмотреть как можно лучше.

«Чего ты ждешь?» – осипшим от возбуждения голосом нетерпеливо спросила Хелен.