— Но ведь автором манускрипта может быть не сам путешественник, а его друг, который знает, как тот сюда попал и хочет помочь ему выжить в этом примитивном столетии. К сожалению, у путешественника лихорадка, и друг беспокоится за его рассудок, боится, что тот сойдет с ума, станет опасен для окружающих. Вот он и шлет сигнал в будущее.

В теории Сейджхорна была убийственная логика. В минуту слабости Фрэнк, пожалуй, мог бы воспользоваться этой логикой. Он поднял голову и взглянул на звезды. Одна из них сияла очень ярко, но он-то знал, что свет пошел от этой звезды тысячи лет назад. Да и самой звезды, скорее всего, давно уж нет. Впрочем, иной раз многого лучше и не знать, храня веру в вечность мироздания.

— Даже поверив в вашу теорию, я не смог бы поместить эту коробочку в капсулу. Туда ничего больше не может войти.

— А ты засунь как-нибудь. Или что-то вынь, а ее вложи.

— Вынуть?! Ради какой-то незрелой теории?

— Я сеятель капсул времени. Я сеял их прошедшие двадцать лет. И теория моя не такая уж… незрелая.

Фрэнк, сам не зная отчего, почувствовал разочарование.

— Так значит, вам уже не впервой?..

— Нет-нет, сынок. Боюсь, что нет. — Он нахмурился, однако тут же лицо его просветлело. — Но твоя капсула должна сохраниться. Так же, как и та, которую "Нотингейл Корпорейшн" зарыла в шестьдесят третьем. Только, — и он метнул взгляд в сторону, — она, вероятно, никогда не будет найдена.

— Значит, вы проверяете вашу теорию на протяжении последних двадцати лет, и она ни разу не подтвердилась?

— Капсула — штука хитрая. Некоторые из капсул будут выкопаны лет через сто-двести. Гораздо раньше, чем наступит век путешествия во времени.

Фрэнку стало жаль старого безумца. Двадцать лет! Интересно, много ли он за это время "насеял" капсул?! Фрэнк не мог не хмыкнуть при мысли о будущих ученых, целым коллективом почесывающих головы при этом "открытии".

— Я бы хотел только одного: быть рядом с теми, кто откроет капсулу и найдет одно из ваших посланий.

— Раньше следующего века это вряд ли произойдет. Конечно, вначале они могут не поверить так же, как и ты.

Фрэнк в притворном удивлении поднял брови.

— Но когда они обнаружат, что вторая, третья, четвертая… — Он замолк и повел рукой, словно показывая, сколько их было, — когда они увидят, что почти каждая из этих продолговатых капсул, захороненных в двадцатом столетии, содержит в себе одно и то же послание, им будет о чем задуматься.

— И вы, конечно, на это рассчитываете?

Сейджхорн уверенно кивнул.

— Точно. Это такая тайна, из которой возникают легенды и мифы. Если мои капсулы времени не сохранятся несколько столетий, то уж одна-две удивительные легенды — наверняка сохранятся.

Выдумка была слишком хороша, чтобы Фрэнк так вот сразу мог от нее отказаться. В ней присутствовали неотразимая логика и определенная глубина. И вдруг до Фрэнка дошло, что его собеседник обладает столь же необузданным воображением, как и его собственное. Это же его друг по несчастью! Не станет ли и он сам лет через тридцать таким же точно стариком, безнадежным мечтателем, одержимым всякими невероятными идеями?

Он машинально взял у Сейджхорна коробочку и в задумчивости начал ее вертеть и пытаться открыть.

— Она запечатана, — сказал Сейджхорн.

— Почему?

— Мера предосторожности. Манускрипт помещен в вакуум.

— Да ну?

Фрэнк снова повертел коробочку в руках. На ней, как на новом садовом инвентаре, был тонкий масляный слой. Фрэнк положил коробочку на землю.

— Интересно бы прочесть, что там у вас написано.

— Самое существенное в манускрипте — время и место нахождения. Подробное описание сбитого с толку путешественника во времени, оставшегося в нашем столетии. Как бы то ни было, я обещаю доставить моего друга в точный день и час в определенное место, где у него будет шанс на спасение. Точное время и место, учти это. Поэтому, когда сообщение будет получено, некоторые путешественники окажутся в кабачке "Рейвен Хилл".

— В кабачке?

— Ну да, там я как раз буду в пять пополудни через неделю, если считать с пятницы. В послании я описал свои приметы. И если мой план сработает, некоторые настоящие путешественники смогут там со мной встретиться.

— И вы таким образом докажете, что они существуют?

— Точно!

Фрэнк поднес чашку с остатками кофе к губам и взглянул на Сейджхорна. Пока что он пожертвовал своими наблюдениями ради подтверждения теории. Теория выдержала, а вот как, интересно, сам старик? Трудно сказать определенно. В лице его и голосе что-то изменилось, а может, у него просто воображение разыгралось? Впрочем, иногда лучше не знать, в чем суть фокуса.

Но вопросы продолжали возникать. Кто этот старик? Откуда он? Чудак он или гений? Внешность еще ни о чем не говорит, у него острый ум, в тупик его не загонишь. Фрэнк чуть выждал и резко спросил:

— Зачем?

— Что зачем?

— Зачем вы потратили двадцать лет?..

И вдруг его осенило. К чему весь этот долгий разговор, если они так и не нашли общего языка? Эта мысль на мгновение оглушила его. Неужели реальность обогнала в конечном счете его воображение? Неужели он упустил что-то важное?

Это ему нужно было знать наверняка.

— Ладно, мистер Сейджхорн, — сказал Фрэнк, кашлянув. — Вы меня уговорили.

Сейджхорн улыбнулся, потрепал по холке собаку и поднял свою чашку, будто хотел произнести тост.

— У меня возникла одна мысль, — сказал Фрэнк, подавляя смущение и присоединяясь к тосту. Он отпил кофе и поставил чашку рядом с огнем. — Не знаю, как я об этом раньше не подумал.

— О чем?

Закинув руки за голову и опершись спиной на рюкзак, Фрэнк смотрел на мерцающие звезды. Время отшлифовало их, и они весело блестели в темноте. Некоторые даже подмигивали ему.

— Допустим, действительно был такой путешественник, застрявший в этом столетии. Допустим также, что капсула времени — единственная для него возможность послать сообщение в будущее. И тут возникает вопрос. — Он обернулся к Сейджхорну: каким образом этому несчастному удастся убедить кого-либо вложить послание в капсулу?

Сейджхорн пожал плечами, но от Фрэнка не укрылся лукавый огонек, блеснувший в его глазах.

— Да уж верно найдет какой-нибудь способ, — хитро прищурившись, сказал он.

Она шла к моему столику через весь зал отдыха летного состава, переполненный в этот час, и в руках у нее была чашка чаю. Меня словно обожгло, внезапно я ощутил сумасшедшее желание укусить эту нежнейшую шею, чуть выступавшую из-под тяжелого алюминиевого воротника. Скафандр космического пилота потрясающе облегал ее фигурку. Может и дело-то все было в том, как подрагивали на ней все эти штучки — трубочки, проводки и прочая дребедень, когда она подходила ко мне сквозь толпу. У нас, у пилотов, небрежная такая походочка — обычное дело, а тут женщина.

— Вы капитан Суареш?

— Ну да. Друзья зовут меня…

— Знаю. Панчо.

— Именно. Хочу надеяться, что вы тоже принадлежите к числу моих друзей.

Сказал это и взглянул на себя со стороны: ни дать, ни взять, щенок, завилявший от радости хвостом. Всякого я повидал, но такого, доложу вам, со мной не бывало. И мне показалось тогда, что с ней творится то же самое. Она смотрела на меня во все глаза, позабыв о чае, который давно остыл.

— Готов об заклад биться, что мы с вами до сих пор не встречались, на что уж я рассеянная личность, но…

— Я от вашего приятеля Аруниса Питтмана. Мы вместе работали на полярной станции. Он советовал мне отыскать вас, если доведется попасть в Уэст Лимб. Он так расхвалил вас и, между прочим, сказал, что скорее всего вы предложите мне развлечься.